Вы, наверное, думаете, что если вас ударят ножом в грудь, то вам будет очень больно? Нет, не очень. Не так больно, как кажется. Настолько не больно, что вы даже не поймете: чем это вас. Настолько не больно, что вы совершенно спокойно дойдете до дома, только грудь будет немного ныть, как от ушиба. Дома вы снимете свитер и увидите на белой майке большое красное пятно. «Ё!!!» – подумаете вы и задерете майку. Возле левого соска вы обнаружите маленькую ранку, похожую на рот детской куклы. Только тогда вы почувствуете не очень сильную, тупую боль и начнете задыхаться. И вы не сразу вспомните простой, всем известный, номер телефона, потому что раньше в нем никогда не было нужды. Вместо «скорой» приедут люди в форме и начнут задавать вопросы, которые покажутся вам сверхдурацкими: «Кто ударил? Где нож? Глубоко ли?» Какое это сейчас имеет значение, подумаете вы. Потом люди в форме – подвижной, маневренной стайкой – побегут кого-то искать.

Шел 1990-ый год. Я недавно демобилизовался из красной армии. Уходил служить простым советским человеком, уверенным в завтрашнем дне, а вернулся – абсолютно свободным. Как выживать в новых условиях, чем заниматься, непонятно? Бывший одноклассник предложил мне: «Поехали лес валить, это хорошие бабки!» Я согласился. Нас было человек десять молодых парней. Работодатель привез нас на грузовике в лесную чащу у самой границы с Эстонией. Дал указания: «Вот, избушка, в ней будете жить. Вот, деревья, их надо валить. Через неделю приеду». Мы принялись за работу. Неделю вкалывали как черти, ведь оплата была сдельной. На выходные приехал хозяин, привез продукты и деньги. К концу второй недели мы начали дуреть от однообразия нашей жизни в лесу. Ни спиртного, ни женщин, ни телевизора, ни каких-либо культурных мероприятий! В нас стало копиться раздражение, то и дело вспыхивали мелкие конфликты из-за чепухи. В воздухе запахло грозой! И тогда наш бригадир сказал: - Пора бы нам расслабиться!

Сдаю очередную сессию в Литинституте. Сегодня – зачет по русскому языку. Захожу в аудиторию, беру билет и занимаю свободное место. Читаю вопросы и даже не могу уловить, в чем суть этих вопросов! А как же отвечать, если не понимаешь, о чем спросили? Опускаю голову, пытаясь сосредоточиться на теме. Но в голову лезут только посторонние мысли! На крышке стола вижу выцарапанный ножом анонимный слоган: «У Бога – хуй большой!» «Да, - думаю, - прав мой неизвестный коллега! Действительно, чтобы такой огромный прекрасный мир сотворить, надо иметь внушительный орган… Ох, о чем это я, елки, думаю?!» Пожилой профессор, ученый с мировым именем, скрестив руки на животе, допрашивает очередного оболтуса – Веню Бормотушкина, молодого литератора из поселка Верхние Мымры. О Вене Бормотушкине преподаватели Литинститута говорят, как о «надежде русской поэзии» и называют его не иначе, как «Есенин нашего времени».

В Риге уже много лет действует филиал международной организации под названием «Институт им. доктора Фауста». Институт имени средневекового шарлатана и сластолюбца занимается тем, что пропагандирует творчество самых актуальных и прогрессивных художников, мыслителей и литераторов Западной Европы. И вот, явился я как-то на презентацию очередной выставки в качестве арт-обозревателя от газеты «Вечерняя Болдерая». Мы с фотографом вошли в выставочный зал института. Но поначалу белые стены показались нам абсолютно пустыми. Лишь приглядевшись, мы заметили множество картин в белых рамках. Холсты были сплошь покрыты белой краской. Кое-где овальные или круглые серые пятна нарушали эту безупречную белизну. «Белое безмолвие» - так, общими усилиями, перевели мы название выставки. В аннотации к выставке сообщалось, что автор, Вильгельм Мариус Анна-Мария фон Крузенштерн, - один из самых актуальных и прогрессивных живописцев Западной Европы.

Расскажу историю, как известный рижский журналист Марлен Варяжцев однажды съел мой завтрак! Сейчас господин Варяжцев, как автор, немножко в тени, но в свое время имя его гремело. При советской власти Марлен Варяжцев был крутым журналистом. Например, он выделывал такие штуки: "угонял" редакционную машину, а потом вся рижская госавтоинспекция не могла его поймать. То есть, он доказывал, что хреново работают наши менты! Вобщем, он не только крутой автор, но и мэн крутой. В эпоху Горбачева остро социальные статьи Варяжцева охотно печатали все прогрессивные издания СССР, а по его телесценариям снимали документальные ленты, получавшее призы на международных фестивалях. В начале 90-х Варяжцев занялся бизнесом, основал несколько ООО, ЗАО и т. п. За это время он опубликовал в газетах всего лишь пару десятков статей, поэтому, как журналист, широкими массами, увы, подзабыт.

Героиней мемуара "Я круче, нежели Чарлз Буковски" стала темпераментная и не вполне адекватная барышня по прозвищу Сиськи-на-Ножках. Но я уже смирился с мыслью, что только такие особы могут быть моими спутницами. «Тургеневские девушки» – для других. А я, скорей всего, получаю то, что заслужил! Впрочем, как и все мы… Моя история вызвала резонанс среди знакомых. Ибо Сиськи-на-Ножках – личность популярная! У представителей мужского пола – особенно. Ибо мужчины, сволочи, любят глазами. Не за светлую душу любят, не за острый ум и покладистый характер, а за сиськи да ножки. Сволочи, что и говорить! Я и сам такой же… Умом я понимаю, что за душу надо бы женщину любить, а сердцем – оно ведь глупое! – все равно тянусь к сиськам. Одни парни, те, которым посчастливилось иметь с СНН романтические отношения, говорили: «Верно ты про нее написал! Она такая и есть… Мозготрахательница!» Другие обещали набить мне морду! Это, наверное, те, которым она по какой-то причине не дала.

В тот год я защитил диплом и влюбился в женщину по прозвищу Сиськи-на-Ножках. Увы, она страдала тяжелой формой маниакально-депрессивного психоза. Я терпел ее закидоны несколько месяцев: в эйфорической фазе своего психоза она была сущий Ангел, в депрессивной – Медузой Горгоной. Можно подумать, что я переваливаю всю вину на Сиськи-на-Ножках, хотя на самом деле проблема во мне. Она тоже так считала: «Это все твои иллюзии, дорогой…» Она же примыкала к буддистам, а буддизм – во всяком случае, тот его отросток, который заточен под европейскую ментальность, – очень удобен. Для крайне эгоистических натур.

Гостил я в подмосковном Доме творчества «Переделкино». Ибо некое издание пригласило меня на семинар «молодых» авторов. Среди авторов преобладали женщины-поэты. Некоторые из женщин-поэтов были сексуально привлекательными. Однако еще в начале своей карьеры я понял, что с поэтессами тяжело контактировать. Ибо поэтессы – это такие птички божии… Помню, например, как одна из них начала свой монолог со следующей фразы: «Когда я иногда попадаю в эту жуткую, отвратительную реальность…» Ну, неплохо устроилась чувиха, да?! Мы тут, понимаешь, живем постоянно во всем этом дерьме, реальном, жутком и отвратительном, а она, елки-палки, лишь "иногда" в него попадает! И потому я на этих неземных созданий даже не зарился. Думал, вернусь в Ригу, встречусь с какой-нибудь «пэтэушницей»… Знаете, что мне нравится в «пэтэушницах»? То, что они, в большинстве своем, обладают волшебным женским комплектом, куда входят: 1) симпатичная мордашка, 2) упругие сиськи и 3) доброе сердце.

Очнувшись поутру, потер подбородок: он нещадно болел. Самый его кончик распух и на нем запеклась кровь «Кто это, – подумал я, – так здорово меня звезданул?!» Преодолев алкогольную амнезию, вспомнил: это я сам упал! Хрястнулся об асфальт точно подбородком… Как это можно было так упасть?! Сварив кофе, стал припоминать вчерашние авантюры… Как тискал, например, Матильду: - Вот это называется «топик», да? – спрашиваю я Матильду. - О, да!.. – вздыхает Матильда, – это «топик»!.. - А вот это называется «стринги», да?.. - О, да, это «стринги»!.. Какой же ты дремучий… О, да!.. И тут Матильда, прервав свои вздохи, очень серьезно спросила: - У тебя презерватив есть? - У меня его нет… - Ну, тогда и секса нет! – и Матильда стала приводить себя в порядок. - Из-за какого-то гандона?! - Ага… Мне же потом вынашивать и растить! Если что… - Ой, подумаешь, проблема!.. Вместе выносим и вырастим! Если что… - Ага!.. А рожать-то мне одной! - Ну и что?.. Родить – не убить!

Русская богема выпивала. Ее поили русские же меценаты. Я, облокотившись, как Хамфри Богарт, на барную стойку, наблюдал за этим спектаклем. «Как это, однако, пошло, подумал я, как все это тупо и банально… Какие-то гадкие морды вокруг! И что я здесь делаю, среди этих морд?» И тут появилась Дина. Нас познакомила дама полусвета N. Мы схлестнулись с Диной взглядами. И я понял в секунду, что уйду вместе с ней, сейчас же. Туда, где светят ночные фонари и капли осеннего дождя стучат по карнизам. И мы с Диной совершим романтическую прогулку по ночному городу, держась за руки и лишь иногда, случайно, прижимаясь плечами. Сговорившись, мы очутились у выхода. Помню, что один из меценатов, обнаглевший от спиртного, сказал нам что-то вдогонку. Высказался о Дине не очень лестно. Кажется, он назвал ее “профурсеткой”. Я повернулся, чтоов подойти к меценату и двинуть ему хорошенько в глаз. Может, ничего он и не говорил, а мне лишь почудилось, но в глаз я ему все равно бы двинул!

Она жила в Лиепае и, когда я с ней познакомился, работала в маленьком бистро официанткой. Не заметить ее было попросту невозможно! По всему лицу – рыжие веснушки. Волосы она красила во все цвета радуги, чулки носила зеленые в крупную сетку. Плюс бабушкины туфли с огромными золотистыми пряжками и ярко-оранжевое платье. Как такой стиль называется?.. Когда, что первое под руку попалось, то и надел! Грандж, что ли? Особенно меня восхищали ее косички-хвостики, задорно торчавшие в стороны над ушами. Причем, левая косичка у нее была синего цвета, а правая — красного! Супер-пупер! У нее внутри как будто работал моторчик: обслужив клиента, она носилась между столиков, собирая посуду. С такой скоростью, что становилось страшно: за нее, за посуду и за клиентов. “Легче на поворотах!” — сказал я в шутку. Она улыбнулась. Приехав в следующий раз в Лиепаю, я специально зашел в это бистро, чтобы еще раз посмотреть на ее тугие разноцветные косички.

Моя первая любовница была постарше, чем я. Она воспитывала двух детей, мальчика и девочку, работала заведующей магазина «Мясо-рыба», а муж у нее был милиционером. С мужем она, правда, хоть и не разводилась, но какое-то время жила отдельно, перебравшись в квартиру своей матери. Сидя на скамейке перед магазином солнечным прохладным утром, я обратил на эту женщину внимание. Она художественно раскладывала в витрине консервные банки: “Сардины в масле”, “Сельдь атлантическая”, “Тефтели рыбные”. Меня, сидящего в трех метрах, не замечала. Я наблюдал за ней и восхищался ее лицом. До сих пор не могу понять, как с таким лицом можно было работать в советском магазине “Мясо-рыба”? Как из фильма Годара лицо! Бывает… А я тогда временно обитал в квартире покойной бабушки. Семейный совет решил, что время, оставшееся до призыва в СА, я должен пожить самостоятельно. И оказалось, что мы с Натальей Петровной – соседи. Познакомились — у мусорных баков.

По профессии Марина — актриса. Талантливая. И как все талантливые артисты — малость глуповата. Но красоты — неописуемой! Платиновые волосы колечками. Огромные зеленые кошачьи глаза уголками вверх. Губы красные, большие. Тело тоже большое — холеное, сильное. Царица эдакая! Суламифь и Брунгильда — в одном флаконе. Декаданс и Ренессанс — в гармоничном сочетании. Не девушка, а джип “Чероки”! Такое вот странное сравнение мне вдруг в голову пришло… Она соблазняла меня, поглаживая мою ногу под столом. На Рождество это было, на протестантское. Отмечали шумно. Ведь любая праздничная дата хороша для русского человека! Потому что наш Великий Русский Праздник – всегда с нами! Я не обращал на руку Марины никакого внимания, смаковал «Капитан Морган» и грыз копченый окорок. Я бы, может, и соблазнился, но, во-первых, был в то время серьезно влюблен в другую девушку. Во-вторых, в том же помещении находился lover Марины, который превосходил меня в размерах раза в два, как минимум.

Каждую зиму в Латвийской Академии Художеств проводится карнавал. И это одно из самых ярких и шумных мероприятий в нашей стране. Участвовать в карнавале может любой желающий. Следует лишь нарядиться в маскарадный костюм. В последний раз я выбрал образ Вампира, свой любимый. Моя давняя подруга, деятельница культуры Огата Самолетова, которая была на этом карнавале Карамелькой, сделала мне готический мейк-ап: белое лицо, синие губы, черные тени под глазами. Я завернулся в большой кусок темной ткани – этой был мой плащ. Отправились в Академию большой компанией и первые полчаса старались держаться вместе. Но это, в принципе, невозможно: стихия карнавала захватывает вас, разлучает с друзьями и начинает беспорядочно кружить по залам и мастерским Академии. Вы танцуете, пьете вино, валяетесь на матрасах, слушаете живую музыку и участвуете в импровизированных перформансах. А через часок-другой вы уже перестаете что-либо соображать… И это есть счастье!

Некогда культовая рижская забегаловка «Золотая осень» давно, увы, закрыта. Но лет пятнадцать назад в ней прекрасно проводили вечернее время студенты и небогатые служащие. Угощались пивком, закусывая ватрушками с сыром и колбасой, которые в меню именовались почему-то «пиццей». Я ностальгирую по тем временам. Со своим школьным товарищем по кличке Сыч мы часто захаживали в «Золотую осень». Когда из морского похода возвращался наш третий товарищ по прозвищу Паштет, он составлял нам компанию. Про Паштета хочу рассказать особо… Его мама была из тех, которые пытаются держать детей на коротком поводке всю жизнь, контролировать их поведение, вмешиваться в личную жизнь, считая, что ребенок, это не самостоятельная личность, а собственность своих родителей. Вот, характерный случай: когда мы закончили школу, мама Паштета пришла на выпускной бал и весь вечер просидела рядом с сыном, охраняя его от порочных друзей и развратных подружек.

В восемь вечера я зашел в кабак, известный в народе под названием «У дяди Наташи». В этом популярном заведении можно было потанцевать под живую музыку, и две пары уже кружились в ритме русского шансона. На мне был черный костюм с «искрой» и белая рубашка, а в руках я держал букет из роз. Ведь я пришел на свидание! Оглядев зал, я подошел к стойке и заказал сто граммов перцовой настойки. - Чем запивать будете? – поинтересовалась барменша. - Пацаны не запивают! – ответил я гордо и проглотил зелье. Барменша иронично хмыкнула и пожала плечами. Я сел за свободный столик. Вскоре появилась и дама моего сердца – в шляпке с вуалью. Она процокала на шпильках через весь танцзал, виляя бедрами, обтянутыми юбкой-миди, и уселась напротив меня, зажав в пальцах тонкую сигаретку. Я дал ей прикурить, и она прищурилась. Ее ногти, губы и волосы были одного цвета – темно-красного. Я понял, что мне звездец, и пригласил ее на танец! Мы повертелись минуты две для разминки и сели передохнуть.

Попалась мне книжка современного французского автора. Начиналась она с фразы: «Я выпил четыре бокала шампанского, и мне стало дурно!» Такое начало меня удивило: невозможно ведь представить, чтобы какой-нибудь русский автор написал: «Я выпил четыре бокала шампанского, и мне стало дурно». Коллеги же засмеют! Скорее, русский автор начал бы свое повествование, например, так: «Я выпил четыре стакана водки, и мне стало хорошо». А значит, именно так я и начну… Итак, я выпил четыре стакана водки, и мне стало хорошо! Дело было на многолюдной частной party, конечно. Ведь с тех пор, как я получил наследство, моя жизнь, это сплошной фестиваль. Порхаю с party на party и в ус не дую! Пока другие вкалывают в офисах и на стройплощадках, я веду праздный образ жизни. Ох, нет в этом мире справедливости, нет! И, добавлю еще - никогда не будет. Так что привыкайте… Пьяный, я уплясался с королевой нашего бала и решил немного вздремнуть.

Началась сессия в Литинституте, и я, как всегда, не был к ней готов. Как и большинство студиозусов, я начинал готовиться за три дня до экзаменов, но всегда каким-то чудом «выплывал». А в тот день мне предстояло сдавать зачет по предмету «Современный русский язык». А это была самая сложная дисциплина из всей учебной программы, между прочим! Итак, я спустился в метро и протиснулся в вагон. Держась правой рукой за поручень, а в левой сжимая раскрытый учебник, я пытался хоть что-нибудь запомнить. Например, что за фигня такая - «парцелляция»? Было тесно, пассажиров придавливало к друг другу вплотную. Чувствую вдруг, как в мою спину женские груди уперлись: ну, классные сиськи! Потом я ощутил, как и бедра невидимой мне пассажирки прижались к моей заднице. Прижались не по-детски: моя правая ягодица как раз аккуратно попадала в ложбинку между женских ляжек. Я догадался, что это «антенщица», среди женщин ведь тоже есть любительницы подобного рода сексуальных утех.

В Новогоднюю ночь часто происходит что-нибудь необычное или веселое. Уверен, что сюжет фильма «Ирония судьбы» не выдуман, а, скорее всего, нечто подобное, действительно, с кем-то когда-то приключилось. Вот вам, например, история не хуже, которая произошла с моим знакомым N. Спешил N на праздник из Риги в Юрмалу. Поймал «попутку». Был он уже серьезно пьян и чем-то обидел водителя. Так сильно, что тот высадил N на полдороги. N побрел пешком. Видит, впереди автомобиль, а рядом – растерянная блондинка. «Наверное, мотор заглох?» - догадался N. Собрался помочь, а заодно и согреться. Но блондинка, увидав подозрительного нетрезвого мужчину, благоразумно юркнула в салон автомобиля и заперла двери. N, желая успокоить девушку и выказать ей свое дружелюбие, достал из сумки красный колпак с белым помпончиком, надел его на голову и исполнил вокруг авто танец-импровизацию. Однако, незнакомку это не успокоило. Она продолжала смотреть на N c недоверием, хлопая прекрасными ресницами.