*** Куда-то бабочки пропали – Позавчера еще летали… И палисады опустели И небо с ними заодно. И под распахнутою высью Оставшиеся чудом листья В прохладной мечутся купели И опускаются на дно. Не время ли переменилось?.. Но потрясающая милость – Звук отступающей свирели – Отрады бедное вино.

*** Соседи жгут листву - уже грозят Издалека - и дни зимы бедовой И ночи, и подслеповатый сад Велик и жалок в прозодежде новой. Сливаются и твердь и небосвод - Лишь зоркий столбик розового дыма Вослед заре - качается, встает С коленей, и плывет...невозвратимо

*** Вдогонку ноябрю кидается на дачу Отважный и нетерпеливый первый снег, Невольно отыскав на счастье наудачу В ночной распутице затерянный ковчег. Погрязшие в тепле, соседи ждут развязки Бутылкой «старки» с окуневою ухой, Мечтая угадать, когда с метелью в связке, Гость жигу протанцует как моряк бухой. Я выйду на крыльцо и, подмигнувши Ною, Вздохну и закурю, покорно не греша На участь и судьбу дорогой к перегною – Так бездна неизбывна властно хороша - Довлеет, парусит и, чашу доливая, Переполняет мир с пожизненных высот… А слякоть, и вражду впотьмах одолевая, Куда еще ковчег попутно занесет…

*** Словно бублик на жарком песке (Волга-реченька, не в обиду) – Загораю на Каме-реке, За Шпицберген и за Атлантиду. Кроме фруктов, небес, овощей Ничего в мире не замечаю… Но сердитых язят да лещей И кормлю, и порой улещаю. Гляну вдаль – ни хрена не пойму. В душу свистну – ни дна, ни покоя. Ветерок одинок по уму Да винишко полусухое, Да великая Кама-река, Простоватая словно тальянка Или беженка-Малика – Персияночка-полонянка. Бурлаки не грозят бечевой… Ох, невольная душка-свобода! Ах, дымок горьковат кочевой! Ух ты, матерный трепет народа! И дубинушка ты не моя, Просвистел я тебя и прошляпил… Ухнем, щедрости не отмоля, Эх ты Федор Иваныч Шаляпин…

*** Здесь кукушка-вещунья уже не споет, не соврет, А врата отпирают, с утра бедолаг принимая. Да еще райский сад не в пространстве законном плывет, Не во времени – средь совершенного августа-мая. Дети вечности мы иль мгновения – кто разберет – Меж ромашками, лютиками, резедой, васильками… Но гуляет с поэтом король, баловник, сумасброд, И терцинами чешет – сочти неподкупных врагами. А любители выпить гурьбою торчат за ларьком, Милосердные наши, посланцы лихого народа… Тут и я свою грешную долю урву, с пузырьком По традиции крадучись выпорхнув с черного хода. А в ногах васильки и ромашками пенится луг. Только не избежать леденящего душу испуга – Вдруг урядник рукой палача оборвет мой досуг… И найду ли еще закадычного верного друга?.. А навряд ли найду – рано я в облака загремел. Раздавлю с ветеранами поллитровку « Стрелецкой» - И король объяснит, как напрасен поэтов удел, А поэт улыбнется безумству стези королевской. И обнявшись, пройдемся по вечности, и по пути Подзаблудимся спьяну, и

*** За занавеской легкой словно лик Судьбы на боттичеллиевой фреске, Как свет свечи, младенца легкий всхлип, За солнечной прозрачной занавеской, За легкой словно мотылек, такой Легчайшей как любимой придыханье – Ты изобрел свободу и покой Сквозь ожиданье чуда день деньской, Где слабой занавески колыханье – Как запах роз над утренней рекой, Дурманный, окаянный, дорогой, Невольный – как прощение-прощанье.

*** Курчавая сирень – как женщина в расцвете, В порядке на углу у винного ларька На бойком ветерке очнулась, на рассвете Нечаянно поймав твой взгляд издалека. И денешь ты куда позор косноязычья – Ни музыки, ни слов. И страшно – немоту Красавицы, ее смятенное величье Узнать и обойти с похмелья за версту. Не подойти – щедра, но весь ее избыток Мгновенен – знать и ты не жди, не обещай. Бросая на бегу в ознобе пряток-пыток: - Любимая, прости и смилуйся… прощай…

*** Закат на приколе и время уже не шустрит, Запнувшись на вздохе, на честном единственном шаге От сна золотого, и ветер едва шевелит Простынку земли, ускользая в лога и овраги. Вдруг вечность шустра и мгновенна – не мать, не жена, И местность ее обитанья кругом безымянна?.. А нить Ариадны дрожит, ровно обожжена – Нага оборвется в пути, сирота бесприданна, Чтоб ты в близоруком доверии, ан забытьи Оглядывал берег потерянный с тонущей льдины – Где беглые ночи и дни крепостные твои – Скворцы и малиновки, ландыши и георгины…

*** С рассветом пробегу по саду до беседки Морозцем и листвой в тугой его руке – Под звонкий щебеток малиновки-соседки Винца хлебну – и мир со мной накоротке. Земля качнется словно небом обернется – Судьба и птичья трель, и посох странника… Зарянка ветрено к востоку обернется – Кто в гости заглянул свежо издалека?.. И день, охлопотав штрафную на крылечке, И с непривычки беззащитно окосев, Геройски не прервет хмельной маршрут от печки – Как звезды в облаках и ландыши в росе.

*** Ужели тебя лишь чужие угодья влекут, Где женщины бродят, нежны – Вавилон, Киммерия?.. - О Езус-Мария, не Ты доброхотствуешь тут, Когда я бездомен и темен?.. О Санта Мария!.. Ни крова, ни кроны… Но утро раненько встает И пробует жить, ибо жизнь и щедра, и телесна, И помнит о смерти и, радость, живет и живет – Верна и случайна, изведана и неизвестна. То чиж спозаранку зальется – лихое дитя Веселья, счастливо не выучившее цифири Мелькающих лет и столетий мелькнувших, хотя – Кого еще нить Ариадны приветствует в мире? И вольно тебе, пилигриму, мечтать или знать, Кто рядом сегодня. Одно утешенье – Мария… Ее ли улыбку тебе суждено ожидать, Когда лихорадка прицепится иль малярия?.. А чижик под куст залетает и песню поет И корку клюет, весь растрепан, зари беззаботней… - Святая Мария, да слышал ли он, что живет Не лучше, чем я или Машенька… или свободней.

*** Запомнить и забыть вчерашний кавардак - Квартирка в хрустале от развеселой пьянки… И Боже мой, какой безумец и дурак Не перебил часы – как судовые склянки… А как же был хорош в шампанском ананас И персики нежны и холодны как хлопья Воинственной зимы, и ангелы на нас, Завидуя и злясь, глядели исподлобья. А мы, судьбу свою доверив небесам, Умеющим хранить живой, медвяный, хлебный Свободный вздох земли, цедили – как бальзам – Спасительный портвейн, грошовый, но целебный. Так выпьем за любовь и скомороший дух, На молодом спирту настоянный, высокий!.. Да было б все как есть – ни жалоб, ни прорух, Да в небе облако – иль ангел одинокий…

*** Как вышедший в тираж лукавый Мефистофель В лохматом шалаше я равен бытию – Не искушая смерть, выхаживать картофель, Благословляя жизнь поденную свою. Меня простили все, кому я вправду верил. В сопливых городах пускай они царят И радостно пускай на афоризмы делят Невинный разум мой и виршами сорят. В полуденной тени при верном винограде, При небе и лозе я сторожем живу Не для забавы или чисто Христа ради – За каждый Божий день во сне и наяву. Покорный не судьбе – цветам и травам нищий, Гордыни не боюсь – отправленный в тираж, Довольствуюсь простой и откровенной пищей, Освобождая мир сентиментальный ваш.

*** В саду таком, где листья и на свет, Да и на вздох привыкли отзываться, Где лишней озабоченности нет, Кому в какой шеренге примелькаться – Где и тебе, мятежному, дано Узнать как мир очнувшийся наряден, Где ветру или небу все равно – Докучен ты себе или отраден.

*** Часовая стоит на брегете И секундная станет за ней – Что еще остается на свете, Кроме ветра в ладони твоей – Или женщины в мягком берете И прощанья минутного с ней.

*** Ни сожаленья, ни стыда: Шампанское – почти вода, Портвейн не круче пива… И,заполночь сойдя на двор, Любой из нас как бывший вор Меж звезд глядит брезгливо. Еще вчера открытый мир – Как заколоченный трактир: Трактирщик спился с круга, Трактирщица пошла вразнос… И на небе немного звезд, А на сердце испуга. Но показался из-за туч Единственный рассветный луч На славный миг, не дольше… И явлен путь из немоты И берег прозреваешь ты – Не Африки, так Польши.

*** Ах, жизнь моя, мое смущенье, Награда, проигрыш, отмщенье, Медь-золотишко-серебро. Моя наследница-докука, Забавница, чертовка-скука – Адамово мое ребро. Но вот моя пока, и все же Связь наша грешная, похоже, Прекрасна, ибо коротка. Эх, беспокойная подруга, Желанна ты как, ветер с юга, Дика как горная река. Я рад тебе – а то б откуда Узнал, что я слепец, зануда, Хозяин темных пустырей… Благодарю – я жив покуда И сомневаюсь в роли чуда В судьбе бесхитростной твоей…

*** Еле уловимый шум ночной – Словно тишину берешь из рук Матери небесной и земной – И свое дыханье слышишь вдруг.

*** А я пишу стихи Наташе… Д. Хармс Улыбка детского стиха, Забава, бестолочь, причуда – Самозабвенна и легка Как мотылек над гладью пруда. Не худо – утро процедить, Освобождаясь от удушья, И Хармса ясно оценить За прямоту и простодушье. Балует ветер пусть и нас – Мы вновь юны, и в легком шоке, И легковерны, и подчас Нежны взаимно и жестоки. Но дерзок детский этот стих, Не понимающий, что ревность – Игра с огнем, где жжется верность, Покровы снявшая с твоих Очей и бедных глаз моих.

Святая простота небес, Простудных, пепельно-свинцовых. И просыпающийся лес В непрочных мартовских оковах. Никто вверху меня не ждет И пониманьем не тревожит, А книзу редкий дождь идет И долго перестать не может. Простоволосая земля, Орешник шаткий, липы, ели Пьют-не напьются как и я Из опрокинутой купели. Не уберечь сухою плоть, Не скрыться, юркая синица… Так подождем еще, чтоб хоть Снежком последним причаститься.

*** А все-таки недолгая зима В Нормандии блаженнее и легче, Чем на Урале – нары задарма И хлебушек с похлебкою в ночлежке. В Париже вертопрах французик-дождь, Когда в суровом сером Петербурге Квартальный-ливень жалок и охоч Дотаптывать распятые окурки. И пусть над вольной Францией туман, Все не метель, не каторжанин-иней… Там Канн, а здесь – Кызыл, и Магадан, И Комсомольск – о царедворец Зимний!.. В Париже, если даже и зима – Констанция, а вместе с ней занятней Ночами напролет сходить с ума, Но на Руси – честнее и понятней, Поскольку д’Артаньян тебя не звал На Монпарнас, а в подворотне сырость… И ум за разум прется, за Урал, Где вьюга наконец-таки взбесилась, Не ведая, насколько стрёмно ей Над родиной сиротски кувыркаться… Постольку сердцу Франция милей, Где неженка зима – не оторваться.