Я ей и Царь, и Бог и командир, Она, команда, паства, государство. На общности такой стоит весь мир, Ломать устои – пестовать коварство. Пусть у нее богатств не перечесть, На все, от всех, отличное сужденье. И пусть ей кто-то воскуряет лесть, Но, мне, беспрекословно подчиненье. Библейские заветы не в чести, Такой союз одобрят, но не каждый. Любовь и честь я знаю, как блюсти, Со мною быть – решается однажды. Когда быть первым право сознаешь, В расчет докучный ропот не берешь.

Что вижу я в твоих глазах, стена огня. Там догорает мой портрет, и нет меня. Щекой течет из слез река, плыву в ней я. Я на глазах твоих тону, любовь моя. Зачем ушей в ночной тиши, старания, Когда не слышу твоего, дыхания. Ты сторонишься, не лишусь, сознания, От аромата твоего, вдыхания. Какой недуг настиг тебя, любимая? Ужель измена прорвалась, таимая? Лампада чувств твоих, увы, гасимая? Меня накрыла тьма невыносимая! Перенесу, любую тьму пробьет рассвет, Утихнет боль, я вновь в пути, утраты нет.

Ты, длинная, красивая нога, И я не плох, ну может волосат, Мы вместе двуединый агрегат, Мы циркуль, наша линия строга. Твоя нога рисует красоту, Покуда я даю опору ей, И красота бывает тем длинней, Чем дольше верим мы в одну мечту. Твое касанье легкое листа, Мне как опоре силу придает, Стою, но все же устремлен вперед, Сообразуясь с тем, что хочет Та… Та, без которой жизнь моя пуста, Существованья смысл, все та же Та.

Посвящение. К тридцать первой годовщине со дня смерти В.С.

Наук и знаний высока гора, К вершине той горы не легок путь, Вверх не одна тропинка пролегла, Посильную избрать не позабудь. Одна бежит полога и длинна, Не утомляет, но сдвигает срок, Пока наполнишь голову сполна, Чтоб мудростью воспользоваться мог. Другая, испытанье не для всех, Извилиста, крута и тяжела, Прошедшему почет там и успех, Наука быстро исполнять дела. Пути, пути, пути, всю жизнь пути, Старайся на чужой не забрести.

Сколь странным образом философ изменился, В строениях своих, изгнав с небес эфир, Пока сентенций вещных образ не сложился, Но дух Создателя уж изгоняет мир. Приходится признать, что близок мир к исходу, Когда своей Земли познание презрев, Ученый муж вперяет очи к небосводу, Ища ответ в мирах, Земли не обозрев. Разъята по частям основа мирозданья, Что создано Творцом теряет актуал, Былых единств теперь наукой нет признанья, А новых всех основ ученый не назвал. Муж мудрый, ты признал бег времени в седьмицах, Признай, что перебор надменности на лицах.

Опять обман, ну что ж, перетерплю, Твоё непостоянство не внове, Ведь знаешь, что одну тебя люблю, И не открою сердца я молве. А доброхотов нескончаем хор, Что взор свой на другого отвела. Злорадство в тех словах, а не укор, Довольны, что удар ты нанесла. Не любит счастья косная молва, В чужих глазах сиянье наблюдать, Не должно, коль седая голова, На ветреную юность посягать. Не приземлит молва моей мечты, Хоть своенравна, но со мною ты.

Никто не говорит, что Сталин был хорош, Что радостей людских он щедрый раздаритель. Но почему вокруг нам слышится – Не трожь! Не с ним ли мир узнал, что Русский – Победитель?! Да, правда, тридцать лет терзал страну дурман, Всех тягот и страстей таилось в нем немало. Стране Советов тяжкий путь познанья дан, Давно ушел Отец, но разве лучше стало? Кому-то стало, да, простор для грабежа, В размере, что тогда, вел ровненько до стенки. А нынче, обокрав, вор не спешит бежать, Копает глубоко, берет не только пенки. Когда бы наш герой, знал, что над головой, Висит на Воркуту бесплатная путевка. Быть может аппетит, он придержал бы свой, Ни то не Воркута, а мыльная веревка? Что наруку не чист народец был всегда, Усатый знал большой секрет Полишинеля. Но недра растащить не дал бы никогда, Ума, зарвавшимся, вставлял не канителя То, правда, при Отце, не барствовал народ, Но и сейчас жирует далеко не каждый, Тогда донос бросал несчастных в оборот, Сейчас домой рискуешь не дойти однажды. Направи

Носитель высших чувств, властительный Эрот, В тени смоковниц отдыху отдался, А факел, что дарует смертным чувств полет, Присмотра без, легко доступным стался. Из рощи затаясь взирала стайка нимф, Им от Эрота многие страданья, Одна решилась, чудный факел ухватив, В ручей швырнула пламень воздыханья. Поток вскипел, явив целительства дары, И я лечил там многие недуги, Но все больны любовью Нимфы и Мойры, Все влюбчивы их други и подруги. Пытался я в потоке том любовь лечить, Не пробуйте, чтобы себя не огорчить.

Любовью полон я, но заперты уста, Любовь моя тиха, не терпит суеты, Любви моей сонет, и так услышит та, Любимая, кому и нежность и цветы. Любовных песен громко не пою, шепчу, Любимой внове мне, стихом стелить тропу, Любовным пафосом кичиться не хочу, Любовью не намерен ублажать толпу. Любви ищу ее и приговор любой, Любя восторженно, безропотно приму, Любимым назовет, поманит за собой, Любимой под ноги себя ковром метну. Любовь восторг, любовь судьба, любовь беда, Любовь легко не поддается никогда.

Июнь, суббота, вечер, школьный выпускной, Парнишка голову склонил над фортепьяно, Глаза закрыты, лоб в поту, лицо румяно, Творит он музыку не твердою рукой. Минуло десять лет, как сдвоенный урок, Прощанья горек миг, но школу не забудет, Вплетая в музыку звонок, что сниться, будет, Наш музыкант, стоя пред выбором дорог. Весело-грустный Праздник скоро отшумит, Последний выходной запомнится на годы, Разъедутся друзья в различные погоды, Где каждый будет в чем-то славен, знаменит. Всю ночь по всей стране гуляла молодежь, Вступив на первую ступень ко взрослой жизни, Готовые трудом служить своей Отчизне, И юный музыкант в мечтаниях хорош. Сияющий Бехштейн и бабочка и фрак, Себя представил он на освещенной сцене, Парижская Олимпия, никак не мене, Скрывает слушателей зала чуткий мрак. Такие грезы видел юный пианист, И каждый из друзей в тот тихий час рассветный, Заглядывая вдаль, своей мечте заветной, Был свято верен и открытым сердцем чист. С востока над страной катится новый день, В зенит,

Пока банан свисает прямо в рот, Поди заставь кого ратаить поле. В России эта фрукта не растет, А обленились африканцев боле. Ну не банан, ну крошки со стола, В количестве достаточном нажраться. Как быстро в людях гордость умерла, Готовы за "банан" чуть не отдаться. Слов нет, питаться должен организм. С задачей этой раньше управлялись, Не возрождая рабства атавизм. Простым трудом все блага доставались. Ведь был нормальный северный народ, Пока не укололо в зад иглою. Верхи сожрали нефтебутерброд, Низам отрыжка с каплей нефтяною. Для многих и отрыжка благодать. Халява же, пахать не надо поле! Ну, разве это труд – перепродать? Игла чем толще, радости тем боле. А как жила страна в былые дни! Цехов дымили трубы, не пожары, Лесов, чья участь превратиться в пни, По воле тех, кому и нефти мало. А трубы, так с тех пор и не дымят. Гринпис ликует, зелень в уважухе. Верхам – зеленый нефтебаксопад, Низам – шуршанье крыл навозной мухи.

По Рязанке есть Ильинка, там я жил на даче лето, в памяти всплыла картинка, в светлом детстве было это. Там родители снимали пару комнат и террасу, чтобы дети поднабрали кислородного запасу. Дети - это мои сестры, ну и я, как самый малый, памятки ребенка остры, это я теперь усталый. Перешел в четвертый Саша, Катя перешла в десятый, старшая, Татьяна наша, мучает диплом проклятый. Сестрам лето передышка, сил скопить к концу ученья, только маленький мальчишка черпал меру наслажденья. Все при деле, при заботе, мама много суетится, я один в своей вольготе летом жажду насладиться. Тут клубника и малина, и жасмин свисает к дому, у хозяйки чудо псина просто сказка городскому. А еще, там пруд чудесный, пляж-песочек – загляденье, как завидовал я местным за такое им везенье. Правда, в выходной купаться пацанва не торопилась, в желтой мути бултыхаться, лишь "воскресные" годились. Москвичам бы на природу, скинуть города печали, так в любую непогоду дачники гостей встречали. По террасам и беседкам

Распахнутость души – сомнительная радость, Хоть всем весенним ветрам настежь дверь открыта, Прагматикой сухой гордится нынче младость, Увы, но пенью птиц не одолеть корыта. Увы, но пенью птиц не заменить корыта, В котором через край Сваровски и Версаче, С Карденом на плечах дорога в свет открыта, Приличный человек не должен жить иначе. Приличный человек не должен жить иначе, Он соль родной земли, он нации надежда, Ему коктейль "Беллини", рыбное карпаччо, Для быдла Доширак, из секонд-хенд одежда. Для быдла Доширак, из секонд-хенд одежда, И дяди наверху придумали законы, Чтоб мягонько сидеть им было, как и прежде, Совок забыт, электорат не гегемоны. Совок забыт, электорат не гегемоны.

Посвящается моему другу Стефанову Алексею Николаевичу, командиру танка Т-34, младшему лейтенанту, инвалиду ВОВ, рядовому Герою, внесшему свой малый, но такой необходимый, вклад в Великую Победу. Связь с этим человеком у меня потеряна, но хочется верить, что он все так же бодр каким я его знал в прежние года. С Праздником великой Победы дорогой Товарищ!!! Настоящая поэма явилась естественным продолжением темы, затронутой в очерке "9 мая 1958 года" (http://fabulae.ru/prose_b.php?id=7828).

Не за горами Праздник Победы и на ум мне пришла такая история. Ничего героического, обычная бытовая зарисовка, если бы не ее Герой. Ему сейчас далеко за восемьдесят и мне хочется верить, что он жив и наконец-то Родина воздала ему должное. Я появился на свет в октябре 1944 года, а несколькими месяцами раньше, летом, в ходе операции "Багратион", произошел бой. В этом бою принимала участие тридцатьчетверка Стефанова Алексея Николаевича. На плечах у танкиста была звездочка младшего лейтенанта, на груди одинокий гвардейский знак, лет ему еще не исполнилось восемнадцать и был это для него третий бой. Этот бой для молодого командира был последний, отвоевался танкист. Нет-нет, он остался жив, только, левую ногу он потерял по самое дальше некуда. Осталась культя одиннадцать сантиметров, для протезирования случай весьма не легкий. И вот с этим человеком, в 1957 году, свела меня судьба при переезде на новую квартиру на Ленинский проспект.

Уходим! Когда-то отцы уходили теперь наш черед… Уходим! Нас гавань родная готовит в далекий поход… Уходим! Пусть вымпел, крепчающий ветер над мачтой взовьет… Уходим! Швартовы падут, наш корабль устремится вперед… Но помним! Где пристань возврата, где берег начала начал… Но помним! Как стонет, скрипит под волною родимый причал… Но помним! В каком из краев нашу люльку родитель качал… Но помним! Тот Родины запах, с которым нас Рок повенчал…

Давно, в совково-позабытые года, Людей, что постоянно смотрят не туда, Гонимых жаждою, хотя кругом вода, С метущейся душой израненной всегда, Нередко ПоТрое сводило – было, Да. Формально, глас народа это осуждал, Всетрезвую мораль повсюду насаждал, Почетной грамотой непьющих награждал, Ослушников, с дубиной штрафа поджидал, А втихаря, тайком – интимной встречи ждал. Парторг-комсорг с душевностью, увы, на ВЫ, К ним за сочувствием кто ж преклонит главы, И если злой не хочешь слышать вслед молвы, Ищи общения с такими же, как вы, Ценящими простое общество братвы. Приняв стакан, ведешь душевный разговор, И мне без разницы бухгалтер ты иль вор, Тут откровенье не считают за позор, У каждого своих больных проблем набор, Хотя, конечно, тут возможен острый спор. Сейчас традиции былые не в чести, Проблемно мужиков вкруг пузыря свести, Чтоб горести свои и ближних развести, Народ боится мусор издому мести, И о своих проблемах славу разнести. Быть может не наглядно, но, увы, беда, Таким закрыт

Ах, Муза-Муза, баба ты шальная, Ужель со мной пивка попить не хочешь, Зашла б когда, я вмиг в ларек слетаю, Ты ж за бокалом мой талант отточишь. Подскажешь, как ловчей творить нетленки, Не дурно бы в маститых зацепиться, Не все ж стихом расписывать мне стенки, Пора бы на Парнасе взгромоздиться. Мне скромный уголок всего и нужен, Сесть самому и милый комп поставить, От Музы я идеями загружен, Без перерыва буду женщин славить. Беспроигрышна тема воздыханий, На ней уж тыщу лет живут поэты, Все умножают ритмы слов порханий, Штампуют рондо, оды и сонеты. Ну, что подруга, Муза, чаровница, Когда на огонек расправишь крылья?, Уж постарайся ты не заблудиться, Страдаю я от творчества бессилья. Клянусь, на подзатыльник не обижусь, За помощь буду много благодарен, Ты дай пинка, я дальше поднапыжусь, Всем покажу, что вовсе не бездарен.

Отец мне говорил – Не слушай женщин, Не потому, что мыслят однобоко, Ты, с чувством долга навсегда повенчан, Твоя судьба, нести его до срока. Не пользуй случай разделить заботы, Хоть спутница в советчики стремится, Не торопись принять ее щедроты, Терпи, свой разум заставляй трудиться. Не нагружай ее умовращеньем, Не для того Господь назначил Еву, Она пусть будет сладким угощеньем, За что, ты вечно благодарен небу. Ты на себя не допускай давленья, Но, будь готов ее молить прощенья.