Потянуло с востока - Запахло печалью и далями, Где-то вечер грядет, Распускаются тени от школ, Но туда не не отплыть - Ты канатом причальным, засаленным В предрассветном порту На бессрочный поставлен прикол. Отдает перегноем, Отваром из мяты и тиною, Выключаются звезды И брызжет росою заря, А на илистом дне Извиваются мягко актинии, Как наложницы в танце У трона морского царя. Хоть замшелая пристань Шагами в ночи перепахана, Обречен ты, как циркулем Меряя мокрый причал, В бесконечную гору Свой панцырь влачить черепаховый, К ежедневной вершине - рассвету - началу начал. Лот нырнет в глубину, В мир кораллов, веками растущих в ней, Намотаешь на локоть Узлами размеченный линь И дождешься стрелы, Аполлоном из-за моря пущенной Прямо в грешную ночь, В непрозрачную сонную синь.

Пробираясь по тонкому льду алебастровой кожи, По ложбинам, где вьются слова, как летучие мыши, Где дыхание теплых шагов заклинанье наложит На ловушки из нервной сети в лабиринтовых нишах, Где земля отзывается мягко на прикосновенья Чудодейственным запахом мускуса или муската, Где тропинка то в гору плетется, застыв на мгновенье, То в долину спешит, как ручей по спине переката, Заблудился я в полночь ненастную. Тьма как смолою Залепила глаза. Засветлевшие было пределы Запылила, сурьмы не щадя, колонковой метлою И любимца весны поразила стрелой из омелы. Но певец сыновей Афродиты тряхнул головою И фонарь засветил: - Ты не верь роковым небылицам, Не преграда нам сумраки чащи, кусты и граниты, Поднимаясь в Эдем, в Преисподнюю нужно спуститься. - Поспешим, мой Вергилий, врата за пригорком открыты.

мир необъятный слишком тесен: в одну строфу прямоугольную как ни старайся не лезет даже шея и голова моей красотки не то, что руки и плечи покатые и голые в разрезе ту- манного ничто, ко- варно именуемого платьем; шагом приблизясь к осиной талии, строфа увы теряет остатки формы, но заходит в ту область знаний, где перу молчать бы должно, а не сгибаться от бес- сильного созна- ния того, что красоту не выразишь словами . . . . . . .

Через моря, через года Дорога нелегка, Я взял с собою двух друзей: Коня и голубка, Две стопки книг - немых подруг Туманных юных дней, Невесту милую мою И жало вместе с ней. Через года, через моря Дорога нелегка, Лети мой храбрый голубок,- Не задрожи рука, Мне передай, пока в седло Еще тогда не сел, Что вместо книг здесь нужен лук И много острых стрел. Невесте милой ты шепни На ушко невзначай, Что ядом ласковых речей Не тронуть палача, Что он натянет грозный лук,- Не задрожит рука, Сердца одной пронзит стрелой Ее и голубка.

Встаешь не с той ноги, досчитав до ста, Коробка кофе с позавчера пуста, Блокнот пугает нагой белизной листа, Сквозняк метет коридор. Под душем долго греешь покат спины, Коль глубина, длина, широта даны Полов квадраты отнюдь не всегда равны. Не все учел Пифагор. Дорога к пункту бэ заросла дождем, (Плывем черепашьим шагом и штрафа ждем), Машины цугом построились за вождем, Тропа размокла войны. Куда-то делся запах разумных слов, Остался детский ужас реальных снов, Видать не выпало нам потрясти основ, Коперники не нужны. Чем полуправда - лучше сплошная ложь. Ошибся Маркс: не силу свою сдаешь, (Пустую банку в обмен на помятый грош, И тот скорей на засов), Ты платишь звонким золотом сочных лет И в суете, привычно несущей бред, Меняешь дни на пустой перестук монет Под злобный шепот часов. Когда же кончен вялотекущий день, Находишь дома вместо котлет мигрень, В окно швыряется каплями чья-то тень, Опять хромает сонет. В корзину валишь весь перегнивший вздо

Возьмите росы из реторты хрустальной, Щепотку озноба, полчашки лазури, Немного тумана и капельку охры. С востока протрите салфеткой крахмальной Немытое небо, все в сале и саже, И вниз побросайте коптящие звезды. Продрогшую землю укройте туманом, Холмы, и поляны, и шрам горизонта Как бритую щеку побрызгав росою. Широкою кисточкой влагу лимана Смешайте с лазурью на чистой палитре И, охры добавив, рисуйте мазками По небу, горам, облакам и деревьям, По душам уставшим и душам уснувшим, По сумрачным душам. Да здравствует утро!

Вода волнуется соленая, Невозмутимо плещет пресная - Ее пловчиха закаленная Взбивает жалящими жестами. Вода нисколько не сжимается Толченьем в ступе и балластами. Пловчиха тоже не жеманится - Бесперебойно месит ластами. Вода кокетливо упрямится И в решете не переносится. Какая, право, неурядица: Плывут очки на переносице. Вода нимало не поддатлива, (Хотя она вообще-то жидкая), Пловчиха очень озадачена - Все это крайне неожиданно. Сколь не прессуй ты воду пресную И разрубай ее предплечьями - Не запакуешь в форму тесную Соленой брынзою овечьею.

За вуалью век - високосный век, В бороздах на лбу заблудился йети И вчерашний день частоколом вех, Как летящий грач об ушедшем лете Заявляет, будто нам мало тех На прямом свету и обратном свете, Кто накличет дождь по дурной примете. Прозорливо зло завернув узлом, До пупа ныряю в шампунь реторты, Чтобы перлы смысла искать у слов Или, так сказать, упражняться в спорте Посвящать внезапно скупой улов Полководцам памяти, чью когорты Маршируют, важно загнув ботфорты. Из бессонных дней мне среда родней Остальных. На отмели дна бутылки Затерялся смерч между тройкой пней, Этикетки - липки, а пробки - пылки. И, пешком летя, не догнать саней, Уносящих в прошлое - вроде ссылки - Две косы и ровный пробор затылка.

Поэт хвалил бывало кончик ножки, Под юбками домыслив силуэт, Что б он сказал, смахнув с цилиндра крошки, Когда б на topless поглядел в лорнет.

Море в порыве страсти Спину ласкает берега - Словно массаж китайский Может ему понравиться. Плеткою порет пенной, Дюны целует влажные, Всем на показ грядами Груди бесстыже выставив. И молоком соленым Прямо на камни теплые, Скользкие от потеков Брызжет, бурля неистово. Снова и снова властно Кожей сверкает глянцевой, Всласть отдаваясь скалам ... Жаль, истощится к вечеру.

Как жадно куришь ты! Уж лучше б целовала Не фильтры сигарет и дыма серпантин - В истоме пепельной на желтом покрывале Смертельней сладкий яд, чем горький никотин.

Шаг налево - край, шаг направо - он же, Ты не дрейфь, мой друг, хоть изгиб и плавен, Этот мир - плева, но намного тоньше: Cторона одна и гульба без правил. Подниматься жаль - впереди долина, Горизонт волной, что красотка сзади. Вместо теплых губ терпкий вкус маслинный - Ни обид, ни встреч на простынной глади. Заскрипит вчера, ну а может завтра, Между строк застрянешь в сегодня или По оси листа пробежишь азартно Ты плечом к плечу с отраженьем в иле.

Каждые девять лет - поворот руля, Юнга на марсе машет платком - земля! Судно, вздохнув, ныряет на новый галс, В щеку - подушка, ветер и венский вальс. Девять - заря, карманы полны конфет, А восемнадцать - в сумке дорожной Фет, Дальше - пожары, мели и нити скал, Дальше - сомненья, бури, акул оскал. Стрелка бездушно трогает сорок пять: Прячься за мачту, время идет искать, А впереди портовых сирен аккорд Рвет тишину в ущельи меж Ост и Норд.

Если и вправду когда-нибудь мне умереть, Лучше не глянцевый полдень, а три пополудни - Час, когда солнце полощет лучистую сеть В мареве вытертых крыш и кирпичного студня, Час, когда сны откровенны, причуды занудны, Коротки мысли, и тени длиннее на треть Или на четверть. Удушливый дня карнавал Вытеснят звезды, застывшие в пламенном вальсе. Книги целуя душисто-шершавый каптал, Я превращусь в углерод, алюминий и кальций, Намертво в ней заложив указательным пальцем Мрамор страницы, которую недочитал.

Сверкали капли и в лужах топли, Зонтов цветами пестрел десант Людей, пришедших послушать вопли Юнца, плюющего вдаль дискант. Ржавели трубы в потоках мути, Воронок медь распустилась в ночь, По сцене шарик блестящей ртути Катался, струны швыряя прочь. Когда ж метнул Громовержец сонный Копье, и гром перекрыл бедлам, Юпитер - детище Эдисона Сплясал фанданго среди реклам.

Мягко танцуя на шатких рессорах, Пряча глаза в белых шалях из дыма, Цепью возможности шествуют мимо. Неумолимо. Дробью сухой отбивают зазоры В рельсах вокруг обветшалой планеты, Южны зимою, обветренны летом. Я - без билета. Сестры фортуны, рабыни испуга, Крыши покаты, рубиновы лица. Веером солнца рябит власяница. Прыгнуть - разбиться. Так и стою, подпоясавшись туго Лентой безволия, пылом совиным Ночи, скрывающей плавность долины В аквамарине.

Вдвоем и в развлеченьях и в заботе, Верней супругов в мире целом нет, Как голубки воркуют на работе, - В постели обсуждают Интернет.

Arrabiato, incazzato, Мчит к закату век Двадцатый, Da' parecchio sui nervi, Жмя с Востока, Двадцать Первый.

Однажды утром ты просыпаешься и обнаруживаешь, что тебе уже сорок лет с половиной И девушки еще вчера смотревшие с неподдельным интересом, теперь обращаются к тебе на Вы, И меся каблучками летних туфелек нападавший густо, надоевший досмерти пух тополиный, Проходят мимо, спеша по своим неотложным делам, Ни на самую малость не повернув головы. И любое дело, всегда получавшееся само-собой Теперь отнимает целую вечность, не менее, И нет никаких сил катиться за тысячу километров, Чтобы несколько минут смотреть на полное солнечное затмение.