Возьмём столичной и немирова, И, солью хлеб посеребря, Минувший день забальзамируем В неощущении себя, И, запрокинутыми плешами Душевный тост сопроводив, Всё, что осталось наболевшего Переведём в ненорматив. Пусть нас сомнения попутные Не проверяют на излом - Мы дни и ночи перепутаем В пылу борьбы добра со злом За свой ломоть судьбы, отрезанный Не впрок, где губы раскатав, Мы грешным делом даже трезвые Уподобляемся скотам.

Уже и время уходя не злит Бессмыслицей своей и это - бизнес Для продавщицы памяти в розлив, Где мы на гнутом пятачке Отчизны Живём по схеме «наливай да пей», Пока душа портвейном не набрякнет, Чтобы приткнуться на трухлявый пень Перед калиткой старой голубятни, В которой и замок-то проржавел, И лаз наверх щербатый рот раззявил, И голубям истёк ангажемент С тех самых пор как дуба дал хозяин… … давай налей и думать не моги Что поздно всё – ну мы другие просто. Не по резьбе намотаны круги Тех голубей на пацанячий посвист. Теперь и время уходя не злит Бессмыслицей своей и тем приятней Нечитанной газеткой застелить Трухлявый пень у старой голубятни.

Отравленным плебейским брендом мифа, Что можно брать нахрапом города И жизнь любить по льготному тарифу Вальяжных инвалидов нетруда, Нам, бедный Йорик, не костлявым рылом Бледнеть в тени двуглавого орла, Когда жратва является мерилом Величия жующего мурла И на алтарь расхристанной эпохи Бросаются под жертвенный тесак Потомки тех, кому еще не похуй, Что лишь едой бывает колбаса. *** Приняв свой крест не в сердце, а на грудь, Усну в сугробе, с мозжечком рассорясь, И, извалявшись по уши в снегу, Освобожу замызганную совесть От привнесённых быть или не быть И, никогда в них не искавший брода, С сакраментальной линией губы Замёрзну импозантным и свободным, И этот шанс козырный не замай Поддатый дворник на рабочем месте! …ах, бедный Йорик, хрен ли вам зима В благополучном датском королевстве…

Приступив к возлияньям с вечера, К ночи выйдем на штатный трёп – Как звучит в вашей звонкой вечности Хруст крестцов об Кронштадский лед, Высеканье искры кресалами Голых жоп об идейный наст… Нет, не к гнутой трубе сусалами Самый храбрый прильнёт из нас, А к устам маркитантки пряничным, На бинты распустив прикид… Кто ж так лупит с трёх метров, Фанечка? Разве только что в котелки. Так мечту корабля бумажного Накрывает дерьмом волна - Не сложилось чего-то важного, Чтоб нас молодость увела, И наутро, склоняясь шлемами, Пыль и перхоть стряхнув в стакан, Мы шлифуем ваш мир мишленами И похмельным «бывай, братан…»

Так и разменяв, как рваный чирик, Век почти на горстку медяков, Я из них те самые четыре Под подклад зашил особняком, Хоть уже и память черно-белым Из рефлексов вымарала страх, Давит в бок трофейный парабеллум, Чуть не так положит медсестра. Ей то хрен ли - телефон в розетку И дежурь в два уха, ведь дедок Капитаном полковой разведки Как домой ходил за передок Не её козырными ногами. Ей-то хрен ли – утром, осовев, Саданёт иголку под пергамент Желтой корки в устье синих вен И отчалит утомлённой фифой В мир иной, куда и звук не вхож, Как скрипит от уха к уху финка Или в печень чмокает штык-нож. В мёртвый мир лендлизовских эрзацев… Или это, может быть, игра, Что в больнице на протирку задниц Дефицит наркомовских ста грамм, И с мундира старого режима Раз в году звенит иконостас, Что уже уму непостижимо - Просирать своих в который раз.

Той весной я сплоховал немного (хорошо не целиком в кумач), - Рубанула по колено ногу Пьяная с устатку военврач, И судьба легла горелым блином На культю из рваных мышц и жил В сотне верст от ихнего Берлина Под стопарь за тех, кто не дожил. Я тогда вобще был редко трезвым, - Нам ведь как откушавшим стократ Обещали раздавать протезы Чуть ли не богемского стекла. Ну, а что?

Еще метёт и обе спорщицы Не успокоились пока Но чуб травы уже топорщится Из под сугроба-колпака, Еще подолов укороченных Неврастения впереди Но солнцем первые пощечины Уже отпущены в кредит…. Ах, этот март - в вольфрамовом накале Вскружит башку и в сердце прорастёт Амброзией оттаявших фекалий Всех наших меньших братьев и сестёр. Ах, этот март - прихватит лапкой цепкой За локоток и отслюнит билет На койкоместо пёстренькой расцветки Из ожиданий вкуса крем-брюле. Ах, этот март, воспетый каждой кошкой, - Не соблюдая должный политес, Озвучит расторопные ладошки В овациях по попам поэтесс….

Продукт конфигурации планет Или ума наличия в палатах?... Но мон амур была еще вполне И вроде как поклонницей таланта. А что еще в лихие времена Поэта оградит от безобразий? Да было бы кому подать вина И если что вдруг - пододвинуть тазик. Никто от вожделенья не шалел И не кичился положеньем в титрах, - Она макала прелести в шанель, Я регулярно изменял с поллитрой И во хмелю, признаться не боюсь, Терзал её озлобленно, до крови - О, сколь бескомпромиссен был союз В котором можно насладиться ролью Мне - одного из тройки поросят, Ей - осквернённой татями принцессы… Она, как мать, прощала всё и вся За призрак связи с привкусом инцеста, Как будто понимая, что назад Дороги нет, да и вперёд не будет, Она дурнела на моих глазах, Всё безнадёжней опуская груди, Всё откровенней добавляя в чай Спиртное (да никто ведь не заметит), И иногда скулила по ночам (никто ведь не услышит) в туалете. За всё про всё всегда приносят счет, И как-то так развеяв жизнь по ветру, Я умер раньше, а она еще Вскормила

ЛЕЙТЕНАНТСКИЙ ВАЛЬС Как порой печально и неряшливо В косы чувств разлука вплетена, - Поцелует у окошка младшего На прощанье старший лейтенант, Постоят, обнимутся у форточки, Марш-броски припомнят по росе, И ладонь царапнет острой звездочкой Золотой погон в один просвет. И хотя считать навеки прерванной Музыку о личном - не резон, Служба для солдата - дело первое, И дорога в дальний гарнизон На ресницах хрупко и невесело Трепетной слезинкой отдрожит: Есть такая важная профессия - Охранять Отчизны рубежи. СТАРШИНСКОЕ ТАНГО Для солдата штука неуклюжая Служба, если вникнуть не сумел. Приходи сегодня после ужина К КПП у склада ГСМ Приложить к геройским шрамам кожаным Бравые гвардейские уста… Ну, а что уставом не положено - Так ведь этим, кто писал устав, Век скрести крестом по полумесяцу, И на зов тугих окорочков Обрываться сердцем с чёрной лестницы В цоканье кирзовых каблучков. Ну, а нам цевьё тряпицей фетровой Ночь протрёт согласно номерам: Для начала быть тебе ефрейтором Или хлеборез

«…Он был задумчивый кокет, Она поклонница искусства…» Гоша Спектор (Из цикла "Параллельность") Он был галантен и высок Но беден (в обществе «нон грата»), Она – уже не первый сорт И несвободна, но богата. Едва ли их объяла страсть, Но и расчёт вполне пристоен, Чтобы из искры занялась Обыкновенная лав-стори. Она не тренькала рублём И обращалась с ним как с равным, Он был не то чтобы влюблён, Но на расходы брал исправно. Старик держался молодцом (Герой двенадцатого года), Хоть и премерзок был лицом, А вечерами на погоду Кусок свинца свербел в груди, Но, жизнь прожив, не ищут броду, А тут жена еще блудит С каким-то субчиком безродным – Шпиён всю плешь уже протёр. А ну как съездить на Волхонку? Хоть сам уже и не бретёр, Так хоть денщик намылит холку. «Мадам, я вынужден в связи С тем, что намедни, час неровен, Мне ваш супруг нанёс визит, Несовместимый со здоровьем, Почесть за долг предостеречь Вас от влюблённости беспечной, – О продолженьи наших встреч, Увы, не может быть и речи. И был

В душе, представшей неурочно Перед Всевышним, нет обид За то, что я сегодня ночью Был собутыльником убит. Стеклом бутылочным пониже Бородки… чирк - и отвалил... Так ведь меня и в прошлой жизни Ревнивый мавр удавил, И в позапрошлой царской водкой Монгол гортань мою пытал, И по всему выходит - глотка Та ахиллесова пята, С которой я, до трёпа падкий, Рискую вырулить в закон, Судьбе вылизывая пятки Велеречивым языком.

Никому уже не внове, И уж точно не со зла, Даже если невиновен - Огрести и осознать Пусть хоть толику позора В том, что всех построив в ряд, Нас гуляют под надзором И в любой момент добдят. Но похмельные основы Сушат вольностью умы, - Дайте хоть свободу слова Или чем её обмыть, Отверните малость краник На тщедушную струю, Нам ведь только побакланить Дерзким шёпотом в строю О крамольном для забавы И рассейской мощи для, - Кто ж нацелится зубами В наливающую длань? Если только загнусавит Недовольный ханкой хряк, Мы таких не любим сами - И сливаем втихаря. Под приправленный гротеском Незатейливый памфлет Даже выпить толком не с кем - Он не мажется на хлеб Жидким слоем правды-матки… Просветлённые лицом Мы хомячим в сухомятку Бутерброды с дерьмецом.

Кто-то в ступе мутит воду, Смерив нас на свой аршин, Приобщая к корнеплодам Фибры чувственной души, Откровенно так, по-русски, Тычет в морду, охамев: Хрен вам бублик на закуску, Хрен вам рупь на опохмел. Хрен вам дамочек с обложек Дорогих журналов мод - Не с твоей колхозной рожей Отхватить такой ломоть, Хрен с голубкой сизокрылой Ясным соколом шнырять - Не с твоим свинячим рылом Обживать калашный ряд. И роптать - ни в коем разе, Молча схавай и наплюй, На одном энтузиазме Хрен спланируешь в петлю С колченогой табуретки На послабленный режим. Раз уж хрен не горше редьки, То и хрен ли так не жить?

Иначе, нежели чем с улицы, - Плюс стены, минус облака, - Картина осени рисуется В унылом ракурсе окна, Где обречённо и растерянно Босыми душами простыв, Мы дышим хриплыми пастелями На бесталанные холсты И, истекая ленью блюзовой, Кровят стигматами реклам Заиндевелые иллюзии, Сползая с мутного стекла До толкований тихим шепотом, Как в измерении другом Уже ушами бодро шлёпает Несостоявшийся Ван Гог.

Ну привет, комрад пельменный, Или, как мы тут досель Меж собой тебя имеем, Герр из дома номер семь. Как ты там неторопливо Немчуру гнобишь, Толян? Говорят, у них от пива Только чубчики стоят… Помнишь лавку под берёзкой, И как вечно пьяный Дрон Бегал нам за жигулёвским С оцинкованным ведром? А теперь, такая жалость, Выпить – разве что с женой: Наши все поразбежались, Кто с ногами и живой. Юрка тут.

Скучно, зёма, откровенно скучно Наблюдать торжественный распад - Глаз копейки собирая в кучу Не накопишь даже на поспать В этой липкой, беспросветной лени, Где давно, надолго и всерьёз Неохота разгибать колени, Чтоб хотя бы сдохнуть в полный рост, Потому что бесконечно мерзко Проживать положенный сюжет В ожиданьи огрести стамеской По шарам от всяких фаберже, Осенённых кто рублём, кто ксивой В насажденьи собственных святынь. Вот такие, зёма, перспективы… Извини, что я с тобой на «ты» И об «этом», – ты, похоже, в курсе Сам, небось, на кухне у плиты Рафинад глодаешь не вприкуску И кроишь душевное впритык В западне прокуренного гетто С тихим матерком на ход ноги… Скучно, зёма, быть интеллигентом, Но сейчас нечестно быть другим.

Обжигаясь вспыхнувшими клёнами На бульваре в факельном строю Две души, портвейном окрылённые, Откровенно тянутся на Юг Журавлиным клином небо зяблое Расколов по шву до самых крыш… …раньше спьяну и за руль нельзя было, А теперь стрезва не полетишь…

С дремучих лет законные дружки Уже тогда, в космическом угаре, Мы совершали с дерева прыжки Деля по-братски Юрий и Гагарин Чтобы потом, шагая из-за парт Уже мечтать, не провоняв елеем, Как тот француз, который Бонапарт Красиво кончить на Святой Елене. Так и живём - без лишних антитез Два стоика, Гораций и Вергилий Имея к бабам общий интерес И на козлов, стабильно, аллергию…

Ты, наверно, и не вспомнишь За отрыжкой сытых дней, Как когда-то к нам на помощь Торопились Чип и Дейл. В черно-белых мыслях тяжких Закатив цветной ремонт, Два мультяшных работяжки Разгребали в них дерьмо. В прошлом хлеб с кусочком сала И истрачен медный грош, Нас по койкам разбросало - Хрен обратно соберёшь. Ты теперь чужая полночь, Да и я рулю не сам, Чип и Дейл спешат на помощь Не по нашим адресам….

Заиндевелыми висками Дурную кровь охолонив, Нас жизнь еще не отпускает, Но здравый смысл уже хранит От предынфарктных проявлений, И, вялым пульсом шелестнув, Мы отдаёмся плотью лени И поверяем души сну, Еще способные суммарно Качнуть фантазии батут, Мордовороты в мемуарах, И просто цуцики в быту.