I Привычка ни к чему не привыкать – единственный порок живого сердца. Река несёт. По курсу – перекат. Порог. Он болевой. Замри – и целься… I I По Цельсию – все тридцать шесть и шесть. По Бродскому – держись, качнувшись влево. По совести – влачить благую весть, на ощупь отличая хлеб от плевел... I I I Итака ждёт тебя, о, Одиссей. Всё выше волны – значит, близок берег. Меж небом и водою всё тесней тебе – как слову в левом подреберье... I V …Но теснота в привычной скорлупе становится в конце невыносима, и пьяные по горло сны и зимы подкатывают комом к горлу: Пе… [em]30.08, 05.09.2007[/em]

«Na vash balans postupilo…» и дальше цифры – столько-то счастья и чьи-то долги, кажется. Стою, балансирую, шаг не ступить на цыпочках: мешает душа со смещённым центром тяжести… [em]13.06.2007[/em]

Стрижи стригут купоны в синеве. Воробушки купаются в пыли. Чадят жаровни. Я взгляд вздымаю с дымом снизу вверх и в небе вижу Берингов пролив: карниз – и кровля. Москва увлечена сама собой. Ребёнок, потерявшийся в углу. Игла в затылке. И небо этикеткой "Лёвенброй" стекло по запотелому... по пустотелому стеклу бутылки... [em]28.05.2007[/em]

Здесь ночи белей, чем в Питере, и снег снежней, чем в Москве. В сумерках нашей обители вторые сутки – свет. Смяты. Сняты. Застираны. И рот кислородом изрыт. Нежность. Не страсти шекспировы. Всё... Назад. На взлёт. Навзрыд. [em]17-18.05.2007[/em]

В беспамятстве уездного вина такая, брат, тоска, такая сила! А в лужах отражается весна, ультрамариново-невыносима. И день – до дна, до донца. На Донце шуршит шуга, и бабы примеряют сарафаны, трещащие на бёдрах, берегах, и принимают солнечные ванны. Как плоть туга! Так духом наливаются тела, пасхальным перезвоном и кагором… Битлы поют про «all you need is love», и в такт кивает грозный Иегова, сиречь Аллах. [em]март 2007[/em]

Они приходят на работу приначепуренные в полный рост. Будто замуж. Независимо от того, уже, или ещё. Они принимают корпоративные комплименты и аплодисменты, отвечая самыми обворожительными своими улыбками. Они, затраханные дежурными поздравлениями, дежурно, не сразу, кивают утомлённой головой за рулём, за прилавком или за стойкой рисепшн. Они вызволяют из офисов, из сортиров счастливых своих защитников, надежду и опору, подставляя им локти, плечи и прочие прелести, лишь бы те не упали в мартовскую хлябь. Они едут домой, прижимая к груди бесполезные, без запаха, хрустящие атрибуты мужского внимания. Ревниво и затравленно озираясь: а у кого лучше и дороже, и ваще. Вотще. Они встречают дома, а чаще в дом, мужей в состоянии коньяка и прочих мужских услад. Они разогревают ужин и чувствуют себя королевами хлева. В крайнем случае, приюта для королев. Они засыпают рядом с телом, производящим впечатление мужа. Но очень абстрактного.

[em]Ем барабульку, за окном золотой рог, бакланов тьма, красота) Н.Осташева, 24.02.2007 17:54:07[/em] Бакланова тьма Истанбула. Огни над водой. В проулках кромешного гула, один на один, – вселенская вязь, Византия, American boy, фальцеты царьградских витий, и святой Константин на дальнем погосте. А в поле, за чёрным забором, – подплавленный снег. Прогоркло курлыкает ворон над вором седым… Жуёт недоеденный кем-то по осени снек, и цедит хабарики «Кента», и смотрит на дым хмельной дядя Костя. [em]24–25.02.2007[/em]

Рейс отменяется. Ждите у моря по… Годы берут своё – и чужое берут. Аэропорт пустеет. Становится пох… И тут – в зал ожидания счастья входит Бог. [em]21.02.2007[/em]

Снег всю ночь. Где ты? В месте, где было ребро, фантомная боль. [em]07.02.2007[/em]

Ты болишь во мне. Не пойму: то ли сломанное ребро, то ли не сломленное сердце... [em]05.02.2007 [/em]

Когда душа трещит по швам, чертя на теле рваный шрам, к чертям красивость посылаю слога. Когда судьба по швам трещит, цежу сквозь зубы «fuckin’ shit»… и благодарно вспоминаю Бога. [em]30.01.2007[/em]

Гвоздики, розы, хризантемы прекрасны. Не нужны. Вполголоса. Умолкли. Немы. И крышка у стены. [em]24.12.2006[/em]

Здравствуй, мой снег, мы не виделись целую жизнь. Где пропадал ты, когда я родился сызнова? Не объясняй. Ты, наверно, устал. Ложись. Землю прикрой: ненадёжное платьице – изморозь. Помнишь – в конце предыдущей ты тоже кружил под фонарями и тихо падал на плечи нам и на ресницы. Под ними… Ах, полно, лежи. Ты не увидишь их боле. Любовью отмечены, старые улочки помнят наши шаги… нет, не любовью ещё, но предчувствием большего. Нас приручив, ты, пожалуйста, нас береги. Нам пережить тебя надо бы, снеже мой… Боже мой… [em]19.12.2006[/em]

1. Мятая пачка. Драный блокнот. Битый аттачмент. Пустое окно. Белые пиксели – майя, эрзац снегопада. Клавиши плавятся. Снизу стучат палкой – не пальцами. Снег на плечах – это побелка. Родные, так надо, так надо… 2. Кто здесь дежурный по декабрю? Выйди-ка (чур меня) – морду набью! Видишь – набухли, зелёные, на удивлённых... Каждому времени – знайсвойшесток. Страсти по снегу. Нелепейший рок. Ночь. Я сминаю белёные тайдом пелёны… 16–17.12.2006

Декабрь и думать не желал о сне и снеге. Окно. Бессонница. Зола – и запах снеди позавчерашней. У зимы черны пробелы. И счастье, взятое взаймы, уже пропело «кукареку». Вот за окном зажглись окошки. В углу посапывает гном, и Винки-крошка давно задул свою свечу. И, в энном графстве, за тридевять, – сижу, молчу, сгораю... Здравствуй! [em]07.12.2006[/em]

Дрожащими пальцами вскрою пачку на влажном ветру перемен. Сегодня я канувший, я пропащий, сегодня я глуп и нем. Сегодня Иван я, родства не помню, и совесть моя чиста, как лист А4, как место камня за пазухой у Христа. Подайте, кто может, что вам не гоже, а лучше учите жить. Я наг, я Нагайна, я сбросил кожу под ноги судьбы и лжи. [em]03-05.12.2006[/em]

Примерь-ка пояс часовой на пару суток ближе к Гринвичу. Там, за Уралом, Чусовой, блестит на солнце медный гривенничек среди лесов – и сам в лесах, где маляры со штукатурами ровняют след от колеса большой истории; с прокуренными корридодорами контор и с невозможными вельможами; где небо ночью, как янтарь – над куполами обезбоженными… . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . Там двор мой утлый. Воробьё весной на веточках беснуется. Там бьётся сердце. Сердце бьёт рекорды, рёбра… Образумиться бы… [em]22–25.11.2006[/em]

Янтарь имеет свойство сниться, когда заснежена столица, текут ресницы, сапоги… Ты только сам себе не лги, что всё, быть может, по-другому, и шарик наш такой огромный, и Омь не встретит Иртыша… Остановиться. Не дыша глядеть, глядеть в чужие окна и, окончательно промокнув, с июльским вечером, горя, спуститься в погреб ноября, и охлаждать в ладонях водку, себя судьбе отдав на откуп... Повесить куртку на крючок и – молчок. [em]11-12.11.2006[/em]

1 Сосновой осени послушны наши сны. В кострах сгорают сентябри, и пахнет пахотой. И солнце сонное ползёт во тьму из тьмы, роняя капельки последней, летней, патоки. И – до весны... 2 А у метро не тронет струны гитарист, доверив ветру прикоснуться флажолетово, и фиолетовым закрасит сверху вниз и дом, и вечер, и любовь свою отпетую, и падший лист. 3 И станет холодно. Но он здесь ни при чём: его душа снежинкой лёгкой в небе мечется. И будет стол и горький чай. Как горячо... А после – каждый отопрёт калитку вечности своим ключом. [em]09.2005, 09.2006[/em]

У счастья тысячи причин не снизойти, не состояться, и сколько правды ни ищи в улыбке горестной паяца, едва ль увидишь глубину в его мимических морщинах. Вот чёрствый пряник. Новый кнут. И стойкий запах керосина. [em]16.05.2006[/em]