Отец родительским охвачен упоеньем, Порою чад своих карает за проказы, Так ювелир искусный с истым вдохновеньем, Гранит, шлифует, совершенствует алмазы. Другому мастеру привычней делать стразы, "Характером" слабей, но столько же сиянья, Вполне годятся на гламурные показы, Где ценна видимость, эрзац от содержанья. Живая плоть детей, как поле приложенья, Усильям мастера, что цель себе поставил, Чтоб жизнь достойное имела продолженье, Переживанием не мучься, что заставил. Ты цель определи и следуй к цели свято, Упорного успех вознаградит когда-то.

Кабы знали вы как я прекрасен, А внутри лишь одно совершенство, Может, лик для кого-то ужасен, Но душа всем дарует блаженство. Я и добрый, я и справедливый, Похвалю и поглажу макушку, Дам совет, коль юнец ты сопливый, С умудренным же, за друг-подружку. Я открыт пред тобою читатель, В ожидании стих мой томится, Я оценки твоей получатель, Похвали, и не надо жидиться.

Сейчас пустое дело вспоминать, Как меж годов вилась моя дорога, О синяках и шишках горевать, Которых сыпалось довольно много. Теперь уж две, иль десять, все равно, Мне "белых шуб" еще сносить осталось, И в море бед терзает лишь одно, Чтоб расставанье дольше не являлось. Всего одна забота гложет грудь, Была б ты рядом до того порога, Когда с плеча отринув тяжкий груз, Вдаль уведет последняя дорога. Но, как, не просто скинув тяжесть с плеч, Помочь, тебя избавить от заботы, Чтоб жизнь твоя могла спокойно течь, Моей любви вкушала, чтоб, щедроты. Но, на поверку выбор не богат, Судьба не предлагает мне простора, Погрезил, помечтал, теперь назад, Не отвести от тягот быта взора. Туда, назад, под надоевший гнет, Что милых глаз способен блеск истаить, Под груз всеежевсяческих забот, Себя, твоим хранителем поставить. Ну, а иначе, чем же я смогу, Когда предстам пред высшим трибуналом, Хоть частью оправдаться за грехи, Которых в жизни сделано немало. С теченьем лет все ближе небеса, Но памят

Я, против всяческих сражений, Пусть даже если машут словом, Нет, не боюсь я поражений, Мне это действие не ново. И не составит затрудненья, Хоть наголо обрить словами, Но не коплю я вдохновенья, Покрасоваться перед вами. Бросаю свой призыв на ветер, Дай бог под ворота не сдует, Да и порыв вполне мой светел, - Пусть каждый, словом всех целует! За зиму витамин растрачен, Система нервов ослабела, Народец комплексом охвачен, Поэт! Тебе приспело дело. Из слов сотки платок целебный, Лечить весеннюю простуду, Читателю мотив волшебный, И я, петь вместе с вами буду. Давайте дружно, клава к клаве, Завалим интернет строками, Не будем думать мы о славе, Украсим стих Весны шелками. Пусть наш читатель улыбнется, А значит, и грубить не станет, Так, если каждый напряжется, Быть может, благодать настанет. С весной читатель мой любезный, Забудь минувшие ненастья, Начни свой путь не бесполезный, Нам пожелай в работе счастья.

Попробуй полюбить – себя, Нет, не богатства пожелать, А сердце к ближним обратя, Им, по частям его раздать. Легко, вас любящих любить, Плывя в потоке их страстей, Попробуй душу приоткрыть, Для злых и чуждых вам гостей. Когда ваш взгляд закроет рот, Хулу готовый изрыгнуть, Когда словесный оборот, Удару ограничит путь. Тогда, пришла пора любить, Любым оторванным клочком, Не понятым не страшно быть, Ужасно проскочить бочком. Не сожалей раздав себя, Большой любви размножен след, Пусть в мире больше нет тебя, Но, есть тобой зажженный свет!

I – Оригинал. Vraiment, c'est bête, ces églises des villages Où quinze laids marmots encrassant les piliers Écoutent, grasseyant les divins babillages, Un noir grotesque dont fermentent les souliers: Mais le soleil éveille, à travers des feuillages, Les vieilles couleurs des vitraux irréguliers. La pierre sent toujours la terre maternelle. Vous verrez des monceaux de ces cailloux terreux Dans la campagne en rut qui frémit solennelle Portant près des blés lourds, dans les sentiers ocreux, Ces arbrisseaux brûlés où bleuit la prunelle, Des nœuds de mûriers noirs et de rosiers fuireux. Tous les cent ans on rend ces granges respectable Par un badigeon d'eau bleue et de lait caillé: Si des mysticités grotesques sont notables Près de la Notre-Dame ou du Saint empaillé, Des mouches sentant bon l'auberge et les étables Se gorgent de cire au plancher ensoleillé. L'enfant se doit surtout à la maison, famille Des soins naïfs, des bons travaux abrutissants; Ils sortent, oubliant que la peau l

Ах, как она мила, загадочна, воздушна, Легчайшего из бризов, легче, девы поступь, На что не бросит взгляд, все радо быть послушно, С мечтой, найти щекой, кудрей атласных россыпь. Небесных зорь парад, ее красы не краше, Восторженному взору холодно доступна, Но красоты своей стоит она на страже, И на случайный блеск посулов неподкупна. Головка чудная заботами полна, На правильной тропе силок поставить свой, Охотница трофей здесь получить должна, Чтоб в доме утвердить достаток и покой. Своих лишь помыслов и замыслов во власти, Устремлена к тому, кто только лишь подходит, Границы жесткие отведены для страсти, Охотницы рукой, расчет холодный водит. Замрет охотница, он близок, он прекрасен, Вполне подходит красоте ее под стать, Но в рабство угодить, он должен быть согласен, Чтоб рядом быть, и сметь, подол ей целовать. Еще не знает он, что избран чаровницей, Чтоб проводить ее под кроны райских кущ, Ну, может быть не кущ, умерим пыл амбиций, В ее достойный дом, избранник где могущ. Но д

Ты ноченька прости поэта моего, Ночами с Музою ему милей общаться, Когда всем ночь дана, восторгам отдаваться, Он в словоблудии шлифует мастерство. В пиитике погряз и плоть не для него, С катреном и пером нет мочи расставаться, Согласен, что в таком прискорбно сознаваться, Чтож, виноват, сей грех, не чужд для самого. Полуночной порой, как суета смирится, Как Муза шевельнет крылами вдохновенья, Так сладко и привычно мне за стол садиться. И сквозь канву строки продернуть мысль стремиться, Уверенно писать, творить стихотворенья, Всем тем, кто оценить их может – посвящая. 09.03.2011

Зачем ценить питье мы начинаем, Когда его осталось так не много, А чаша жизни полная когда-то, Нам дно явить, готова равнодушно. Хоть было время, через край потоки, Плескали безудержно и радушно, Бурля и пенясь радостями жизни, Не огранича нас по жизни строго. Казалось, водопад не иссякаем, И вечна будет к празднику дорога, Но рок судил иначе, все конечно, А под луною все ему послушно. Пусть не по капле, мелкими глотками, Нектар еще вкушаем простодушно, Однако, чаша быстро иссякает, И перспектива горестно убога. Прошла пора восторгов и иллюзий, Уж послефкусье нас былое греет, Сродни углям потухшего кострища, На судеб угасание взирая, Как слабнут чресла, сердце остывает, Но разум возразить уже не смеет. Еще живут в душе воспоминания, Про то, каким теплом от девы веет, Но минул час благих воспоминаний, Катится, забытье, следы стирая, Прощай мой кубок некогда обильный, Глоток последний, дальше – тишина-а.

ОНА Распласталось тело бездыханное, руки-крылья, не взлетают больше. Горе навалилось несказанное, что мечты не сбытой ранит горше. Видно зря тебе любовь доверила. Все стремилась в небеса высокие. Значит, я не тем рукам поверила, в трудности покинули жестокие. Не стремилась быть рукам обузою, не держать, поддерживать довольно. Я готова быть врачом и Музою, вдохновлять и врачевать где больно. Мне лишь теплых рук твоих касание, в миг, когда я устремляюсь к небу, за тебя исполнить покаяние, для тебя благословеньем к Фебу. Мне глаза любовь бездумно застила, раз в тебе измены не заметила. Не любви искал ты, сладострастия, я же целомудрием ответила. Не пришло ко времени наитие, не случилось чудо долгожданное. Очень ординарное событие, распласталось тело бездыханное. ОН Распласталось тело бездыханное, руки-крылья, не взлетают больше. Горе навалилось несказанное, что мечты не сбытой ранит горше. Видно зря т

Полсотые. Эпоха громких дел, . обвал событий, . впечатлений масса. Я старше стал, . в быту поднаторел, . начну рассказ от первого "а" класса. В урочный час был в школу приведен, . мужскую, . пацаны учились без девчонок. Мог сразу во второй быть класс определен, . отец не дал, . у нас не любят просвещенных. Потом пришла весна умытая слезами, . рыдала вся страна, . Ушел Родной Отец. Не знаю про других, . смеялся кто едва ли, . но я ревел, . казалось все, . конец. Мне Сталин был, . как вроде бы Христос, . в обоих веровал, . жизнь просто заставляла. Днем школа, . сталинцем там каждый рос, . а бабка вечером, . Христа преподавала. Не вдруг мальцу науку превозмочь, . про злых врагов, . вчерашних генералов. То косо посмотреть на их портрет не мочь, . а-то, .

Сороковых не помню, разве только край, когда от карточек зависимость отпала. Подумалось тогда, пришел на Землю Рай, житуха расцветет, поем конфет и сала. Отец-Герой вернулся, сидор да погоны. А для меня, какой-то дядька не знакомый. Тогда, впервые подержал в руках патроны, и накрепко познал портянок дух весомый. Мечте ребяческой не привелось случиться. Был в дефиците хлеб, похлебка мимо плошки. Еще для школы мал, чтоб грамоте учиться, но числа познавал, цифирью на ладошке. Ах, очередь, толчок, отдельному рассказу. Ее понять, лишь личным опытом возможно. Кто дверь лабаза, ночь, не подпирал ни разу, того, про нас, судить, просил бы осторожно.

Беда в былое обращает взор, Прости мой предок, но пойми заботу, Мою Россию взял за горло вор, Пишу я панегирик Патриоту. Да славен будь ты под холмом могильным, Твой подвиг оценен вполне достойно, И швед, и немец, и француз всесильный, Уснуть не смели при тебе спокойно. Сейчас злодейству всякому вольгота, Твоих потомков, раз на тьму осталось, От прочих всех подкатывает рвота, Врагов не надо, от своих досталось. Коль Русь тебе как прежде дорога, Восстань Герой и порази врага.

На ложе смертное воздет я в час урочный, Зрю годы, что в забавах споро пронеслись, Вступая на стезю младенцем беспорочным, К расчету старцем прибыл зря прожившим жизнь. . Дитем и отроком не влекся к добру нраву, Взрастая, сам любил и девами примечен, Без всяких мер вкушал любовную забаву, И в этом тщании был многожды беспечен. При зрелости пришли и честь моя и слава, Богатство всех довольств дарило непреложно, Но, потекла по жилам старости отрава, Стенай, но обороть такое не возможно. Возрос, себя познал, в конце покоя чаю, За младости грехи бесславьем отвечаю.

Чиновник, сын внебрачный Сатаны. Крепка твоя рука на горле ближних. И хоть пред Богом вроде все равны, Ты всех рАвнее, воспаря от нижних. Начальник, ты гордыней обуян. Взлетел, случайным ветром занесенный, На головы всех прочих россиян, Отца рукою властью наделенный. Ты быстро ту науку превозмог, Что учит выворачивать карманы. От состраданья к людям ты далек, Лишь в грабеже твои старанья рьяны. Я не рискну цитировать поэта, Про грозного судью вам палачи. Однако, не минует кара эта, Сколь папа козлоногий не ловчи. Уж близок день, когда на лобном месте, К секире будет очередь стоять. На площадь соберут воров всех вместе, Чтоб честь вам от народа оказать. Пока еще сухи твои штаны, Беги в чертоги папы Сатаны.

Что есть любовь? Прогулки под луной, Восторги встреч, томленье ожиданий? Иль тот сосуд с неясною судьбой, Где огонек зашелся от мерцаний? Меня любовь накрыла в пик зимы, Снегирь, не соловей вещал про это, Упала, наконец, завеса тьмы, И я обрел живой источник света. И пусть январь для всех начало счета, Мне он времен начало, даже больше, Душе простор открылся для полета, Ее потери нет утраты горше. Любовь? Так это каждому свое, Хоть псом всегда лежать у ног ее.

Подобен я провальному премьеру, Забывшему слова знакомой роли, Рискует он сломать свою карьеру, Я ж погибаю от сердечной боли. Слова не Идут, губы как короста, Не потому, что сердце оскудело, Ему при всех стучать так было просто, Тебе ж одной шептать вдруг захотело. Так пусть же этот лист, мольбы ходатай, Сонет моей любви тебе доставит, Любой ответ приму своей расплатой, За стих, что след в душе твоей оставит. Не отвергай, прочти мой крик немой, Я наг душой и чист перед тобой.

Проходит жизнь, годам не скажешь, нет, С тобою я, давно уже не молод, Моя судьба под твой равнять свой след, Всегда со стороны тебя, где дует холод. В твоих глазах стремлюсь я угадать, Каких забот мне предпринять решенья, Как угодить и чем еще воздать, За бывшие когда-то прегрешенья. И ты ко мне навстречу сделай шаг, Сплетутся пусть тесней сердца и руки, Без помощи твоей я бос и наг, Храни себя, не приближай разлуки. Пусть дольше длится унисон сердец, Твое замолкнет – моему конец.

Витии праздные, богинь и нимф певцы, Для дев земных слагаете вы оды, Надежд, мечтаний и восторгов продавцы, Вы им сулите только ясные погоды. Как рыночный торгаш поете вы хвалы, Любой, что вам оплатит вдохновенье, Тогда Хариты, Эвмениды и Мойры, Шагнут с небес для оды сотворенья. Меня высоким штилем не сподобил Бог, А ту, что разожгла во мне огонь поэта, И я б красиво славословить мог, Но выбрал слог обычного сонета. Я не хочу любовь мою хвалить, Я не намерен вам ее дарить.

Мне нет нужды смотреться в зеркала, Я молод всякий час, когда с тобою, Пусть у тебя морщинка пролегла, Себя не вижу рядом я, с другою. Твои глаза замена зеркалам, Лишь в них свое ищу я отраженье, И права этого так просто не отдам, Одной тебе доверено решенье. Твой охранять покой моя задача, Я не ищу другого примененья, Мою любовь ты не пойми иначе, Не разрушай быть рядом наслажденья. Жизнь долгая связала стук сердец, Твое замрет – и моему конец.