Яков Есепкин На смерть Цины Девятьсот пятый опус Ядъ прелестницы выпьют ночной И положат веселию длиться, Эльфы в башнях юдоли земной, Где возможно увечным целиться. Небокрылые духи войны Се горят во асийской старизне. Вселегки о Петрополе сны, Их ли помнить у Клио на тризне. Расточатся худые щиты, Мел от гипсов по темным аллеям Истечет и желтицею рты Нам зальют, потакая лилеям.

Яков Есепкин На смерть Цины Четыреста пятьдесят восьмой опус Мел стекает со шелковых лиц, Милых отроков чествуют взглядом, Век паяцев и падших столиц: Славен пир алавастровым ядом. Звезды мертвые имут иль срам, Кто юниде ответствует пленной, Ирод ждет нас к себе по утрам – Вишни есть в сукровице тлеенной. Всех оплакала твердь Сеннаар, Шелк ужасен о персях Аделей, Се и мы без высоких тиар Меж порфирных лежим асфоделей. Четыреста пятьдесят девятый опус . Хоть с Гекатой в фамильный подвал Опустимся: июльские вина Блещут златью, где мраморник ал И надежды пуста домовина. И кургузая Цина ужель Не хмелеет со крови, решится Яко розами выцветить гжель, Вечность адских чернил устрашится. Но, Гиады, не плачьте, август Желтой вишней фаянсы литые Оведет – мы из пламенных уст Выльем яд на столы золотые.

Яков Есепкин На смерть Цины Девятьсот четвертый опус Тушь коринфская мела белей, С темных вечности нимбов не сходит, Фавны пали, а всё Апулей Атраменты златые обводит. Краснозвездное лейте вино По устам ли, всемимо, камены, Испились мы и сами давно, Кровь слили на востребу измены. Кущ садовник превывел сей хмель, Виждь алмазность любви и коварство, Где за тридевять тленных земель Нас влекли в тридесятое царство.

Яков Есепкин Тусклые алавастровые гравиры Сто сорок седьмой фрагмент Маньеристы о Джесси вздыхают, Шелк дарят Саломее пажи, И резвятся еще, и порхают Азазели во маковой ржи. Белошвейкам царевн буржуазных Утром лядвия зло обшивать, Со афинских балов куртуазных Влечь в монарший альков пировать. Здесь игристые вина темнели, Здесь чернился на яствиях мел, И всеядные рты пламенели Меж шелками превитых Камел.

Яков Есепкин Трапезы.

Яков Есепкин Химеры Белькампо Пространство, ниспадающее к Летам, Шагренью зацветает колдовской, Пугая небодержцев, по приметам Зиждится на хаоснице покой. Иголок стог, спрессованный тепла Янтарным утюгом, цветы и осы, И клеверная готика села Горят, багря небесные откосы. Горит сие вольготно, а и мы Недавно хорошо еще горели, Свои жизнеприходные псалмы Пеяли ангелочкам, в акварели Рельефные порфировая мгла Сливалась, паки розовое масло Текло на те образницы, игла Стрибога колченогого (не гасло Тогда светило вечное, в нощи Пылалось, денно благость расточало, Сейчас квадриги эти не ищи, Мой спутник, светодарное начало Приблизилось к ущербному витку И Ра уже не помнит колесницы, О том великолепии реку Едва не машинально, чаровницы Альфические голову кружат, Кому б они ее не закружили, Пути неклеверные прележат Далече, звездочеты ворожили Нам ранее хожденческий удел, Поэтому благое приближенье К фернальному источнику, от дел Божественных далекому, круженье Оправдывает, впрочем, ут

Яков Есепкин Харитам I Где путрамент златой, Аполлон, Мы ль не вспели чертоги Эдема, Время тлесть, аще точат салон Фреи твой и венок – диодема. Шлейфы Цин в сукровице рябой, Всё икают оне и постятся, Се вино или кровь, голубой Цвет пиют и, зевая, вертятся. Кто юродив, еще именит, Мглу незвездных ли вынесет камор, Виждь хотя, как с бескровных ланит Наших глина крошится и мрамор. II Полон стол или пуст, веселей Нет пиров антикварных, Вергилий, Ад есть мгла, освещайся, келей, Несть и Адам протравленных лилий. Разве ядом еще удивить Фей некудрых, елико очнутся, Будут золото червное вить По венцам, кисеей обернутся. Наши вишни склевали давно, Гипс вишневый чела сокрывает, Хоть лиется златое вино Пусть во мглу, яко вечность бывает. III Капителей ночной алавастр Шелки ветхие нимф упьяняют, Анфиладами вспоенных астр Тени девичьи ль сны осеняют. Над Петрополем ростры темны И тисненья созвездные тлятся, Виноградов каких взнесены Грозди к сводам, чьи арки белятся. Померанцы, Овидий, сле

Яков Есепкин На смерть Цины Девятьсот третий опус Хоры чествуй, атрамент земной, Лишь бутон леденится бутоном, Нас оплачет Петрополь больной, Восклоняясь над желтым бетоном. Всё тлетворные свеи парят, Всё пируют одесно живые, А и суе шелково горят Содомитские те пировые. Как и вылить алмазность письма, Урания светильники прячет, И Рагнеда иль Парка сама Над тенями повешенных плачет.

Яков Есепкин На смерть Цины Девятьсот второй опус Парки темные шелки плетут, Над Граалем камена рыдает, Где и юношей бледных пречтут, Аще мертвых Аид соглядает. Ах, чернила не стоил обман, Мел графитов чарует алмазность, Ветхим полкам любезен туман И мила аонид неотвязность. Очарованный славой лорнет Легковесная Цита уронит, Имя розы иудиц минет – Вечность павших царей не хоронит.