* * * На кладбище героев и богов, великим завершение дорогам, оно в тумане между двух миров, мне потаённым кажется чертогом. Здесь те, кто отдал жар своих сердец борьбе духовной и грозе военной, безвестный воин и святой мудрец, и песни гордой витязь убиенный. Здесь те, кто подлецу не уступил, здесь те, кто речи не переиначил, красиво умер, праведно почил, и для Державы что-нибудь да значил. И ты надейся не на нищий кров, дух приучив к сраженьям и потерям, - на дар земли, на свой подземный терем на кладбище героев и богов. И если правдой свято дорожил, и бился словом горестным и честным. Своей стране ты службу сослужил, и будешь вечно в воинстве небесном. А за оградой твердых нет шагов, а за оградой все вино распили, а за оградой все мечты забыли, а за оградой все врагов простили. Покоятся все лучшие России - на кладбище героев и богов. * * * Песни по дням, как вода по корням. Дух устремлён к высоте. Можно молиться колёсам и пням, пламени и пустоте.

* * * Иду на вы! – И руку вскинул к тучам с Востока. – Так и скажет пусть гонец. - А если просто к дани их примучим? - Княгиня, я воитель - не купец. Иду на вы, на вы - на тьму – так значит. Ура – у Ра, у солнца мы с тобой… Гонец в простой одежде черной скачет, лишь засапожный нож везет с собой. Иду на вы! – хазарам вызов бросит, Живым не взять, и рабством - не грози. А наши души - сокол в рай возносит. А наша слава - громом по Руси! * * * Святослав ответил Ольге просто, вариантов в летописи нет. «Вера христианска – есть уродство». Топором не вырубить ответ. «Надо мной дружина засмеется, божий раб – не вольный человек». Верил князь в Перуна, Ладу, Солнце, а не в сети, что закинул грек. Пусть во имя Рода сердце бьется, Русь зовется Родиной досель. …И любая вера - есть уродство если из-за тридевять земель!

Перед ликом твоим, громовержец Перун, у меня волхва–посредника нет, я стою с тобою один на один, не как подлый враг, заслонясь щитом, не как жалкий раб, колена склонив, а как верный воин твоих дружин… И нет просьб у меня: что желал – взял сам, да и нет мольбы, – я умею мстить, для того у руса булатный меч, молодецкая удаль и правый путь… Я пришел покликать тебя на пир, где вино мы красное будем пить, сами будем пить и врагов поить, так поить, что спать им в земле сырой. Весел будет пир, стрелы будут петь, будет сталь звенеть,граять черный вран. Не на помощь зван, приходи взглянуть, как умеем мы побеждать зверей. Как мы славим Русь пламенем ран на телах врагов, поверженных в прах той земли, что им никогда не взять. Моя страница

* * * Васька Буслаев уводит ватагу, хэй, на закат, угрожая варягу, если на юг повернет ради брани с орд косоглазых потребует дани. Мать призывала Василия строго: Ты б побоялся, одумавшись, Бога. Жизнь твоя – драки да пива братина, где же твой крест, непутевый детина? Васька на матушкин зов обернулся, чубом кудрявым тряхнул, усмехнулся: Эх, на Купалу гулял средь долины, крест свой оставил на ветке калины, чтоб не жалел я в бою супостата. чтоб не считал иноверца за брата, Бога чужого не припоминаю… Мать прошептала в ответ: Проклинаю! Молча Василий спускается к стругу. Что на душе – не расскажет и другу. Русскую гордость храня и отвагу в битву Буслаев уводит ватагу. Моя страница.

1. Биомассой кишащий берег, как под берцами муравейник. Заметался, марксист-затейник? А ведь это пришёл твой Брейвик. Он на полную врубит плеер, и раскроет свинцовый веер, а потом в пасторальных кущах пунктуально добьёт ползущих, независимо – смуглых, белых, при повышенных децибелах. Не хватает публичных казней. Право истины – стать опасней. Не хватает святых возмездий. Запад ждал ницшеанских бестий, терроризм элитарно-моден, и силён крестоносцем Орден. 2. Вас не вынесет северный древний шельф, помесь орков и местных тупых овец, С карабином «Ругер» явится эльф под мелодию «Властелина колец».

* * * - Для России рожай! – Назидают друзья. - Для России рожай! – Упрекают враги. Мол, иначе спастись в лихолетье нельзя, понаедут чужие – из дома беги. Здесь давно все проблемы решают за счёт женщин, их отвечать за разлад приучив, - наклепают ещё, коль Кремлю припечёт, наплодят, словно кошки, мозги отключив. В нищету, на войну, в лагеря, на правёж. И потом, как запахивают урожай, так детей в эту землю уложат за ложь. А сейчас говорят: для России рожай! Моя страница

Ведем мы борьбу на просторах страны во имя святой правоты. Навстречу великому Богу войны из трассеров в небо мосты. Серебряной молнией перекрести готовых идти до конца. В стальную армаду толпу обрати и яростью выжги сердца. Мы - дети твои. Своя кровь дорога, идущего в битву - храни. Гордись, если мы одолеем врага, но падающих - подтолкни. Сильнейший пусть выживет, волю любя, презрев обаяние лжи. Мы ищем победу - мы ищем тебя! И ищущему - подскажи. Блиндаж укрепи, небоскребы смети, дай повоевать от души. И мстящему правильный путь начерти за грани и за рубежи. Швырни в мегаполис восстаний огни, подай безоружному нож. И песню услышь, и зарю распахни, и сдавшегося - уничтожь!

* * * Византийской покорности слякоть, безнадежности каменный лес... Почему обязательно - плакать? Почему обязательно - крест? Только тот, кто сразил - торжествует. Только жажда победы - не блажь. Если Бог в моем сердце ликует, почему обязательно - ваш? Моя страница

* * * Засадный полк, уже пора! Подобьем алого ковра лежат поверженных тела, от стаи стрел под солнцем мгла. Ладонь на рукоять меча метнул, проклятие шепча. Кровавой злобы пелена уже глаза заволокла. - Стоять, - рычит вожак, - нельзя! Еще чуть-чуть… Молчат друзья. Обугленная пустота в груди, и цель твоя проста – всех вырезать до одного врагов народа твоего. Мы – полк последнего суда, остался миг до слова »Да!» Эх, словно сброшена гора… - Засадный полк, вперед. Ура!

* * * В год, когда взойдет заря Победы и врагов последних сбросим в рвы, памятником русскому скинхеду мы должны украсить центр Москвы. Будет мощь спокойная таиться, ясная уверенность бойца в гордом взмахе каменной десницы и в чертах славянского лица. За красноречивыми вождями он не шел по путаной тропе, кровь, с асфальта смытая дождями, – факт, а не воззвание к толпе. Эй, страна, опять дерзая, строя. там, в грядущем светлом далеке вспомни безымянного героя, юношу с кастетом на руке. А забудешь… так не ради славы, ради нас крушил он зло и тьму. Все равно – воскресшая Держава это лучший памятник ему.

* * * Правду вижу в этом мире я. Ты спросил мечту мою — А за мной придет валькирия, если я умру в бою? Ночь притихла осторожная и взяла твои слова, фонари зажгла тревожные, одичалая Москва, продолжалась оккупация, Русь единым днем жила, вымирающая нация на развалинах пила… Но среди огня и инея, в черной форме, как в броне, — А за мной придет валькирия? Повторил ты в тишине. …Знаю, так всегда случается – там, где нужно Свет сберечь, вдруг герой в толпе является. как в золе булатный меч. Будут песни и предания, и славянская весна. Эта жизнь – не ожидание, дело воина – война. Из высокой бездны Ирия, из сияющего сна, за тобой придет валькирия! и за мной придет она! 2000 г Моя страница

Наша классика – Пушкин и АКМ. Мало для решения всех проблем, но хотя бы это осталось здесь, чтоб немного сбить мировую спесь. Все ушло к чертям да ко всем смертям, разгулялось времечко по костям. Шпалы – в гниль, да в крошево весь кирпич, разлетелось все, что смогли достичь. Тлеют клочья фото, расчетов, схем… Наша классика – Пушкин и АКМ. Посмотрю я Родину на просвет: где стоит дворец, там России нет, по подпольям мы, по дворам трущоб, посреди камней городских чащоб. И Европа, эх, дрессирует нас, тыча пальцем в грязный больной Кавказ, и ей все не так, и везде бардак, и она умна, а Иван – дурак. Не отводит жадных холодных глаз, а нужна ей эта земля без нас. И огонь войны, как закат, доспел, но для наших душ и для наших тел есть защита круче любых систем: Наша классика – Пушкин и АКМ.

* * * Если завтра война, мы поплачем о милом, перекрестим дымящийся дол. Проведем бэтээры по отчим могилам, чтоб могилы никто не нашел. Подожжем златоглавый истерзанный город, чтобы городом враг не владел. И зазубренный серп, и заржавленный молот зашвырнем за небесный предел. Все вино мы допьем и пройдем по бокалам – никому нашу радость не пить. Если завтра война, мы забудем о малом, – честь и славу – за грош не купить. Наш распахнутый мир будет светел и страшен, голос крови сильней, чем закон. Заминируем каждую пядь этих пашен, динамит – под оклады икон. Видишь, – выхода нет, поднимается ветер, Русь уводит на облачный край: впереди только битва и огненный пепел, позади – очарованный рай.

* * * Одна страна крепка купцами, другой милы ее волхвы… А третья славятся бойцами, что век не склонят головы, не ждут хвалы и царской платы, и топчут травы, не ковры, любые рассекают латы наточенные топоры. А кони, быстрые как птицы, на Млечном пойманы пути, презрев преграды и границы, готовы всадников нести. Купцы на торг сдадут державу. Волхвы уйдут в свои мечты. Одни бойцы не примут права клинки отбросить и щиты. …Здесь мыслят просто и свирепо, и вера твердая в очах, что если даже рухнет небо, его поднимут на плечах.

* * * Вот и станем мы в поле ветром, и никто не обидит нас за неведомым километром далеко от враждебных глаз. И никто ничего не скажет, даже мать и опасный Бог, лишь полынник к песку приляжет и качнется чертополох. Поутру, ниже звездных лестниц, наши братья – ковыльный шелк, раскаленный да белый месяц, молодой да зубастый волк. Засвистит жаворонок ранний, растуманится красный круг. И не надо нам будет знаний, только все мы узнаем вдруг.

* * * За волной волна – травы светлые, месяц катится в бледном зареве. Над рекою в туманном мареве огоньки дрожат неприветные. Так порой на Руси случается, волки – витязи, песни – вороны, огляжу все четыре стороны, а никто не ждет, не печалится. Нож булатный – мое сокровище, мои сестры – мечты далекие, мои братья – костры высокие, слева – верной тоски чудовище, справа – был ли храм? И не вспомнится. Волки – витязи, песни – вороны, не с кем, кроме вас перемолвиться. Перемолвиться – не отчаяться, за удачей в бою отправиться. Наше поле врагами славится, пусть никто не ждет, не печалится. …У зверей есть норы и лежбища, у людей дома над рекою. Гляну в ночь и махну рукою: Поле битвы – мое убежище.

* * * Ты ведаешь, что наши предки прежде, внушая ужас, шли за ратью рать, рабов и скот и злато и одежды могли в столицах покоренных брать. Все было просто – битвы и моленья, И ясный взгляд навстречу небесам. Бог даст врага, тот – повод к наступленью, а остальное ты добудешь сам. Героев незадачливые внуки сетей судьбы уже не рассечем, и ценим бесполезные науки, хотя все блага можно взять мечом.

* * * Семицветным ковром расстилались луга. Только краше бурьян на могиле врага. Семицветным огнем рассыпались снега, Только краше бурьян на могиле врага… Облетели вишневого рая сады, обмелели живые потоки воды, расплескала заря молодое вино, размечтались мы зря, а осталось одно - не уйти в подсознанье и просто в бега, а увидеть бурьян на могиле врага. В мертвом небе - обугленная пустота, но последняя искра бела и чиста и дрожит и мерцает на пыльном ветру, Так Россия одна, мы одни на миру, где вожди обжигаются ржавчиной лжи, где нарушены недругом все рубежи, всех побед самоцветы в чужом тайнике, лишь булыжник зажат в занесенной руке. Возрождение эпоса есть в мятеже, раскружилась эпоха в шальном кураже, зашаталась бетонная наша тайга, прорастает бурьян на могиле врага.