И мужики, и женщины различны, в поэзии различий этих нет. Вопрос заденешь, он для многих личный, но разве может промолчать поэт? Поэт не может и, всё различая, отображает внутреннюю суть, что мужики не просто так мельчают, и женщины не просто так им лгут.

........................................Е.С. Вечер и ночь, угли на взгляд горячи. Чувствую, как мы по-разному ищем ожога. Сжечь деревянные, из камня разрушить мосты взглядом, пытаясь, прожечь «уходи» на спине разведённого. Утро и день, к слову золою остыв, знаю, пустяк. Сердце живое от встречи рубцуется. Это весной до реки добежали ручьи и до зимы под мостом всех влюблённых целуются.

Я говорю о красоте не преходящей в Марте, в любой религии реликвии свои, блаженный сон дав зрителю в театре, рождённому за сценою войны. Мы с нею были кратки в хмуром счастье, на нотах длительности изменив акцент, желаньем жить под жёлтый крик акаций в тех землях, где живого места нет. Изгиб волны над ракушкою лунной я подношу к губам, не чуя рук, и что застиг – то белый стих иммунный, которым жив мой мартовский недуг.

У друга моего в порядке всё, живёт, почти как я, не замечая, трудно, и чувствуя надёжное плечо того, кто понимает друга. _________________________ У друга моего в порядке всё, живёт, почти как я, не замечая друга, но чувствуя надёжное плечо того, кто понимает, трудно.

Меня укусил муравей. Люди более или менее общительны.

... Смотри, на тонкой ножке сентября с головкою склонённой роза. Как думаешь, распустится краса иль в памяти останется, замёрзнув? Мой друг, ведь я её всю жизнь любил, другие аромат вдыхали, а я ночами с нею говорил, и затихала боль моя стихами.

Когда ты спросишь про себя у одиночного мужчины: "На что сей странник променял уютный быт, и в чём причина?", - он улыбнётся, как и я, в ответ протянет горсть пустую. Взяв и отдав всё, для себя он ищет землю не сырую.

В осеннем парке спешны тени и многолики неспроста, и работяга, и бездельник в воскресный день придут сюда, чтоб слышать вечности шуршанье в листве под собственной ногой и бормотать слова печально, прощая грешное душой. Дано лишь редкому зануде, взглянув на дождь и листопад, признать, что в смерти его будет не человек злой виноват. Осенний парк покинут тени, лицо расправится лицом и молча встанет на колени пред богом, сыном и отцом.

... Мой Генерал, услышь, когда я упаду в бою неравном, сражённый не свинцом вульгарным, а словом, словом без суда, в моих устах не смертный стон, а торжество грядущей жизни, где каждый стихший будет признан твоим единственным судом.

В тех пустоте и тишине, когда падение по капле напоминало: "Хватит, хватит!", - он выжал из ума в вине одну лишь истину про струи песка, сокрывшего века, любви не будущие губы, в молитве выудив слова об этих вечных караванах печали, сутолоки шёлк, осенний дервиш в платье рваном к живым не узнанным прошёл.

Напротив женщина, с улыбкою (не против?) горячий ожидает шоколад. Я замечаю, кажется, что, впрочем, её волнует мой случайный взгляд. Живая музыка в кафе сегодня кстати, я приглашаю женщину на вальс. Такое восхитительное платье, танцую словно с нею в первый раз! И после первого па хочется второго, а после третьего я сам уже не свой. Ах, господи, бывает же такое, что с женщиной танцуешь как с судьбой! И даму, к столику сопроводив учтиво, где ждёт её горячий шоколад, благодарю за танец столь игривый, шепчу на ушко: "Встретив, буду рад всегда улыбке вашей, женщины не против, и закажу горячий шоколад, замечу, кстати, очень, между прочим, меня волнует ваш случайный взгляд… И после первого па хочется второго, а после третьего я сам уже не свой. Ах, господи, бывает же такое, что с женщиной танцуешь как с судьбой!"

Марта перестал носить ранец засранец, бегает с барсеткой, радуется жизни, стреляет глазами метко. Помашу ему из окошка, не обернётся. От любви, понимаю, детка.

Учи меня благодаря терять и хоронить в молчании по-детски чем будет каждый некогда богат сжигать в сердцах взрослению в отместку кукушечное время пережив в чужом гнезде подталкивая брата, скажу: "Вот край, но, брат, предположи, что ты взлетишь, и нет пути обратно!" И брат простит, ударит по плечу и никогда худым не вспомнит словом, возьмёт под локоть светлую сестру, жену и дочь, заметив, я спокоен.

Я чувствую дыханье за спиной в метро, в маршрутке, в электричке попутчиков в чужой мир и в иной. Смотрю в глаза, перехожу на личность, когда подчёркивают красною чертой, флажки, как волку, расставляют: "Мил человек, идёшь своей тропой? Иди... оставь нам стих на память."

Неизвестно когда аукнется, уж тем более как откликнется, только чувствуешь, в дали - житница, где по зёрнышку буква к буквице, что катаешь по небу-нёбушку эту реченьку шалью шалою, видит бог, что земную жалуешь ненаглядную сердцем вдовушку.

..............стихо на литовском языке, предоставляю собственные же дословный и литературный переводы (готов к пояснениям) Kiekvienam puslapyje, žodžiui, paslaptis. Plaukuoti medžiai nuolatos balsuoja, pateikta spalva rodo, kur kryptis užburto vieškelio. Ten akmenys sustojo, tarsi žemaičių ir aukštaičių atspindžiai rikiuojasi ir link taves liepsnoja, ten išsipildę gėles ir beržai, ten jaunas žiogas pievoje žygiuoja. Atrastą spindulį ir rutulį aušros, kai spanguolynai nuo lietaus atgyja, kilnoja puslapyje, mirktelėsi vos, gimtinės neišspausdinta krūtinė. дословный перевод: ............Тайны.................. На каждой странице, к слову, тайна. Волосатые деревья постоянно голосуют, соответствующим цветом помечено направление заколдованной тропинки.

Тихого счастья омут речной. Кто наглотался воды ключевой, виден с обрыва, спокойным на дне. Тянет он иву за косы к воде. Ива игрива, утопший тверёз. Всё в сонном мире у детства всерьёз.

Нам бы друг к другу местью, зная, что оба правы, нам бы мгновенья вместе, чтобы не помнить лавы. Наша жива Помпея, в небо швыряет камни, в божье окошко целя. Прячутся бог и дьявол.

Вот видишь, брат, короче века век, отпущенный для самоутвержденья. Теперь и я, как ты когда-то, тверд, я мёртв, нас столько, что над смыслом мщенья, здесь тишина древесна и влажна, следов ничьих не сохраняет почва, лишь на реснице лишняя слеза, и на погосте чуть заметна кочка.

Когда в постеленные травы ложится вечер, охладев, приходит пиковая дама и достаёт семёрку треф. Ей всё равно, какая запись с рожденья в метрике твоей, посмел напоминать про старость, стал этим для неё злодей. Сходи с ума, терзайся телом, теперь от слова «Никогда» ты не избавишься и следом за ней уйдёшь на небеса.