Наверное, уйдёшь ты снова рано - И вздрогнуть не успею я во сне, - Оставив на столе лишь два стакана С остатком одиночества на дне. Заговорит будильник телефона: Пора вставать, мол, раз уж завели. И я не буду понимать спросонья, Зачем мы ночь совместно провели. Зачем в который раз уже мы делим С тобой без удовольствия кровать Без малого, считай, уж две недели, Раз одиночеств вряд ли избежать.

Неопределившаяся с чувствами собственными, в нег апрель, свалившийся неожиданно в быта суету, давно приевшуюся, уже не понимающая, чего же, собственно, хочется, с невиданной страстностью мечту выжимающая из судьбы каприза, до души раздевшаяся - вся вызов - валишься ты, будто в каузальность чудо, метеором сексуальности - и будь что будет!

Как смешно даже мне, не ахти какому поэту, Наблюдать за мыльными пузырями политики гномов, Этих жуликов, выдающих дым сигареты За поток идей, а посещенье парламентского дурдома - За кипучую деятельность. Как же они мозолят Себе языки, а нам мозги, выступая по "ящику", Эти лицемеры, утратившие чувство позора, Плетенье интриг считающие настоящей Государственной службой, борьбу межклановую Преподносящие "лохам" за борьбу с коррупцией... И единственное, что ещё кажется странным - Для чего они сами против себя революцию Провоцируют? Инстинкт самосохранения Жадность и безнаказанность до притупления Доводят, как животы и мозги - до ожирения... Только народ-пофигист такую шушару куцую, Ненасытную, живущую публичною проституцией, Терпит, посмеиваясь, порою и поколениями, Пока не взорвётся...

Распускаются Галактик цветы Фоном Сказочным. А на переднем плане Ты - Загадочная. И твои ладони Касаются Звёздных жемчужин. Я в панике: Сердце пичужкой В груди Трепещется, Подтверждая: мне нужен, Как в Туле туристу Печатный пряник, То, что в глазах твоих плещется... И в лучистые Млечных путей бигуди Твои волосы Заворачиваю, Слушая голос Вселенной, О необыкновенная, Венчанья обряд верша И веря в удачу. И от счастья душа Плачет.

Бьётся в глазах симпатии огонёк, В сердце зажжённый спичкою интереса. Не ожидал я этого, ёк-макарёк, Чтоб обратила вниманье такая принцесса - Красавица, бизнес-леди, светская львица - На простого прохожего, в трамвае помятого, Случайно решившего остановиться У её "феррари", время спросить. "Пол-пятого". - "Спасибо"... Сквозь дым сигареты - Её лицо, оценивающее с любопытством Меня, мужчину. И уже вслед за этим - Ноги, раздвинутые с явным бесстыдством. Затягиваюсь. "До чего ж богачка наивна - Думает, что на ночь нашла игрушку"... Не клюю. Ухожу. Бывают противны И красотки, из выскочек - эти потаскушки В иномарках.

Общественность вот-вот уж состоится, Ведь все желают гражданами стать: Влиять и к управленью подключиться, Решать и за решенья отвечать. И каждый год: "Уж завтра непременно, - Твердим себе, - активно жизнь менять Начнём! И всё изменится мгновенно". Но... завтра не желает наступать. Как! Почему? Чьи козни? Волхвованья Какие нам развиться не дают? Всё просто: нет от власти указанья. А счастья без инструкций не куют. Пусть путь укажет к светлому далёку - И шагом строевым пойдём вперёд... Самостоятельным ужасно одиноко - Не любит независимых народ. А власть свободных вовсе ненавидит - Их лицемерьем сложно обмануть... И нет пророков. Верховодят гниды, Беспутство выдающие за путь. В устах пророков правда так горька, Что лучше популизмом насладиться Властей, которые во все века О "завтра" говорят. Самим решиться Инертность, инфантильность променять На инициативность и активность? Ну нет! Все тут же станут обвинять: Мол, выскочки.

Ополоумевшая От гордыни собственной, Помешанная На своей исключительности - Ты скоро будешь моей Собственностью! Ты - вещь моя! И я Заставлю тебя незначительность Свою ощущать Постоянно: Вымаливать толику вниманья И о любви просить Униженно. А я Не буду тебя прощать За причинённые мне Страданья, За издевательства Над моими чувствами. И тогда голоси Обиженно, Ссылайся на обстоятельства - Неинтересно мне! Теперь уже ты Нежеланна. И больше не нужно твоей красоты И сексуального Искусства - Я от гипноза их отвязался, Разжал железные клещи. Прочувствуй, Гордячка моя окаянная, Боль моя постоянная, Факт долгожданный: Ты - вещь, А мой реванш - состоялся!

В лазурные выси стремятся мечтанья, Глубин бирюзовых фантазии ищут. Но в жёлтое с красным плывёт мирозданье. И осень ветрами холодными свищет. И солнце бледнеет, и небо хворает. И бродит уже по проспектам простуда. И что-то в душе навсегда умирает. И больше не веришь в весеннее чудо. Туманит и сплинит замёрзшее сердце. И старость на вечное ищет ответы, Под чахлое солнце ползя отогреться. И дым ностальгии струит сигарета. И даже у птиц к элегическим ноткам Какая-то склонность внезапно проснулась. И плаваешь в грусти. И хочется водки... Лазурь с бирюзою в лиловость свернулись.

Разнаряженная, Как новогодняя ёлка, Как деревце священное в Тибете, Увешанное ленточками Паломников, Выхаживает, Будто по какому-то данному обету, Привораживая Чулочками в сеточку Случайного настоящего полковника, Но - абсолютно без толку. Часами, Днями, месяцами шастает По бульвару, Дымя сигареткой дамской И с надеждой спрашивая зажигалку. И глазами Рыскает так, будто выграбастывает Из толпы полковника - свою сказку, Свою благословенную шару, Свою тайную песнь о будущем генерале. И ей не жалко Времени потраченного И средств на наряды. Только для того, Чтобы ночью - одной - в постели Грезить о маршале - И им оплаченных Всех её расхаживаний до упаду, Всех её виляний юбочкою - Зимой, до кашля, Всех усилий стареющего тела... О, только попадись он на удочку - Вытрясет всё, Вплоть до копейки, На гарнитуры, салоны, машины, шубейки!.. И так мечтая, В бриллиантовых грёзах витая, Падает в сон...

В солнца сияньи встаёт Дионис, озаряя священные Рощи, собравшихся в них посвящённых вакханок, поющих Гимны орфические, моления благословенные Богу воскресшему и воскресившему чаянья сущих, Богу вина и веселья, несущему радость прозрений, Буйному богу стихий непокорных и их вдохновений. Пойте гимны, вакханки, и славьте союз плодородный Девы смертной Семелы с Кронионом Зевсом! Их сыну Честь воздайте священными плясками в Муз хороводе! Тел своих наготой засвидетельствуйте: вы - свободны, Вы - невесты Зевеса! Секите же тирсами спины, Чтоб привлечь благосклонность богов к продолжению рода! О Дионис златобёдрый, взглянувший в своё отражение В зеркале древних титанов, ты ими за это растерзан. Сердце твоё сохранила Афина - и тем воскресение Уготовала тебе. И Крониона перуном свержены Были двенадцать титанов. А плотей их ветхих дымленье - Славе твоей воскуренье.

Любовь, Эта девочка С глазками Преданной хозяину Собачки, Такой стервочкой, Такой порою гордячкой, В груди которой клокочет кровь,, Такой хищницей Оказывается, Что ты, разомлевший от ласки, Убаюканный словесною жвачкой, Расслабившийся перед соития тайной - Вдруг видишь пасть Разъярённой Волчицы- Убийцы… А разум отказывается Во всё это верить, Полусонный, Полагая – ему лишь снится Таким образом олицетворённая Страсть… А клыки Уже смыкаются На сонной Артерии, Втыкаются В горло как штыки, Со вселенную размером. И последнее, Что ум успевает Заметить, Перед тем как куда-то провалиться - Это её узкие зрачки, В которых ярость клубится, И бледную, Как полоска рассвета, Когда только-только светает, Кожу, Которую Белые, с желтизною, клыки Волчицы Гложут и гложут и гложут… И красная кровь струится. «О Боже! - Мысль мелькает. - Не снится»… И весь мир тает, тает, тает - И исчезает В воронках прокушенных В шее дыр. А оборотень свой пир Продолжает: Любви хочется кушать.

Веку какому Снилась такая В душе стыль, Льдами звенящая! С виду спокоен, А как упокоен. И у гроба тоска.

Осколки впечатлений: колокольня Как в коло кол вколоченный торчит. И колокол-колдун колышет волны. А сердце в такт колотится, стучит. Скользящий взгляд: дреколья частоколов; Сквозь них - кольцом - колхозные поля: Уж колосятся - полон каждый колос. Уколом мысль: сколь Русская земля, Колеблема расколом поколений, Калечилась - всё ж колосилась вновь И не околевала: на коленях Помолится и вымолит любовь! Ведь колокольня держит как колонна Колядочное неба колесо. И колокол расколы лечит звоном, Тональностями гулких голосов Осколки окольцовывая... Волны Гармонии струят колокола... Скол впечатленья: храм как колос полный; Глас колокольный: "Нынче Николай!"

Слушай, о ночь, слово поэта: шёпот пророчеств, голос рассвета, гром из кабинета - в души, на части Отечество рвущие, жгущие дом и счастье рушащие. Ночь, твоё время – тяжкое бремя: хочешь, не хочешь, а носишь, хоть не выносишь тех, кто проблемы валит на русское племя, а сам хавает, хапает, мошну набивает, живот раздувает и валит, через пояса часовые, в личной «перезагрузки» страну, раздавая там наворованные «чаевые». О ночь, ты тащишь ко сну людей и державы. Забывши о долге и славе, тепло укрывшись, ложатся они в постель, как в гроба ящик. И ночь настоящего, на деле, жлоб и трепло, злодей и вор оккупируют, общий бюджет купируя. А отошедшие ко сну и не ропщут, видя сей бред, не таят обиду, ибо забыли быль – весну ушедшую и ещё не пришедшую. Спят и храпят. Их нет. Они – от дел отошедшие. Спят как рыбы – с глазами открытыми, видя событий глыбы, но не понимая их сути (во сне от мышления мутит; да там и не мыслят сами – внушения хамов переваривают), всё принимая за чистую монету.

В сумраке вечера недоверчивом пляшут видений бесплотные тени по воздуху комнаты, ткут озарения. Свечи трепещут. Мерцают, танцуют без роздыху лени не знающие плясуны-огоньки. И пульсирует ритм освещения. Переплетаются древние символы, знаки порхают странными бабочками. В свете свечей, перемешанном с белым сияньем луны, оживают загадками сны. И заполняется тихая комната дивными лицами и силуэтами древних героев и сказочными персонажами. В тайном дыхании Мифа всё более чудится и приближенье рассвета, и шёпот грядущей весны. Ветхие маги, седые волхвы и прекрасные дамы, витязи и короли и шуты, скоморохи, монахи; замки и кельи, дворцы, казематы и храмы: древние, древние, древние драмы легенд и преданий. Кто это? Где это? Пересеклись времена и пространства, воображенье и память, сны и откровенья. Перетекают друг в друга, сплетаясь, слои мирозданий… Вдруг – будто молнии вспышка – и появляется некто, в зарю облечённый.

О женщины, дайте любви, хоть глоток, Хоть наималейшую толику, А, если не жаль, то и бочку! Чтоб после разгульной ночки, С похмелья, я выблевал пару строк, Любовному алкоголику Подобно. А коль неприятно зрелище Такое - опохмелите! И вот тогда уж поэзищу - Получите! И лучше где же найдёте ещё? Ну не могу я лирично Даже Лучиков парой хотя б лучиться, Если любовью вашей Не опохмелиться! Ну не могу я, как наркоманы, В сердце не уколоться Влюблённого взгляда дозой, А лучше многокубовым романом - Сердце без них не бьётся И, остановленное, упадает С небес поэзии в пропасть прозы! Женщины! Я пропадаю Как монетка на дне колодца, Как актрисы - за кадром - слёзы, Как лицензионный диск без экрана, Как императорская - без Наполеона - поза, Без вашей любви огромной И даже любовишки одноразовой - И превращаюсь в поэтишку скромного, Мечтающего Фригидной жабою об экстазе И никогда не взмывающего Выше самой обыкновенной луны - В солнечно-гениальные сны!

С зубом больным пришёл к шаману, Распиаренному по всем каналам Телевидения, по всем журналам, По всем визиткам, афишам, газетам, Мозгам, углам и интернетам, Как глава секты «Свидетелей нирваны». «Зуб, - говорю, - вылечишь?» А он – глаза на макушке пупами – тычет Пальцем с обгрызанным ногтем в грудь И орёт: «Вижу! Всю внутреннюю твою муть, Всю накопленную за жизнь бермудь, Всю затаившуюся в тебе заразу Вижу – ладонями, третьим глазом, Темечком, шестнадцатым ухом и кожей, Ну и всем остальным, естественно, тоже! У меня прямой и круглосуточный канал связи, Безлимитный и со всеми наворотами, Доставшийся неимоверными трудом и потом, С центром Метагалактики Бурбадинской, Бодхисаттвой Ом и личным психиатром из Минска!» «Ох ты ж, ёшкин котяра, как много! Может, выход есть и прямиком на Бога?» «Ну, как человек, исполненный скромности, Врать не стану – нет. Но, не вдаваясь в подробности, Скажу лишь, что косвенно – через сириусян - Можно привлечь.

Сегодня надену наряд парадный - Форму генералиссимуса Любви - и выйду, статный да ладный, На улицу. "Ану расступись все! Сам Шествует!" - будут визжать в восторге Училки очкастые и продавщицы толстые, Устраивая вакхическую оргию И шлейфясь за мною толпою пёстрою. А я буду вышагивать гоголем, Восхищёнными взглядами замедаленный, И сиять как серебряный рубль: "Ну много ли Генералиссимусов на свете?

Имя твоё, Памятно-игольчатое И интимно утаиваемое, Когда-нибудь буду Выфакиривать чудом, Перед всех религий раёв Многоокончатостью Представленье устраивая! Буду выкрикивать его И вызвончивать Из пышногубия сердца своего Неустанно и многокольчато, Всю Вселенную узвонивая, На все телефоны названивая Тибетским колокольчиком, Бубном шаманьим, Колоколищами монастырей Православных, Чтобы имя твоё, Которому нет равных, Прославить Более всех цариц и царей! Ибо душа поёт Одним только им, О любимая - Именем Незабываемым И несмолкаемым Твоим, Ибо душа живёт, Лишь творя ему гимн.

Осенняя! Твоею грустью Как облаком укутан вновь. Морщинки знаю наизусть я Твои, последняя любовь. В них, словно в пальцев отпечатках, Вся зашифрована душа. За жизнь раскрыл твою загадку - Ты неизменно хороша. И даже эти вот сединки Тебе лишь шарму придают. Так на траве осенней льдинки, Блистая, будто бы поют. Давай же - ты вся в жёлто-красном, Я в чёрно-белом - закружим Тоску старенья в плавном вальсе Больною осенью души. И будет в танце дни как листья Октябрьский ветер обрывать. А в наших лицах - светлых, чистых - Любовь закатом полыхать. Осенняя! Грустить не нужно По опадающим годам. Когда замкнёт наш вальс окружность, Мы будем - вместе - уже там. Мы будем там, где нет осенней Тоски, где юность жжёт сердца, Где снова станешь ты Весенней, Где танец длится без конца...