Я отдыхаю на диванчике, вернее, старенькой детской кушетке, которую выставили на веранду много лет тому назад, выставили из маленькой комнаты, в которой появилась настоящая, взрослая кровать. Когда-то давным-давно на этой кушетке мне постелили после мучительных нравственно-этических колебаний: можно ли оставить на ночь зачастившего к совсем ещё девочке молодого человека? Можно, Софья Андреевна! От диванчика на веранде до кровати в маленькой комнате пять шагов: три до двери (и дверь-то не закрывается!) и затем два до кровати, правда, пол скрипит (ох уж эти половицы!), но изучил, знаю, куда ногу поставить. Четыре затяжных, крадущихся шага и, наконец, пятый - пятый! - с тихим скольжением под одеяло, под шёлк ночнушки. В маленькой комнате на взрослой кровати две юные души умирают от ярких тактильных ощущений.

- Kaffee oder Bier? - спрашивает она, и в глазах вопрос. Я вижу, что за вопрос в твоих цыганских глазах-маслинах. И не смотри на меня с недоумением, лучше принеси-ка чашечку кофе. - Einen kleinen Kaffee, bitte. - А я пока афишку разверну. Мы здесь неделю, хозяйка сдает нам два номера почти даром, потому что у меня с ней добрые отношения (я ей нравлюсь). Гостиница совсем простенькая: по одному туалету и душу на этаж, - правда, в номере есть маленький, совсем крошечный умывальничек. Хозяйка - переселенка из Венгрии, в Вене уже лет пять, по-русски немного понимает - когда-то учила в школе. Показываю ей плакат (у меня такая манера, я всегда с собой таскаю афиши в рулоне, профессиональный навык: реклама при всяком удобном случае), спрашиваю: - Нравится? На плакате байлаора, танцовщица фламенко. Вот она хлопнула в ладоши и на секунду замерла.

«ALL INCLUSIVE» означало: пей и закусывай с утра до позднего вечера, пока пузо не лопнет. А еще - безупречно солнечную погоду, гарантированно теплое море и номер с кондиционером. Распластавшись на лежаке, в тени огромного зонтика, он думал, что так уже было: давным-давно в пионерском лагере. Там тоже был свой замкнутый мир благополучия, который включал все (all inclusive): и звуки горна, и подъем флага, и купание в реке, и кружки по интересам, и послеобеденный «тихий час», и сладкий полдник с печеньем и сливовым вареньем, и вечернее кино, и танцы в клубе. Но как же его тянуло тогда к прорехе в заборе, через которую тайком он мог выбираться за границы «счастливого детства». С моря прилетел ветер и ринулся на камыши, расшевелив их узкие, длинные листья, похожие на клювы длинношеих птиц; и листья задрожали, стали дотрагиваться друг до друга и скрещиваться своими острыми концами. Почему говорят: шумел камыш? – удивился он.