И в аду духовной оккупации Русь жила - в своей литературе, Вызывавшей злобу интер-нации, Зачищавшей под ГУЛаг культуру. Русь жила - в иконах реставраторов, В бабушкиных сказках и пословицах, В летописях... Легион кураторов Бесполезен, коль хоть кто-то молится В срубике, в землянке, если мученик Раз за разом в новом возрождается Теле.

Окопаюсь - не запеленгуют И не вычислят программою Призм. Информационный тоталитаризм Робинзона не оцифрует. Не догонят - внутрь души побеги Нынче и удаются только. А потом одиноким волком Выучусь совершать набеги На реальную и на виртуальную Матрицы из пространств мистических - Материализуюсь и растворюсь; не вычислят. Но останутся следы идеального Измерения, недоступные, Как для обитателей ленты Мёбиуса, Как небо для вшей на глобусе. Я стану неуловимым преступником Для логик формальных законов И алгоритмов программных. Ибо вольного, юродивого, странного Поэта и в сиксиллионно- Террабайтные матрицы не загнать - Выскользнет вирусом, вызывая Системные сбои. Душа живая - Сущность, которую не оцифровать.

Политика? Религия? Мотивы Не так, уже, пожалуй, и важны. Коль мы тысячелетие и живы, То Православье, в основном, должны Благодарить. Великий князь Владимир Крестил - и Русь крещенье приняла. С тех пор не только сохранила имя, Но в славе для него приобрела Эпитеты Святой, Великой, Вечной, Единой. В Православьи просияв, Культурой светлой, Богочеловечьей, Мир одарила щедро... И попав Под иго бесье, веру сохранила В глубинах сердца и пройдя сквозь ад, Как чудо Лик воскресший свой явила. О Русь любимая! Клочок твой каждый свят, Как обагрённый мучеников кровью... Сакральный Богородицы престол, За сто веков намоленный любовью, Храни свой дух ещё сто раз по сто!

Она была из средненьких - красоткой Не назовёшь. Но взглянет так застенчиво и кротко, Что в сердце - дрожь. Такие женщины - незримые как будто: Их, вроде, нет, А вот в душе да и вокруг - уютный Домашний свет. И по ночам от них тепло такое, Так ублажают, Что за любовь ты можешь быть спокоен - Не отцветает. Подобные в любой момент готовы Тебе отдаться Душой и телом. Оттого толково И приласкаться Умеют так, что симпатичным даже И не приснится. Поскольку ты - единственный - им важен, А жизни принцип - Хранить очаг, умело пробуждая В любимом силы К свершеньям... У меня была такая. И так любила, Что горы и миры я мог ворочать Да не в натужку! Но... молод был и зелен я.

Ей и сегодня тот же снится Сон - как он нежно целовал Колени ей, своей царице, И чаровницей Называл. И на коленях умолял Владычицу смилостивиться. И жадным взглядом пожирал... Типичный женский сериал Невоплотившихся амбиций. Ведь хоть на миг царицей Стать Ей так хотелось - и блистать!.. Увы, на королевы милость Коль кто когда претендовал, Так лишь какой-нибудь мужлан. А принца так и не случилось. Достоинство своё храня, Царица, род мужской кляня, С презреньем гордым удалилась В сна нескончаемый роман, Где безраздельно правит бал, Где рыцари по мановенью Её ресниц Готовы тут же падать ниц... Не разрушайте сновиденья Таких цариц - Позвольте им хотя б мечтать О том, чего не испытать. Имейте крошку состраданья. Ведь этот кокон утешенья Разрушить - просто преступленье. Пусть правят в созданных мирах! Есть в них - в таких - очарованье: Невинный, трогательный страх Перед обычным отношеньем С мужчиной, прячущийся тенью За льдом сверкающим презреньем - Защитной плёнкою - в глазах.

Бессмысленно, пожалуй, толковать Как нечто монолитное эпоху И однозначное: придётся узнавать, Кому в ней хорошо и кому плохо Жилось и почему; подразделять На фазы, от рожденья до упадка, И каждую особо трактовать. А чтоб её пробелы и загадки Понять, критически воспринимать Свидетельства архивных документов - Властей печати - и сопоставлять Их с очевидцев мемуарами, понять Пытаясь, продиктованы момента Необходимостью они иль оправдать Пред вечностью пытаются эпоху И ключевых фигур... Всё описать Историкам непросто: все их охи Или восторги не науки мненье, А личный ангажированный взгляд - Позиция, как умозаключенье От субъективных ценностей.

Любовь, эта хрупкая девушка в платье белом С пурпурной каймою, была рождена для счастья, Но вечно оказывается на самой вершине власти. И подданные восхищаются не душою её, а телом, А часто инсигнами и облаченьем царскими - Символикой, аксессуарами, ритуалом, Владычества шармом... И носит царица маску Надменности золотую, дабы кавалеры-нахалы, Влюбившиеся в атрибуты, оную принимали За истинное лицо - и обманывались. О совести Носителе всю свою жизнь несчастную промечтала Невинная девушка - о том, кто честь от почестей Отличить способен, кто обладает верою И надеждой, мудростью меры облагороженных, Кто прозревает лик любви сквозь атмосферу Господства прикровенного. Только с подобным ложе и Разделила б она, такому б лишь честь вручила. Ибо почуяла б всем своим существом: судьба - В нём! И сбросивши золотую личину, Явила б лицо. И познала б саму себя, Ощутив наконец ожившее в сердце счастье. Ибо брачная ночь обнажила бы суть причастья Священнодействия...

Любая прямая на самом деле окружность. Идя вперёд, ступаем по собственному следу. И если сумеем ускориться, поднатужась, Увидим себя со спины. Но посчитаем бредом, Иллюзией, галлюцинацией, сновиденьем - И отвернёмся, боясь, что ума лишились. Трудно поверить собственному наблюденью - Противоречит всему, что ранее вшилось В башку парадигмою мировоззренья Официального Матрицею всеобщей... Любая дорога на самом деле курженье, Но выглядит как прямая. И мы не ропщем.

Не жизнь плоха, а наша жизнь: не так Живём, а если так, то недовольны - Ещё бы потаковей! Все мы в штольнях Своих путей. И кажется, что мрак Повсюду и что общей нет дороги. Средь лабиринтов шахты мысль о Боге Сродни безумью. Ведь повсюду взгляд Способен различить лишь то, что ад Напоминает. Вот и веры нет, Что жизнь не тьма, по сути, - яркий свет. И по туннелям ползаем как слепни. И роем мир-дублёр, где освещенье Искусственное - вроде утешенья. Наверх подняться? Страшно: вдруг ослепнем? На ползание в шахте тратим дни, Агорафобией хронически больны, Внушить себе пытаясь: проще быть Не птицей - гномом; не себя винить, А Бога, жизнь, судьбу, чтоб не искать Нить Ариадны... А придёт тоска По воздуху, по свету - всё свалить Привычно на иллюзии и сны. Так легче зов Иного объяснить Для тех, чьи рамки как туннель тесны.

Она как птенчик, что не оперился Ещё, но инстинктивно уже чистит Несуществующие пёрышки, мечтая У зеркала о радостном полёте - Свободном, как у взрослых - в небесах Любви. Смешное тельце, но уж взвился Воображенья дух - наивный, чистый, Неискушённый... Девочка святая Уже желает отыскать кого-то, Чтоб вместе полетать. Ведь на часах Уж полночь, а на небе за окном - Луна как блин. Фантазий полон дом О первом, самом важном, из свиданий, Когда она впервые полетит... Святая девочка у зеркала сидит, Вся трепеща от сладких ожиданий.

Да нет же, люди, мы не живём, А только делаем вид, что живы. Возможностей диапазон сожмём, Оставив только одну в активе - И вот её лишь и развиваем, Затренировывая годами. Что спецификацией называем Да разделеньем труда мы. Ведь муравейник универсалов Не формирует: нужны солдаты, Рабы да матки, чтоб выживала Система, где муравьи - придатки. У муравейника заманухи: "Быть чемпионом" да "состояться". И мы мутируем - в Нос иль в Ухо, В Башку иль в Ногу, как у Стругацких. А то и к гоголевской Шинели Готовы запросто упроститься. Мы для системной ведь канители - Детали, функции, а не лица. И вот не жизнь уж, а фарс - подмена Понятий, смыслов, желаний, целей. Мир Чемпионов: Качки-спортсмены, Анорексирующие Модели; Вот Компоглавы, вот Скоморохи, А вот - Полит-Громкоговоритель И - сумма сумм, образец эпохи - Робозомбоидный Потребитель.

Свалившись, как обычно, со звезды (На пикничок привык туда мотаться), Я угодил в забытые сады, Запущенные ещё в эру братства СССР, ещё хранящих дух Соцреализма, тошнотой знакомый. И тут же был колхозницами в круг Пленён. А каждая из них - с серпом и Кувалдою. Они хотели спеть Со мной куплет "Интернационала". Да где там, раз уж с детства-то уметь Не получалось в роли подвывалы Хоть как-то проявиться - не везло. Колхозниц это шибко обозлило. А заводила - Женщина-с-Веслом - Вот этим-то веслом и залепила Мне аккурат по темечку. И в сны Сия на месяц погрузила встряска... Да чтоб теперь я к звёздочкам - ни-ни! А вдруг случайно окажусь на красной?

Жизнь такие вычерчивает кренделя И такие выкидывает коленца, что Хочется застопориться порой на "ля", Чтобы до "си" передохнуть хоть чуток. Если бы не было в рамках от сих до "си" Этой гармошки: "до-ре-ми-фа-соль-ля", Чтобы на каждой складке набраться сил Да сыгрануть частушку, то как сопля Жизненный был бы срок: сморканул да сдох. Важность ступеней в том, что они дают Шанс отдохнуть. И если ты не оглох От монозвука одной из нот, уют Временный если за цель не счёл, Если по всем ступеням не раз прошёл, Если, за рамки выскочив, бросил взор Сверху - на гармонию целиком - обрёл Дар слышать музыку жизни, а, может быть, Симфонию личной импровизацией обогатить Шанс...

А могла бы, подружка, улыбку хоть вылепить На лице-то, ужимку обиды не морща. Разве всех вас, о встречные женщины, вылюбить, Если жизнь коротка как чулок стриптизёрши! И не нужно сводить к ситуации патовой Расставанья момент да распахивать ножки. Собирай-ка манатки свои да уматывай! И пусть будет тебе словно скатерть дорожка. В утешенье ж шепчи: "Было всё понарошку".

Человек, если он таковым И является вправду, по сути, В эру трупов бывает живым, За что те его травят цикутой, Распинают, смеясь, на кресте Или голову рубят на плахе, Либо попросту жгут на костре... Ибо труп умирает от страха Ещё раз, если рядом с собой Вдруг увидит - есть некто живой, Абсолютно, по сути, иной, В ком - предвестие скорого краха Слепомирья, где смертный уют... Трупы сразу живых узнают По глазам и румянцу лица, Полагая - когда их убьют, То причислят к своим - к мертвецам. И не будет для кладбищ конца.

В комнат сумрак заползают тени Поиграть с ленцой привычной в прятки. Руки ищут женские колени, Задирая платьице украдкой. Её прилична напускная робость. Хоть душой готова оборваться В ночь любви, как экстремалка в пропасть, Будет - для игры - сопротивляться. Женщины прелюдий ритуалом Дорожат. Поспешные мужчины, Сжав обряды, обретают мало: Не любимых - только их вагины. Я желаю не совокупленья С куклой - привлекает цель иная - Душ и тел взаимное общенье. И подруга это понимает. Секс не самоцель, а завершенье Главного для нас - от одиночеств Пусть хоть раз в неделю избавленья... Исчезают тени. Время ночи.

И выйдя из эпохи зимних стуж, В распутицы застряли беспределе. Концлагерю насилия над телом Бордельчик изнасилованных душ Мы предпочли, сочтя его спасеньем. Механистический железный ад Пропал - и вдруг изящный маскарад Средь буйства виртуального цветенья Возник. И головами в монитор, По челюсти погрузши в слякоть хляби, Уткнулись, поражённые масштабом Соблазна матрицы. Да так и до сих пор Не отрываем взгляд от фейерверка Картинок, чтоб очнувшись, осознать, В каком нас - добровольно! - проживать Болоте приучают, как по меркам Квази-потребностей костюмчики нам шьют Пространства матричного модельеры, Чтобы похитив души, в инфосфере Сфабриковать для мертвецов уют.

Нынче душа неизбывно несчастна: Снова зашторена высь. Детская мысль о Елене Прекрасной Тащит не в гору, а вниз. Вновь не Деметру я выбрал, не Геру, Глупый влюблённый Парис, А Афродиту. Коварной Венере Вновь присуждается приз. О, хоть и знаю, что яблоко станет Вскоре Троянским конём, Всё ж повторяюсь - пусть снова обманет Чувство прекрасное сном. Подозреваю в душе - обернётся Пенорождённая вновь Площадной, А не Небесною маской, но бьётся Сердце надеждой: а вдруг? Ни одной Не было прежде удачной попытки, Но уж теперь-то... Для чувств Будто наркотик любовная пытка. Пропасть я выбрал? И пусть!

А мне не плакалось, Нет, не плакалось - Я просто челюсти крепче стиснул Избитой и брошенною собакою. Я только уши зажал, чтоб не слышать Эха от гулкой, словно выстрел, Фразы: "Прощай. Всё кончено. Я полюбила другого"... Нет, не проклинал я судьбу, богов - Раненным зверем метался по комнате, А позже пришибленной мышкой Затих в уголочке. "Всё кончено. Точка... К другому... Так подло предать"!.. Уже начинало светать: Часы простучали пять. И в горле ворочался ком: "Не та"... Я так и не смог зарыдать.

И Снежный Ангел в призрачном манто, Пушистом, белом и полупрозрачном, Спускается в закрученном винтом Метельном вихре, озаряя мрачный Полночный час. И жезлом ледяным Творит скульптуры в сюрреальном стиле, Материализуя чудо-сны Зимы морозной... Чу! Уже забили Колокола. Все на реке уж ждут Крещенского купанья и поют Молитвы...