ЯКОВ ЕСЕПКИН *** Травинки горние завянут, По ним и некому влачиться, И лики ангельские станут Чрез кровь и смерть мироточиться. Се наши горестные персты, Были музыки – ныне воры, И рты бескровные отверсты, И паче ложи уговоры. Ах, нас, Господь, соклеветали, Мы от всестолий хлебов крошки Несли Христосу и мечтали Облечь их в синие волошки. *** Только заповедь молчанья Нас от бездн уберегала В дни разлуки и страданья, Но об этом ты не знала. С ангелами преминует Говорить иль петь в Эдемах, Где он, где он, рай, мелует Цветь певец его в поэмах. Эти млечные гравиры Могут быть ли меловыми, Опер мертвые клавиры Ручейками течь живыми. Бдят альковин томных стены Божевольные юниды, Августейшие картены Гоев зрят слепые иды. Заноси, братия, свечки, Ничего мы не сказали, Херувимские сердечки Суе льдом певцов терзали. Воски, серебром витые, Мироточье истемняют, Вьются тени золотые, Мак на розочки меняют. Ах, молчал я дольше Бога, Умер

ЯКОВ ЕСЕПКИН АРХАИЧЕСКИЕ ОПУСЫ Четвертый фрагмент Воскресение вновь иль тенета в раю Человеков держать не умели, так горны, Святый Господе наш, вструбят славу Твою, Будет смерти косить неудобицы сорны. Сколько можно идти, не взирая Звезды, Причаститься ужо мы, тризнясь, не успеем, Хоть воспросим у рыб пити мертвой воды, Христианскую брешь травной негой овеем. Разве Твой Иисус, всезакланный агнец, Коль неможно закрыть сукровичные течи, Пусть хотя бы в нощи бойный спит первенец, Шервуд плачет по ком да восковые свечи. Розенкранц умерщвлен, индо каверы зрит, Черви белые там, то ль глазницы Голема, Червны слезы текут и Звезда возгорит, Вижди в гробе царевн, благо каждая нема. Иисус для Тебя гробны хлебы таил, Вин воскресных припас, безвенечный мой брате, Дабы чрез волошки Ты нектарно испил, Клеил розный букет ко рождественской вате. Кличем пташек, Господь, присно шлют изловцов, На могильщиков дне

ЯКОВ ЕСЕПКИН ТОСКА Готика Свод ли, отблеск ли крымского лета Осветил все, как солнцем, -- тоской. Огнь угрюмый не будит ответа, Но опять повстречался с тобой. На седые зубцы черногладий, На цезуры сии шар огня Отсвет шлет от небесных аркадий, Золотую симфонию дня. В Христиании этого царства Не представить, лишь северный брег Явит мертвым арму тенедарства, Некий брошенный звездный ковчег. Видишь, чайки летают благие, Персть вечерняя томно горит, Псалмопевцев камены другие Веселят, мир о них говорит. Сих юнидами звать положенно, Всякой юности мила весна, Рай утрачен, а время блаженно, Смерть лихая на пире красна. Будем вместе, зачем орхидеи Яснобелые эти гасить, Богопервенцам руки Медеи Пусть не снятся, сиих ли косить. С нами Гейне седеющий плачет И резвится амур молодой, И к царевичу волк не доскачет Под хорезмской янтарной Звездой. Твердь светла от вес

ЯКОВ ЕСЕПКИН *** Как упасти нельзя одесных И ветошь кровью истекла, Дождемся чаяний воскресных, Чтоб злато слилось в купола. Пойдем цветочки луговые Назло иродам собирать, А мы теперь еще живые И нам ли время умирать. И станет вербная неделя Гореть, пасхалию святя Во тьмах, где с пламенем апреля Играет Божие дитя.

ЯКОВ ЕСЕПКИН ЧЕРНОЕ ВЕСЕЛЬЕ Скотный двор миновала телега, Мимо вдавленных в плошки щетин Синих глазок в село имярека Повезла. Странник ли, селянин? Резв осел золотой, на просторе Снег борейский холмист и глубок, И дубравы темнеют во горе, И Отчизне угоден лубок. Две овчарни, там вьется гербарий, Словно в зной у сухого ручья, Полорогие топчутся твари, Листья мирта, как славу жуя. Веселится народ, царской водкой Заливает чумную тоску, Растворившись за ближней высоткой, Честь Гермес отдает ямщику. Праздник лености длится доныне, Звон взлетает к иным берегам. Благо, в смехом побитой святыне Искру веры не высечь врагам.

ЯКОВ ЕСЕПКИН *** И легко ль перед смертью свои именины Привечать и смотреться во севрские вазы, Не избыли мы жизни земной половины – Торопятся кровавы ловцы-богоразы. Всё глядят из вишневой терничной водицы Щучьи главы, из них возлетают пичужки, Все невесты венечно еще белолицы И у мертвых наперсниц другие подружки. Были прежде они веселы-беспечальны, А теперь ото шумных пиров притемнились, И запасники яств опустели подвальны, Где убельные царичи девам тризнились. И плотву человеки давно изловили, И пичуг извели в теремах благовонных, И венцы нам невесты любовно совили Из болотных гадюк да удавок червонных.

ЯКОВ ЕСЕПКИН *** Нощный огнь во сребристый оклад перейдет, Загорится иконная мгла, И тогда нас Господень архангел найдет – В каждом тлеет святая игла. Ах, Господь, ту иглицу мы жизнь берегли И смарагды таили сии, Снеговейных елиночек рдятся угли, Зряше их ангелочки Твои. Истечет серебристая кровь по листам: Жить нельзя и нельзя умереть, И привыкнем к иным благодатным цветам, Яко иглам гореть и гореть. *** Твои волосы в темном огне, Мрак наполнил и вежды, и стоны. Не воспомнишь уже обо мне, Созерцая теперь геликоны. Рай ли, ад се -- неважно, когда Отзвучали басовые струны И полны серебром невода, И всеслезные блещут буруны. Прожигали мы смерть взаперти, В кровь одну окунали оловки, Вот и некуда боле идти, Где поют неживые соловки. Падший ангел подаст нам щиты И музыки в слезах отыграют, Навсегда, понимаешь ли ты, Расстаемся -- днесь тьмы прогорают. Если тристии райской избыть Не велят хоровые камены, Станем ангелей горше л

ЯКОВ ЕСЕПКИН СТЕНА Фреска Не аравийская земля Песчаностенный вал подъемлет, И не московского Кремля Громада небу тяжко внемлет. Стоит осенняя стена Сплошного солнечного гула, Еще жужжания полна Листвы и птичьего разгула. Молчи, молчи – она горит, Коробя фрески именные, Вохру художникам дарит И прочит рубища иные. Легко в лимонной этой тьме Уже навечно затеряться, Блажить у нищих на уме И с мертвой краской растворяться. Лишь ельник шумом гробовым Жжет коррозийный срез отвала, И ни листвы, ни птиц над ним, Но сукровичный взор вандала.

ЯКОВ ЕСЕПКИН БОТАНИЧЕСКИЙ НАКАТ Горит портальный сад, уже мертвы, Как ртутные шары, кусты скользят, И скоро светокопии листвы Гектографы снегов преобразят. Не мы ль сюда бежали и светлей Зеленей сих и не было цветов, И патиною липовых аллей Цирцея крыла терние крестов. Сколь жертвенники неба высоки, Привратник возлияньями грешил, Руфии травень дарствовал цветки, Которые в инферне засушил. Воочию кто видел рай и ад, Не вспомнит этой мертвенной слюды, И тщетно авгурийский вертоград Хранит еще кровавые следы. Червонную рубаху день одел И чернь казнил, сад в корке метастаз Под бритвой сентября похолодел, Но рдеют листья в тронном злате ваз. Нафабренных деревьев частокол Приблизился, почто они в крови И средь махровых роз испуг расцвел, Когда на свете нет иной любви? Живи, пока с небес не вострубит Архангел, хмель вдыхай, пока в груди Есть жженье и благая кровь не спит, А вечная разлука -- впереди. Пылает ночью

ЯКОВ ЕСЕПКИН ТРЕТИЙ АРХАИЧЕСКИЙ ЭТЮД Во сочельник, Господь, пред святым Рождеством Не сыскати уже агнцев, битых в колодах, Запоздали роды с юровым сватовством, Источился дамаск при успенных иродах. Снег на бойне ледов да горячны пуха, И в пустых рукавах розы мы не упрячем, Нощно все отлетим, скинув бель-вороха, О любови, Господь, безответно поплачем. Призовут ли теперь, аще трубы молчат, Красны скрипки покрав, тати всуе трясутся, Богородные днесь кровью усны горчат, Со семейством святым юродные пасутся. Всё летят ангелки, всё за нами летят, Чернью крылия их полыхают и златом, В крушнице толока и агнцов не простят, Виждь, кадится Звезда на снежке желтоватом. Накрали мы шаров, серебряных утех, И цветки воплели вместо тесем в игрушки, Так у елок одно и поздравили тех, Тесьмы взяли себе, отдали нам задушки. Рисовали Тебя разве кровию мы, Обводили персты, длили нить по окладу, Чтобы рделся образ, не хватило тесьмы

ЯКОВ ЕСЕПКИН *** Образный только свет нас призовет. И звезды воспылают нелюбовью К свергателям всебожеских высот, Их выспреннему всуе богословью. Веками ложь непросто отличить От истины высокой, солидарность Являя обоюдную, учить Брались толпу мессия и бездарность, Сказители тождествовали им, Но черни с властным родом ненавистен Певец любой, зиждительствам благим, Чей умысел открыто бескорыстен, Один дарован временем удел, Одни судьбой подобраны вериги, Из царствований множества и дел Слагаются магические книги. Не чаяний приветствует народ Спасительную требу, но коварства Всеядного гниющий чает плод, В том прочие мирского государства. А веры крепость иродам страшна, Поэтому ль живого страстотерпца Бытийностью доказана вина, Векам оставит он лишь пламень сердца. И нынее, Лукреций, посмотри, Причастность есть царица доказательств, Участвовал, тогда не говори О Бруте и сакральности предательств. Тем был убит взыскующий Гамлет

ЯКОВ ЕСЕПКИН НА ТВОЕЙ ОРБИТЕ Как два состава в миг крушенья Слились холодные тела, Во мрак земного притяженья Иглой душа твоя вошла. Но вот междупланетным светом Теперь огранна ты навек. Что ж, и забвеньем, и приветом Быть может счастлив человек. Когда и раны не удержат, И листья вьются над тобой, Вдруг различает чувства скрежет Душа за мертвою резьбой. А листья эти вырезные, Идут к оцветникам оне, Грядут дороги всестрастные, Цветки тлееть начнут в огне. Дано ль избыть мирские страсти, Туман вселенский созерцать, Увы, не в нашей время власти, Живым в огранниках мерцать. Почто надеялись на светы Ярких шкатулок и ларцов, Смотри теченье злое Леты, Полны брега ее ловцов. Одни коней купают красных, Иных зовет к себе Андрей, Мгновений истинно прекрасных Взыскуют парии скорей. Но темен вечности парадник, Огней и некому зажечь, Влачится мимо горький адник, И нет его, а ядна стечь. Волхвы невинных обманули, Где раи

ЯКОВ ЕСЕПКИН *** В серебре ангелочки начнут голосить, Переливно вия голоса, Неубожным и черные снеги косить, И норвежские зрети леса. Ах, сиянны в пенатах отеческих бра, Там давидовы звезды свились, Из червленого их запекли серебра И геройски от них отреклись. Нет отмщения сим, внове орды торят Ко порогу святому шляхи, Паки ль Божии звонницы нощно горят, Нашей кровью их биты верхи. *** Как ударим в Господний порог Покаянно бескровными лбами – И позволит вселюбящий Бог Прогуляться тишком за гробами. Донести до распятия крест Не смогли и упали мы, Боже, Со звездами попутав невест, Свет очес их во смерти дороже. Ляжем парно в могильнике лет, Да заплачут младенцы едва ли, Проводили не в Божий их свет И не их мы персты целовали. Ведь сама залежалась, поди, Ты под крышкой дощатого гроба, Виждь, чернеет-горит позади Окаянная жизни утроба. Хоть ко смерти меня возревнуй – Я в миру не дождался любови, А и красил чело поцелуй Чрез ве