Давай с тобою помолчим о том, что было между (с/нами) и о количестве "Цусим", и о значении цунами. Давай с тобой поговорим на том на будущем начале, каким зверьëм был вскормлен Рим, что натоптали ранью галлы. Давай припомним всем себя перебирая камни, комья, на поле был один судья, перед которым голы, голы...

Вели речиво мне зима исполнить белилами снегов нюансы и человеческие шансы предвидимых из детских комнат. Вели речиво мне весна исполнить ответ достойный на соблазны, где все рождаются не грязны, но миром мажутся по полной. Вели речиво мне исполнить лета годами дни и годы днями, где наигралась явь со снами, благо даря любви за это. Вели речиво мне исполнить осень и сброс листвы с дерев округи за бег по-молоду к подруге и жизнь, с которою соосен.

На всех у неба хватит немоты и на земле для всех найдëтся место, кому здесь было, будет интересно, какая тайна есть у красоты. Мы пробовали разные слова, касались струн то ласково, то дерзко и смешивали краски интересно на взгляд и проступала красота.

Стих тёк по вене, Вену он не знал. Стих будоражил подозреньем в краже, мол, загляни в школярный свой пенал, найдёшь ты там и взрослую пропажу. Стих, извиваясь, требовал слова, слова не те на языке вертелись. Молва прошла, что стих был от горшка, в котором испокон хранилась ересь.

Который год значение теряет в проёме детского окна там столько плюшевого хлама, не выброшенного никогда. Когда, оставив безделушку, висишь на каждом волоске заметной на цветной подушке от уходящих налегке.

Она спасла от заключенья строк, мне предложив земное измеренье, но знаю я, что это - тот же срок и то же благодарное горенье. Я совершаю дни, как верный ритуал, она торопит в путь по миру со смиреньем, а мальчик белокур и даже обещал, мол, нам не умереть в грядущем в прегрешеньи.

Под ледяною коркой рыба не видит неба, рыба впадает в спячку, словно играет в прятки. В следствии мир, что поле. Вдоль, поперёк - всё пашня. Снег её только доля в том, что не было страшно.

Дом, в котором я живу, интересен многим, что не всегда афишируется, например, выбрасываемыми книгами (неужели, будем радоваться, что пока они не сжигаются?!) PS мысль над выброшенным полным сочинением Константина Георгиевича Паустовского

Лёгкое. Время. Марта. Осень. Плечо. Печали. Такт на весах азарта, что поводок вначале. Рукопись долго тлеет, быстро мосты сгорают. Марта пусты аллеи, Марта, слова, что гравий под ноги сыпь прохожим, топчут - они чужие, лёгкие Марта всхожи, этим сильны живые.

В природе всплеск и постоянство смягчают жесть любого блядства. *** Переверну чужу страницу - черствеет грунт моей границы. *** В природе кап- ля камень гложет за жизнь, как ляп на юной роже.

В этой странной стране попугаи все немы и серы, а героев находят на щуп. В этой странной стране проживателей доброй манеры справедливый преследует зуд, и на завтрашний день оставляется ужин на завтрак потому, что есть тень, молчаливо твердящая карту.

Когда-нибудь и Вы, не мы из перегноя, проснетесь для весны с предчувствием, что ново и петь слова, и пить, и, верностью неброской натягивая нить всей жизни високосной, исполнитесь и в том подспудно, непечатно напомните - в былом все были слишком кратко.

У потери счастье молчаливо, скоротечно и водой в песок. Детство любознательно-пугливо заглянуло взросло в водосток. Проходимец, подбирая слово, осторожен с каждым наяву. Есть и будет по сердцу основа, с остальными будучи в ладу. Лад бурлив, и языками пламя, племена кочевны, вековы. Дети со счастливыми глазами сиротеют с краешком земли.

Нет спасенья в прошлом настоящем, строит будущее рожки, глазки. Человечек, никогда не приходящий, тычет в белое пятно указкой. С человечка спрос - зерно не ново, - прорастёт, просыплется по полной по земному чудью бестолковой, хлеб и грех с половою в замесе перемешивая ложкою столовой.

В отчётах следопытов Марта цветные сны на черно-белом фоне, но их не чтут, и если что припомнят, то прах стряхнут. Таков закон театра. Во тьме речей нет голоса дороже того, что жив, теряется в прохожих, что шелест листьев, чувственный, подкожный, преодолея временность на время. В трухе ведь страх не более, чем память от встречи с длительностью, спорящей о смысле.

В радости Марта для дегустаторов ноты. Пейте и пойте, что видимо, слышимо. Позже в позе застынут актёры немого театра с вызревшим словом живого отлива.

Не говори о жизни в пустоте, живи, стихай и береги святое, тебя в живых оставят только те, с кем не разделишь никогда живое.

С возрастом Марта смотришь одни и те же фильмы: всё ранее найдено проще. В плошке к разводу кутья без интима горше и плоше. Будто в дрова и вослед правдоруб Буратино с носом и тот же Щелкунчик, и пыльны герои. С возрастом Марта не мирятся горе-изгои.

Со временем рубцуется любой ожог, пока жива душа целуется с ним с каждым в том пределе, к которому не подошла.