Я был на небе с братьями своими, Единой стаей ветер нас встречал, Я помню слово в слово и поныне, Что мне тогда Ты в ухо прошептал: Пади, родной, стань мёртвым на асфальте, Да на глазах испуганных людей, У ног ложись дорОгой в чёрном платье, Умри героем свежих новостей. Пусть люди сводят всё к предначертанью, Связав мольбы и действия смелей, Им страх всегда был стартом к созиданью, Ведь я люблю их всё же, как детей. Как Ты просил, умолк наш хор нестройный, И выпал дождь из мёртвых чёрных птиц, Как Ты, в людей безудержно влюблённый Я отражаюсь в капле у ресниц. ____________________ Посвящено событиям первой недели 2011 года, связанным с необъяснимой и шокирующей массовой гибелью птиц по всему миру.

У кого же мне спрашивать, кроме воздуха морозного, О том дне, где нам станет возможно укрыться От всех диких дождей Огромным листом пальмового дерева грациозного И росой, по утру соскользнувшей с листа, умыться? У кого же расспрашивать, кроме ветра встречного, Как поселить в доме глаз твоих солнце ручное, Чтобы лучами к сердцу, Чтобы стать мне всеми планетами пути млечного И вращаться вкруг тебя незримо сквозь небо ночное? На кого же мне накричать, кроме тени опостылевшей, Что достать головы своей не могу из колодца, Где вода - пустотелость, Где вялые стены бормочут клише лампе остынувшей, И за жизнь лишь сорняк продолжает настырно бороться? В который раз я свернул на улицу, до боли, до жути знакомую, Но она, как и всё в этом мире, однажды закончится, Воздух, ветер и тень, Истоптав понапрасну стезю невесомую, Тащат зеркало мне… Им ответить, наверное, хочется.

Я видел, как над ней смеялись Жильцы, прохожие, шпана, Старушки, что на лавке жались, И с ними смерть, и жизнь сама. О, как же звонко все смеялись, И пальцем тыкали в неё, Над беззащитною слетались, Как над добычей вороньё. Но в одиночку, вечерами, С ней многий время проводил, На кухне… с мокрыми глазами, Излив ей душу, молча пил. И вспомни ты, как направляла Она тебя на верный путь, Как много раз она спасала, Не дав пропасть, не дав свернуть. Как много раз и ты смеялся Над ней, как все… как жизнь сама. Она - наивна, но прекрасна, Твоя святая доброта.

Возможно, где-то жизнь не прозаична, Где под фатой шекспировских сонет Блуждает тополь Лорки аскетично И с ним цветёт бодлеровский букет. Но там, где я… на улицах… клоака Из чёрной грязи с хлюпаньем подошв, И, бросив взгляд, бездомная собака Всей прозой жизни повергает в дрожь. И нету рифм в прокуренной ухмылке, С которой город смотрит на меня, А только грязь, бурлящая в избытке, И силуэты чёрного зверья. Но где-то есть, возможно, где-то рядом Страна зелёных мудрых тополей, Что окрылят своим старинным взглядом, И станет дух мой стаей журавлей.

Они не знают, где правда, ложь, А я не знаю, где ложь и правда, С них по команде льётся дождь, А я лью дождь - дана команда. Они не верят в да и нет, Не верю я простым ответам, В них жив Дантес и мёртв поэт, А я и есть, и был Дантесом. Они - теченье и барьер, А я - барьер, и я - теченье, Они меж Марсов и Венер, Я - этих двух средоточенье. Они похожи на меня, А я на них совсем похожий, Они - народ, они - страна, А я - родной страны прохожий.

Она лежит меж роз и терний, Над ней то Солнце, то Луна, Её ласкают свет и тени, То шепчет дождь, то тишина. Её рассвет, благоговея, Туманом нежным освежит, Закат, любуясь и пьянея, Над ней растает, как пиит. Она лежит так откровенно, Нагая, пышная, в цвету, Пред ней, от счастья, в исступленье Сам дьявол выронит слезу. Но только ей не чужды грозы, Знакомы бури, ветер, зной, Она меж терний ищет розы И жаждет Солнца под Луной. Её я встретил у порога, "Ну, здравствуй" - молвила она, Сквозь жизнь ведущая дорога, Мне Богом данная тропа.

Когда все стены комнаты моей Украшу я полотнами цветными, То приглашу тебя войти смелей, Мой добрый гость, что дорог мне поныне. Тебя с поклоном встречу до земли И поведу осматривать картины, И возле каждой прошепчу: "Взгляни На плод моей душевных мук рутины". Тогда украдкой буду я в глаза Твои смотреть, искать в них отголоски Своих полотен, мыслей и себя, И, может быть, для будущих наброски. Волшебной песней вдруг в моих ушах Твои слова - вся правда о картине И обо мне… и в комнате "Душа", Читатель мой, ты дорог мне поныне.

Сияют снежные равнины Листа, как белый гордый флаг Застыл в стенах одной квартиры, И с ним - наполненный бардак. Бардак свободных измерений, Границ разрушенных бардак С настойкой волеизъявлений, Менявшей вкус, как арманьяк. Гармоний вечных беспорядок И с ним… бумаги чистый лист, Как мир законов и загадок, Как в тексте замкнутый артист, Поэт, что вяз в болоте мнений, Лез паутиной на чердак, Храня свободных измерений Свой внешне-внутренний бардак. И он, с землёй сливаясь жизнью, Душою с тысячью планет, Смотрел в окно с одною мыслью: "Господь, наверное, поэт".

*недословный авторский перевод первого сонета Шекспира с попыткой сохранить и передать общий смысл оригинала* Желанье наше - расцвести от лучших зёрен И сохранить навеки блеск и красоту, Но как не долог цвет, и уязвимый корень Спешит потомкам вверить память и мечту. Но ты, влюблённый только в собственные взгляды, Подогреваемый лишь собственным огнём, На поле, ждущее дождя, ты выльешь яды, И жесточайшим станешь сам себе врагом. Но всё же ты - шедевр Божьего искусства, Провозглашающий грядущую весну, Твоё прекрасное - под маской безрассудства, И только время ты роняешь в пустоту. Так пожалей хоть мир, зелёный и родной, Пока не съеден он чертями и тобой. © Солнцев П.В. Оригинал: From fairest creatures we desire increase, That thereby beauty's rose might never die, But as the riper should by time decease, His tender heir might bear his memory: But thou contracted to thine own bright eyes, Feed'st thy light's flame with self-substantial fuel, Making a famine where abundance lies, Thy

Там бабочек ловят, но вместо войны, Там слёзы от смеха, а не от печали, Там Солнце в ладонях, но вместо луны, Там всё, о чём мы так давно не мечтали. Там грозные замки, но лишь из песка, Взлетает фантазия вместо ракеты, Бессмысленна грусть, незнакома тоска, И вместо соблазнов - цветные конфеты. Там ширь горизонта, но вместо дверей, И вместо уныния - звёздные дали, На самой прекрасной планете детей, Которую мы, повзрослев, потеряли.

Был неистовым свет, прилетавший из космоса, И его поцелуев, столь жарких, не мало, Был зелёным мой лес, поле красного лотоса, Ты огнём беспощадным над ним расцветало. Раскидав языки, наедалось ты досыта Деревнями, деревьями… сердце сжималось От того, что вокруг, поле красного лотоса, Ни дождя, ни слезы… ничего не осталось. Как далёк небосвод от кричащего голоса, Так бессилию близок молитвенный шёпот, Как беззвучна капель в буре красного лотоса, Так боярский отряд был разбит и расколот. Только русский народ силой, данною Господом, Снова земли спасает от огненной пасти, Только, знаешь… обидно… в войне с тобой, лотосом, Гуси, вечно сухие, толпятся у власти.

Плывёт волна по дуновенью, И шепчет море мне о том, Как много тайн в простом теченье И сколько тины в непростом. Из птичьих стай в воздушном флоте Я слышу песни об одном - Как много тайн в простом полёте, И лишь барьеры - в непростом. Познанья тайн оставь попытки, До смысла ближе путь иной, Расти в лучах простой улыбки, Остерегаясь непростой.

Иногда о многом сожалею, Иногда мне грустно от того, Что взрастил цветочную аллею, Позабыв про дерева зерно. Позабыв про книжные закладки, Про восторг от первых двух страниц, И клюют ладонь мою пернатки, Меньше самых маленьких синиц. Меньше бы звенеть калейдоскопом, Да побольше слушать глубину, Лучше быть направленным потоком, Чем дождём, скользнувшим по окну. Чем дождём, упавшим на аллею, Мне б корнями - в залежи воды, Зря грущу и зря я сожалею, Будет корень - будут и плоды.

* * * Прим.: Нвия - ассирийское мужское имя; Сурия - ассирийское женкое имя. * * * От реальных до мнимых, притворных сокровищ, Убегающий Нвия слепящего дня, Порождаешь ты пепел от дивных полотнищ, Что кроила для вас… для семьи Сурия. "Там меня ожидают", - кричишь, обезумев, Оставляющий Нвия родное дитя, - "Горизонты златых и серебряных кружев", Только что-то не рада за тебя Сурия. Как же можно забыть, прикрываясь порывом, Начинающий Нвия секунды с нуля?! Как же можно менять на полёты с обрыва То, как сильно любила тебя Сурия?! Но ты всё же ушёл до раскрашенных поприщ, Заблудившийся Нвия в золе бытия От реальных до мнимых, ничтожных сокровищ, Не поняв, что сокровище - это семья.

(событиям в Киргизии) Подойду я к тебе, Аргамак, Прошепчу я тебе, Аргамак, Ты беги поскорей, Аргамак, Стань надеждой людей, Аргамак. Через степь и долины Памира Пронеси, дивный конь, ветер мира, От песков Каракум до Кашмира Задуши ты огонь ветром мира. Уж иссохли все слёзы Арала, Неужели их пролито мало?! Неужели невинного рана Соответствует слову Корана?! Долети же скорей, Аргамак, Дикой птицей степей, Аргамак, Матерям дай покой, Аргамак, Сыновьям - путь домой, Аргамак. ________________________ Июнь 2010

Он - сил моих родник с Валдая, Сердцебиений Валаам, Он - свежий воздух, что влетая, В нерукотворный кличет храм. Пойдём со мной, моя родная, Как редко ходим мы пешком! Нырнём в ветра родного края, Как в тот байкальский водоём, Как в те сокровища Алтая, Где воздух, словно Гиппократ, Излечит раны, наполняя Сердца надеждой, жизнью взгляд, И с ним поёт над Волгой стая, Тепло земли ползёт к ногам, Давай найдём кусочек рая, Разделим воздух пополам.

В разящих стёклах равнодушного экрана, Коричневеет, разрастается могила, Мне разорвали грудь звериной лапой сплина, Ошмётки бросили в твой порт, Луизиана, Когда увидел погибавшего дельфина. Когда воспринял и оплакал катастрофу, Что может стать рассветным бликом судных дней, Где будем глохнуть мы от криков матерей, Пока животные влачатся на Голгофу Спасать стократно обессиленных людей. Бертран, как истинны твои повествованья! "Повсюду нефтью пахнет", - твой герой сказал, Мне смысл этих слов, как Солнца свет, предстал, Они - последние из верных предсказанья, Конец всему для нас, начало всех начал. Хочу упасть я на колени у фонтана, Такого чёрного, как жжёная резина, Где голос предков рвёт и мечет из горнила, Хочу молиться за тебя, Луизиана, Хочу обнять, рыдая, мёртвого дельфина.

Я вновь прощаюсь с берегами Бродящих рек в моих мозгах, Когда застрянет в волосах Промокший ветер с мотыльками. Как шторм разрушит в океане Медузы маленький мирок, Так будет пуст и одинок Мой мир, где буря лишь в стакане. Но слов пронзительных внимаю, И будто сквозь асфальт герань, Меня есенинская длань Спасёт в любви к родному краю. Где к лесу каждый лист причастен, Где в буре, павшей на поля, Зелёный стебель, как и я, Сколь незаметен, столь прекрасен.

Вы не поверите сегодня мне, Но очевидным завтра обернётся, Что человек, уставший на войне, С врагом как с другом в общий дом вернётся. Причины всей бессмысленной вражды, Различья в цвете, нации и веры, Как умывающие грязь с лица дожди, Умрут навеки в недрах атмосферы. Вы не поверите сегодня мне, Но очевидным завтра обернётся, Что человек, не верящий уже Златым тельцам, к духовному вернётся. Наш долгий путь за счастьем на Земле Запутан жадностью и страхами зарос, Но мы найдём его в единстве и мольбе, И утопающий ухватится за трос.

Глаза домов… холодных окон, Сюжеты наших будничных легенд, И человек внутри тебя, угрюмый кокон, В привычном show ожидает happy-end. Они горят обычно вечерами, Домов лимонные и тусклые глаза, Когда рабочий люд уставшими ногами Доковыляет в Царство отдыха и сна. Глубокой ночью тишина, и крыша мира Чернее чёрного, да звёздами горит, Помилуй, Господи, храпящие квартиры, Скажи, о чём домов плеяда так молчит. Дома молчат о людях суетливых, О беспредельных, слабых и больных, Да улыбаются о парочках счастливых, Что разделяют угол на двоих. Один молчал о том, какая драма Вдруг развернулась в недрах толстых стен, Друзья-подруги, там, на дне стакана, Нашли причины интригующих измен. Другой молчал, что уж десятилетья Семейным ссорам не было конца, И он решил, что завтра на рассвете Обоих свалит друг на друга у крыльца. А третий дом… молчал печальней прочих, И всё стыдился горя своего, Жила в нём девушка, да та, что днём и ночью, Была одна, как серый мятый болеро. Ах, одинокая она была деви