Тихий полдень, вдохновенный полдень, Искры дня покорны суете. Я бы Вам вручил за счастье орден, Я бы Вам поклялся на кресте! Но ненужно, пробы и анализ, Шум больниц, и пафос бытия Не для тех, кто на кресте поклялись, Им чужда мелодия моя. Реквием и радостные гимны, Всё придет, и только в свой черёд Тяжесть строчек злых и анонимных, Радость у живущих заберёт. Но на оскорбленья не ответишь, Но на похвалы не устремишь Голос сердца, просто не заметишь Тех, кто рядом и заговоришь. И расскажешь просто и понятно, Задних мыслей отметёшь нектар. Слово, что для свежих ран отрадно, Самый лучший за услугу дар. Люди говорят и люди слышат. И слова, что губы не помнут, Милым ожиданьем счастья дышат Лишь минуту, а затем уйдут. Но оставят след земных открытий, От которых сердце зашумит Наградным предчувствием событий Для которых млечный путь открыт!

Когда нибудь сольются слёзы в реку, Река такая будет с млечный путь! Так горько жить, но сладко человеку Забыв про горести немедленно уснуть. Видения, кошмары, наслоясь на кожу, Как кожа отомрут, отторгнутся на век. Но будет злиться и пенять на рожу, Себя увидевший, несчастный человек. На зеркало, быть может, ляжет иней. И не увидишь в горести морщин Себя, в руках создателя и в глине Из коей он творил и женщин, и мужчин. Винить так сладко и твердить беспечно, Что кто-то должен муку устранить, Сберечь ростки и в злобе человечной Змеиный стиль отторгнув, изменить. Что кто-то должен нас отогревая, Железным строем двинуть в светлый путь. Но, если мы толпой дойдём до рая, То будет так естественным свернуть! Я вижу зеркало, в нём безрассудно зыбкий, Беспечный образ смотрит на меня. Его узнаю, может с пятой я попытки, Быть может он действительно, как я?

Зажечь лучину, притаиться в храме. Жестокость судей всю списать на вехи. Соврать Иисусовой надёжной маме, Что всё прошло и прошлое - помехи. Так возраст смерти городских развалин Прописан краской на лице Пандоры, А с карты мира старый добрый Таллин Украли алчные, безграмотные воры. Как языки, французский и японский По сути одинаковы и браны. И ужаснуться - знал покойный Вронский Больное место безутешной Анны. Когда завоют страшно паровозы, Колесовав и распластавши тело В крови потонут, их нелепы позы И гильотинно гибельное дело. И вдруг понять, что все изобретенья Затем нужны, чтоб человек разумный Не смог свободно принимать решенья, И что свободны были только Гунны... *** В горах бывает утром незнакомо, Но солнце встанет, от него теплее. Я долго шёл к себе и вот я дома. И снится жизнь, как вечности аллея.

Я зашёл, потому что открыта дверь. Я зашёл, как заходит луч. Ну а ты рванулся к двери, как зверь, Повернув неожиданно ключ. Если это ловушка, я точно пропал, От ловушек спасенья нет. Был бы солнцем, я б светом путы оборвал, А сейчас я уже не свет! И пусть я сильней тебя в тысячи раз, Но, являясь частицей дня, Остаюсь без рук, без ног и без глаз, Понапрасну кого то браня. Точно так же огонь, что на воле свиреп И неподвластен ничьей руке, Послушно варит, заключенный в склеп, Человеку обед в котелке.

http://www.my-works.org/images/bold.gifЧас на век не настроен, Но в излёте вестей, Каждый день я расстроен Тщетой славных затей. Так в любой укоризне, Как вопросы в конверте - Что ты хочешь от жизни, Что ты хочешь от смерти? Зубья старой расчёски Не посадишь, как зёрна. Томность русской берёзки Не найдёшь у попкорна. Есть в партнёре хоризма, Впечатленье проверьте. Есть ли горечь у жизни, Если сладость у смерти? По народам прошедши Колесом расслоенья, Непокорность нашедшим, Власть дана в утешенье. Даже в горе и тризне Руки греют, как черти, Провокаторы жизни Услужители смерти. Что прошло не вернётся, Но в рабочем порядке Сердце вряд ли порвётся В темноте за подкладкой. Провокаторам брызжет Кровь разверзнутой тверди - Певшим оды о жизни, Но холопам у смерти. Голод был в Украине И в России не сладко. Но, кто де

Красной линией - холод, чёрной линией зной. Дымный серый туман над замёрзшей рекой Среди твёрдого льда полынью не найдёт, Его ветер подымет и вверх унесёт. Закружит и изгонит, и в ложе реки Отдыхать этим временем нам не с руки. Заморозит, мой друг нас от ног до ушей Леденящим бураном погонит взашей. Мы зайдём в светлый домик, затопим камин, Хорошо у огня, я сей час не один. Отогрею холодные руки и взгляд И ты скажешь - " А помнишь, как сто лет назад, Или двадцать минут до весенней пурги, Мы не видели милый с тобою ни зги? А теперь мы прозрели и наши глаза Видят доводы те, что и против, и за." Да, я помню начало и жизни конец. На тебя я похож, как похож лишь близнец. Обнимая тебя, я готов умереть, Как дрова, до последней лучины сгореть. Жизнь, как светлая, добрая песнь соловья, Прозвучала, затихла твоя и моя. Я с тобой до конца, ближе, крепче прижмись! Ведь любовь навсегда, не грусти, улыбнись.

Всё начинается любовью и всё любовью завершится! Когда земля, как снежный ком, вдруг под ногами раскрошится И поплывёт перед глазами кровавый мрак дурного сна, Любовь поможет, избавление на острие вещей она! На острие иглы, которой возможно монстра одолеть, В луче рассвета, новым утром даёт от счастья разомлеть. И я, как пёс бездомный, должен её лакать из мёрзлых луж, И вылезать из бед, как лезет весной на свет замёрзший уж. И подниматься над собою, себя за волосы подняв, Я должен, так как я обязан любить её нелёгкий нрав. Она лицо имеет неба и крылья, ангелу под стать, И позволяет от бездушья на этих крыльях улетать. И я сражён её вниманьем, и обезглавлен красотой, Дурную серость нашей жизни не называю суетой. И, как ведётся у соседей, спаси себя и сам решись Наполнить мир добром и светом, любовью наполняя жизнь. Любовью каждое мгновенье, Заполнив, не остановиться, Всё начинается любовью и всё любовью завершится!

Тонких узоров беспомощный след на стекле. Но, если солнце поднимется над тишиною, Тают узоры, и струйки текут по земле, Кажется - будет тепло и запахнет весною. Ты не идёшь, не летишь, не приходишь, не ждёшь. Не для тебя эта смена времён и столетий. Странный узор на чудесную сказку похож, Тайну, которой таинственней нету на свете. Вот потеплеет и только окно раствори, Свежего воздуха хватит, чтоб жить не болея. Нет постоянства, но чуткие руки твои Чувствуют холод стекла, значит зимняя фея Всё же жива, королева без страсти и скуки, Чудом и ветром посланница вечных снегов, Вот посмотри, на стекле её тонкие руки Вывели буквы, сказания прошлых веков. Не разобрать, ничего не понять, не услышать. Но ощущать под ладонями райскую дрожь. Вот потому я шепчу всё невнятней и тише: Этот узор на чудесную сказку похож. Вот потому я робею, южанин беспечный, Перед пустыней, похожей на вымерзший рай. Сказка, в ней всё по людски и всё так человечно. В ней возвращается к Герде растаявший Кай.

Пронизывает ветер тело до костей. Деревья гнутся, небо цвета стали. Да, в эти дни обрывки новостей Помоями ушам свободным стали. Держу пари, что головная боль Сопутствует любой мирской удаче! И честь и совесть на отметке ноль Застыли, ничего уже не знача. И снег, что был белее торжества Любви прекрасной воли человека, Пожух, скукожился и жив ещё едва, Как безнадёжный и больной калека. Птиц тоже нет, они летать устав, Ютятся где то, горестны и мрачны. Лишь три вороны, наш уют поправ, Смеются над людьми легко и смачно! Смешит их эта левая возня И правые старанья раздражают. Презрение к людской толпе храня, Они свободно над землёй летают. Им так не интересен человек, Как нам не интересны их заботы. Им не понятен принцип наших нег И смысл тяжёлой горестной работы. Но на земле нет ближе существа, Прищур их глаз знаком почти до боли. И кажется их версия права, А нам не поменять нелепой доли. И в эти дни я от ворон не жду Сочувствия, всегда среди лишений, Со всем живым жестокую вражду

Выйду вечером в саванну. Светят звёзды, бегемот Вдруг с разбега, словно в ванну, В речку смело сиганёт. Львы заснули, захрапели, Ох намаялись они. Порычать они успели Друг на друга в эти дни! Лишь гиены да шакалы, Исходя своей слюной, Как бездушные нахалы Вмиг начнут голодный вой. Баобаб, нагретый за день, Всё тепло своё храня, Пышнотел и так отраден, Встретит радостно меня. У корней его огромных Я милашку подожду. Песню о ветрах бездомных Неумело заведу. О приди, моя зулуска! Дева крепости такой, Что любой француз и русский Залюбуется тобой. В бёдрах сила, грудь привольна, Шея тонка и нежна… Я сегодня добровольно Сдался, так ты мне нужна! Лишь одно меня смущает, Я от ужаса дрожу - Звёзды тускло освящают, Я тебя не угляжу! В темноте уж я блондинку Очень быстро б увидал! Я тебя, как волосинку, В эту полночь потерял. Думка мне одна стерпелась В восполёнейшем мозгу - Как ты б девица смотрелась В Подмосковье на снегу!

Проведи по струнам - будет звук, Но без звука говорит тишина… Я жаждался, я устал, где же стук, Тот который оторвёт ото сна? Будет дождь и станет легче дышать, Это нас благословят небеса. Я дышу, значит мне легче ждать И надеяться на чудеса. Безнадёжно уповать на успех, От успеха так болит голова ! Просто пить, как благодать, детский смех, Потому что только радость права ! Просто кровью разойтись по степи, Чтоб цветы взошли ярче дня. Чтоб по жизни, как по полю пройти, Всех любя и никого не виня. Чтоб расстроится от пустяка, Сквозь беду прошагать, как сквозь туман. Если мне к тебе идти издалека, Значит путь мой не покроет бурьян. И никто не изберёт себе царя, Только править трудней, чем стонать ! Потому что яркий снег января Будет нас лишь по следам узнавать.

Приходит свет и есть конец, А там, в конце, начало. Но мне и горя мало, Не подсудимый, не истец, Я голову склоню покорно И не увижу громкой битвы, И только прошепчя молитвы, Почувствую как благотворно Воздействие одной десницы На сердце, ищущее благо. И ловкого не теша мага, Слеза подкатит на ресницы. И сиротливостью охвачен, И радуясь теплу и свету, Увижу я, что в мире нету Расчёта, он давно утрачен Прозрачным ангелом прозренья, Летящим мимо глупых станов И еле видных караванов. Но им не будет предпочтенья, Не будет места жадной воле И мирной жажде насыщенья, Купцы потерпят пораженье. Богатый изойдёт от боли, Пытаясь в царствие проникнуть Разжиженной, благой истомы… И, выбирая, обретём мы Одну привычку - не привыкнуть