Осиной комой бредит осень, смотри, порог переступая, какая тень лежит больная и снисхождения не просит. В её движениях постскриптум невыносимый май качелей, я слышу, глохну, тише елей в траву подножную проникнув. Гнездо дворовое пустое залито кипяточным варом, где дед и бабка с самовара пьют чая памяти густое. На мёд ещё слетают осы, на тульский пряник и коврижку, кусают, походя, мальчишку: «Не плачь, ты вскоре станешь взрослым...»

...................

.........................http://www.my-works.org/text_74596.html Оставить след - достойный движитель для поэтических потуг. Читатель, помни, я был жителем, имел друзей, имел подруг, имел врагов, доброжелателей, имел правителей, ей-ей. Меня уж нет, теперь читатели меня имеют всех кровей.

......................отзыв на http://www.my-works.org/text_74549.html Я верю вам, то был волшебный вечер, и мне приятно, право, вспоминать, что брал принадлежавшие мне плечи, мечтая никогда не отпускать. Для вас впервые танцевали тени и тело, стеблем повилики становясь, ещё не знало беспощадной цены, которой измеряют грубо страсть. Я вас благодарю за то, что после, за плед, прикрывший всё от глаз чужих, беседою довольствовалась осень, весну и лето понимая молодых.

Мне часто снится только берег с женскими следами в направлении моря. Просыпаюсь янтарём, брошенным под ноги. Обратного пути не будет, знаем. Уходим из театра без одежды. Номерки забыли. Пусть гадают, почему ворон крикливее чайки.

Встретив смерть в довольно раннем детстве, от неё уже не отойдёшь, бейся, сердце, бейся, даже смейся, чувствуй, лезвием тебя щекочет нож. Только ты на лезвие не смотришь, из кости тебя волнует рукоять, ведь на ней следы оставил кореш. Три секунды, чтоб успеть понять.

В скромности умереть не стыдно. Здоровая скромность не лечится. Скромная женщина знает себе цену, но не скажет. У скромного мужчины есть тоже достоинство.

Скорбишь всё ещё от отсутствия вечности пойманной Марта позволь, ведь тебе были преданы первое слово и чувство довеском цветы, что зовутся наивными «Перелески», когда выбегали, солдатам ты рвать их команду давала. Что, лгали солдаты? Пусть им не сойти с места этой печали, всяк, встречными тронут, хранителем будет в чужом пантеоне, слова истекают и нежность когда-то.

Когда я протянул ему руку, он показал мне язык

и на теле поэзии выскакивают прыщики

Даже опытный мужчина, влюбляясь, становится подопытным, а потом допотопным.

Возмужал мальчик Марта пьёт горькую девочек щупает нравится женщинам когда призовут кто закроет глаза его беглые? Облака

У детей глаза чужие - страшно, нет детей. Мы для них почти не жили, мы для них темней. Дети нам, чужим, не верят, забросав землёй, мы под их стальные двери письма, зря, суём. Дети, дети – наши письма неразборчивы. На земле не приживившись, в небе скорчились.

Я давно не веду счёт дням, мой дневник слоем пыли покрылся, и к твоим не несу ногам все земные дары – раздарился. Фотографий твоих не ношу я повсюду в нагрудном кармане, встреч горячечных не ищу, потому что блуждаю в обмане. ...............................................19(78-80?)

Кажется, девочку звали Аурелия, кто её вспомнит, если не я? Она выпрыгнула из машины времени, на похоронах причитали: «Такова судьба» Имена – не интересная ширма, отодвинь лепестки зеленеющих дней, где бесчувствие смерти по имени Ирма и не помнишь потом отошедших людей.

После, Марта, конечно, ты уступишь апрелю, по уступам взбираться ведь легче наверх. Знаешь, Солнце, я слишком земной, тяготею тем, что светишь рассеянно ты и для всех.

Испеки мне, жена, хлеб пшеничной муки, преломлю его в память янтарного детства, встретив гостя. Обрубок не левой руки он с вопросом подаст: «Брат, а знаешь ли средство, как страну пережить и остаться собой, как по полю пройти, не сминая колосья, как без крови закончить бессмысленный бой, как ответить живым, что ты мёртв до допроса?»

Жизнь в интернете настолько скоротечна, что хочется спросить: "А где здесь кладбише?"

Есть женщины А-ля-Курвуазье, А-ля-Шампань или А-ля-Иное, и каждая воскликнет: как посмел, шалун, подумать обо мне такое! Я не шалун, я думать не могу, пока улавливаю женские флюиды, наверно здесь, в земном раю, сгорю, пусть на меня в аду имеют виды.

Мы уже упомянуты в примечаниях Марта, можем прыгать по лужам навстречу прохожим. Если ляжет фартовая к осени карта, будем нежиться в самом гламурном оффшоре. Я тебе отпишу столько райских угодий, папарацци всех стран мировую затеют. Но пока поработаю я на заводе, и не верь, что как зверь в зоопарке зверею.