перевод с белорусского Сергей Граховский. Парус Вдали исчезающий парус Волнами как будто храним, Истома с тоскою на пару Кружат, но не властны над ним. Во мраке измена, играя, В пучину ведёт, как свеча. К рассвету приманка растает На камне, слабее луча. И грёзы, о память живая, Вернутся, но будут легки, В туман невесомый ступая, За кружевом нежной тоски. Взволнованный парус любезный Торопится птицею стать. Прощай, мне ещё в этой бездне Упавшие звёзды считать. Сяргей Грахоўскі. Ветразь У выраі ветразь знікае За хваляй, нібы на спачын, І змора яго не злякае, Не спыніць тугой далячынь. У змроку зіхоткая здрада Завабіць хлуснёй у віры, На золку сканае прынада І кволы прамень на жвіры. Раптоўна згаданыя мроі У карунках пяшчотнай тугі Павольна знікаюць, як строі, У бязважкасці кволай смугі. Знікае ўсхвалёваны ветразь: З кунегаю пільна сачу, Як водар аздобіў паветра, І ў бездані знічкі лічу. https://clck.ru/C5Hqk

«Ў кожнай крапліне жыццё незгасальна звініць» Ваза и верба Верба, верба. Ветви – аорта тайной весны всех меланхолий, ждущих красот на этом отрезке мира. Бросить бы ветку – одну – самой высокой вазе, в кварту воды голубой. Эй, высота, забирай неоспоренным право – право любви неживого к живому, право нахлынувшей крови аортной зваться водою проточной – чем откровенней и ярче, тем незаметнее в самой высокой вазе. к Республике Вынашиваю тебя, Республика, – свобода ещё несвободная, выдумываю, увенчиваю. Стираю воротнички – в тылу умирающей – армии трусливых твоих архангелов, печальных недосолдат. Мой белый свет Мой белый свет, из всех глухих оксюморонов, колодцев каменных – прижизненных могил, проступит благодатнейшая смелость и вспыхнет послушанием вовне. И мы, беспечные, в отечий дом вернёмся – верны себе и высоки – в себе.

Напиши о зеркале гранита «Есть любовь, похожая на дым» Напиши о зеркале гранита – В нём трилистник чёрный отражён. И ограда, травами овита, Тихий клён с кладбищенским стрижом Стерегут фамильную картину От любви – живой и неживой – Воссиянной тени Прозерпины И остывшей раны ножевой. Символизм В твёрдые берега руки, Как старость, Волну за волною вбивая, Река имя своё оставляет и русло. Таясь пескарями, Уходит на зов холодной подземной реки. И покинутый берег знает – Согревая запястья, навсегда отпускаешь. (2009–2013)

Владимир Короткевич. Еврейке первый вариант перевода Над крышей синь – сирень неистова, Набеги ветра – быстрая волна. Мне утешеньем, тихой пристанью Очей твоих библейских глубина. В них отразились дым бесчинства Кровавых гульбищ, вражий гам, Пожар родной твоей отчизны И нежность – к новым берегам. Гляжу в молчанье, в восхищении – Вот глубина бездонных вод. И верю, верю без сомнения, Что будет жить и мой народ. (29.11.2012) Владимир Короткевич. Еврейке перевод во второй редакции Сирень безумствует без устали – Над крышей ветер взнял волну. Библейских глаз твоих почувствую Тишайший свет и глубину. Всё вижу в них – врагов бесчинства, На реках плач, кровавый бой, Пожар родной твоей отчизны И к новым берегам любовь. Гляжу в молчанье, в восхищении – Вот глубина бездонных вод. И верю, верю без сомнения, Что будет жить и мой народ. (03.12.2012) Уладзімір Караткевіч.

Владимир Короткевич. Был. Есть. Буду. Был. Есть. Буду. Затем, что свой век, век проклятий, Живу бездонной тревогой. Затем, что сердце моё распято За миллиарды двуногих. За всех, подымающих пашню в разорах, Тех – в горячем пекле металла, За всех, кто сражается с небом и морем, За живых и тех, что не стало. За всех угнетённых, Чьи письма – кровью Из рабства подлой дороги, За Край Свой Родимый, за все Народы Восставших даже на Бога. За всех, кто свой край спасает от краха, В агонии сёл, не заплакав. За всех, кто глядится в небо – без страха Из пущ, Баррикад И с плахи. Кто с глазу на глаз со смертью, карминной Её улыбкой приветной, И всё ж возводит – в дали нестерпимой – Храм наш всеобщий и светлый. И вот вознесётся он гордо в зените – Нерушим – воссиянное чадо, Вы каплю с распятого сердца возьмите – Ту, последнюю. Больше не надо.