Уже с утра противный ветер И дождь, а снега нет, как нет, Как нет и счастия при свете На самой людной из планет. Но мне плевать – ну что мне, мэтру Давно и классику почти, Что мне до снегу и до ветру, Спросить хочу я. Не сочти За дерзость, и на пафос этот Внимания не обращай – У нас у каждого свой метод Заваривать стихи и чай. Но чай взбодриться не поможет Сегодня видимо уже, И кофе не поможет тоже, И даже чтение ЖЖ, И, уж тем паче, физзарядка. А на душе опять тоска. В башке всё больше беспорядка, В стихах всё больше недоска... декабрь 2007

Грызёт в норе запасы белка, Кромешный свет накрыла тьма, С небес посыпалась побелка – Страну окутала зима, А следом – ночь. Я лягу в койку, Засну, и буду видеть сны, В которых в бурю Ктулху Шойгу Спасая, тащит с глубины, А я уехал жить на ферму, Где быт зимой до боли прост: Мне Вера наливает вермут, А тостер произносит тост. Все заняты своей работой – При деле там любая тварь: Четверг работает субботой, Кинолог варит киноварь. Там снежная, блин, королева Сидит на троне, но и там Учёный кот идёт налево, Как и положено котам. А Кай, презревший человечность, Отринул Герду в неглиже, И собирает слово «вечность» Из литер «А», «П», «О» и «Ж». Я, пожелав ему удачи, Но пальцем у виска крутя, Иду туда, где буря плачет, Как зверь, и воет, как дитя, Вращая вихри, словно диски, И будто даже невзначай. Повсюду лёд. Достань-ка виски. Не время пить зелёный чай. декабрь 2007

Скажу сейчас вполне серьёзно: Зимой на солнце я сердит – Встаёт оно уж очень поздно, А в пять уже опять сидит! Попали если мы в немилость К светилу, скажет пусть, за что! Возможно, просто обленилось Оно и пьёт всю ночь “Chateau”... Но кто же нам теперь ответит За весь возможный ныне брак? Внутри хотя бы лампа светит, А там, снаружи – полный мрак! Такая темень за порогом, Что ногу сломит даже чёрт, Как будто люди перед богом За свет не оплатили счёт. Быть может, звёзды – божьи очи, Но что у бога на уме – Большой секрет...

Сижу в клозете одиноко В тумане дыма голубом, Как будто жертва злого рока, В глухую дверь уткнувшись лбом. И под собой страны не чуя, Ни вверх, ни вниз я не гляжу. Нет, здесь не счастия ищу я И не от счастия сижу. «Под ним струя светлей лазури» – И это тоже про меня, Но только не прошу я бури, Своими трюмами звеня. Уже давно приспущен парус, К тому же собственной рукой, Но это ладно, я не парюсь – «Как будто в бурях есть покой!» В любовных бурях, ясен перец, В которых я не раз погиб, Влюблённым взглядом нежно вперясь В изящной талии изгиб. «Играют волны – ветер свищет, И мачта гнётся и скрыпит...» Стихами автор ваш не дрищет, Напротив – автора крепит Любовной лирикой щемящей, Воспеть желающей порок, Над всеми прочими стоящий... Но я даю себе зарок: Жену, любовницу-паскуду, Любую, кто свести с ума Способна, я искать не буду. Она найдёт меня сама. декабрь 2007

Ты куришь план Путина возле окна, Лишь изредка перемежая бамбуком. В окно только Красная площадь видна, Как дедам, отцам нашим, детям и внукам Возможным. Но улицы хочется мне Хотя бы немножко. Что может быть проще? Её ведь положено видеть в окне! Но улицы нет.

Ты переехал в паутину, В которой сплёл уютный блог, И кажется тебе, кретину, Что ты уже почти что Блок, Есенин и Рембо до кучи (Не будем, право, мелочить), И опыт твой тебя не учит – Чему он может научить? И сколько раз уже случалось, Когда, усевшись у окна, Ты говорил себе, смущаясь И удивлённо глядя на Одно из собственных творений, Взметнувшихся из-под пера: «Сегодня я, похоже, гений Ничуть не меньше, чем вчера. Пора бы стать известным шире!» Однако это лишь мечты – Пока ещё в подлунном мире Всё популярнее, чем ты: Киркоров, Путин, роллы, суши И вообще любой фаст-фуд, Собчак (куда теперь без Ксюши?!) "Playboy", "Livejournal", спам и флуд, Заворотнюк, Билан, Акунин, Почти коровье молоко И из него же сулугуни, Лежащий на вдове Клико, Железный занавес и двери, Армянский якобы коньяк, Пелевин, "Orbit", группа "Звери", Пельмени, битцевский маньяк, Донцова, "Volvo", Жанна Фриске, "Armani", "Властелин колец", "Danone", врагов народа списки, Андрей Дементьев, наконец. октябрь 2007

Давненько прессы мне не нужно, Поскольку там везде враньё. Нельзя сказать, что стало скушно – Мне весело и без неё. Своим источником считаю, Один лишь только Интернет. Газет советских не читаю, Других же – не было и нет. И я не жду от них сюрприза, Ведь это было бы чудно, И не включаю телевизор, Поскольку там всегда одно: Какая б ни была программа (Теперь одна другой крутей), Хотя давно не пил ни грамма, Всё время вижу лишь чертей. Они наивно полагают, Что всем приятен их союз, А если нет, тогда пугают, Но я чего-то не боюсь. Пускай они и носят “Prada”, Но им не выиграть в войне, Ведь историческая правда Всегда на нашей стороне. Её-то после и напишут, Как это было в старину, И нас в графу, быть может, впишут: "Им было стыдно за страну". Ты скажешь: «Тут плохие рифмы!», А я скажу: «Пошёл в пизду!». Вот так, едва поговорив, мы Простимся с миром.

Бегут отныне все, кто могут, Из этих обветшалых стен Навстречу айсбергу и смогу. И Розенкранц, и Гиндельстерн Давно бежать решили вместе Во всю нордическую прыть. Всё снова тонет в фарисействе С вопросом: плыть или не плыть? Мороз решил по белой коже Бежать до самого конца, А где Офелия, похоже, Не знает даже тень отца... Неладно что-то в королевстве, И непонятно, чья вина. Не скрыться Гамлету от бедствий, Поскольку родина одна. В январский день бредя по насту, Как по замёрзшим парусам, То, что не Англия у нас тут, Прекрасно видит он и сам. И очевидно, что не климат Виновник здешних катастроф: Сто граммов для сугреву примут За своего – и будь здоров! Но он опять глядит насупясь – Хотя наш Гамлет неумён, Но не спасает даже глупость, Когда порвалась связь времён. Который год на сердце смута, И жизнь похожа на лото, Однако Гамлет почему-то Ещё надеется на то, Что всё же станет благосклонней К нему судьба однажды вдруг... Но из-за штор глядит Полоний И облучает всё вокруг. октябрь 2007

Есть проблема небольшая: у меня расстроен сон. Только лягу, чуть дыша, я, сразу, сна меня лишая, В сон приходит Этельзон. Обострение сезонно, Но противно, будто спам. Чтоб не видеть Этельзона – Две таблетки сибазона (иногда феназепам), Чтобы вышло без накладок, чтобы не по-шутовски, Чтобы сон казался сладок, чтобы дёргал я мулаток За горбатые соски. Чтобы в чёртовом чертоге Развлекаться мог всю ночь. Нет чертога? Ладно, в стоге. Ну а что у нас в итоге? Всё по-прежнему точь-в-точь! От мулаток нет и тени! Вою, как майкопский волк! От подобных сновидений взвыл бы и поэт Евгений, Что в мулатках знает толк. Спать не хочется, однако Просыпаться тоже в лом... Вот я в роли Пастернака Где-то в княжестве Монако восседаю за столом. На столе моллюсков кладка, а вокруг – десяток дам, И одной шепчу я сладко: «Ты, мне кажется, мулатка, И умна не по годам! Пьянка, в общем-то, назрела – Нет сейчас важнее дел. Ты отлично загорела! Принеси мне mozzarella.

Разлито в чашечки какао, И светом комнаты полны, Но день глядит на нас лукаво, Как демократ второй волны. Чего он, сволочь, нам готовит? Приятность или снова не-? Похоже, счастья ждать не стоит – Хватило ночи нам вполне. Ушло былое безвозвратно – Уже заправлена постель, И мне не хочется обратно, А ты поёшь, как свиристель, Но надоели песни эти, Уж лучше правда без прикрас – Не первый день живём на свете, И, может быть, не первый раз. Всё обесценилось – и дружба, И слава, и любовь, и честь, А потому вилять не нужно – Скажи-ка лучше всё, как есть, В салат страстей добавив перцу, Забыв, что он и так горчит... Не доверяй отныне сердцу – Оно, мне кажется, стучит Наверх, минуя наш рассудок... Но пусть стучит наперебой! Мы знаем: в это время суток Там дела нет до нас с тобой. И даже если там ни грамма Не пьют, чего я не пойму, Твоя кардиошифрограмма Не интересна никому. Мы сами за себя в ответе.

Приучен с детства я к труду - От прозябанья ноет тело. Но если жарко, как в аду, То как же можно что-то делать?! В Москве бы мог я с головой В делах погрязнуть и в заботах, А тут блуждаю, сам не свой. Такой вот, понимаешь, отдых. Трудиться я желаю, но Увы, работы нет на даче. Однако буду всё равно Работать, но чуть-чуть иначе... Вот есть таджики, чёрт возьми! Они готовы до упора Пахать неистово с восьми И вплоть до самого забора, Поскольку очень любят труд, И не смущает их погода! (А на работу их берут У нас всё чаще год от года) Известен этот феномен: В устойчивости к перегрузкам Любой таджик, узбек, туркмен Легко даст фору всяким русским. Хотел понять я, в чём залог Выносливости, и похоже, Найти ответ в итоге смог: Должно быть, дело в цвете кожи! Возможно, если загореть Сначала спереди, а после Ещё и сзади, то на треть Ты станешь более вынослив! Ну что ж, нашлась, выходит, мне Ответственнейшая работа. Готов сегодня я вполне Работать до седьмого пота! Костюм рабочий - неглиже, И вмест

Окончен бал, и всё равно, Какой конец - худой ли, толстый. Менты ментальности давно Прикрыли Центр удовольствий. Мы жить пытались по уму, Но разве это в нашей власти? Не говори же никому О нашей каламбурной страсти. А всё, что было по весне, Пора забыть, как ту рябину, Но вспоминаешь ты во сне, Как, обхватив руками спину, Ты мне царапала крыла И впопыхах сломала ноготь. Концовка смазана была, Но так оно ведь и должно быть. август 2007

У каждого под носом рот, Но мы к молчанию привыкли – Читая «Правду» ли, “Newsweek” ли, Опять безмолвствует народ, Привыкший издавна молчать Со взглядом вышедших из леса. Уста не размыкает пресса – На них наложена печать. Когда-то я читать любил, Однако больше я не трачу На это время, и, в придачу, Я, кажется, совсем дебил. Давай-ка выпьем по одной. Кричать не стоит, мы не эмо, А дети капитана Немо, Нам «Наутилус» - дом родной. Себе не будем больше лгать: Мы несвободны по природе. Уместно ль думать о свободе, Где нет дорог, а только гать? Себе избравший пастуха, Шагаешь ты за ним, как паства, И ген блуждающего рабства По клеткам скачет, как блоха. Однако как ни назови – Невольник ли, холоп ли, раб ли – Тебя, так любящего грабли Одни и те же, vis-a-vis, Ты остаёшься всё равно Всё тем же, чем всегда и было – Сказать не позволяет «быдло» Лишь воспитание одно. Блуждая в поле диких трав, Не стоит ждать небесной манны. Хотя порядки негуманны, Однако пастырь в чём-то прав: Нужны нам палка или

Мышиный сонет Бывает в жизни полоса, Когда не можешь веселиться, Когда не хочешь видеть лица, А также слышать голоса. Но я не гнал гостей взашей, И мне, в надежде на взаимность, В награду за гостеприимность Соседский кот носил мышей. Но барабанил дождь по крыше - Стояла мрачная пора. Не осень, нет, берите выше. И буквы капали с пера, И вновь мышей рождали мыши, Рождали мыши на гора. Дождливый сонет С моих зияющих высот Опять смотрю я вниз угрюмо. Вода уже достигла трюма И льётся, словно мёд из сот. Известно: сколько ни кружись, Не устоять на этом свете. Что может быть страшнее смерти? Пожалуй, лишь такая жисть. Она несётся, как маршрутка, Как заблудившийся трамвай. Осознавать немного жутко, Что в август превратился май. Возможно, это просто шутка - Как хочешь, так и понимай.

Когда слова ты бросил в небо, А те упали камнем в рожь, Лишь урожай уменьшив хлеба, Оставь их с миром и не трожь. Они, негодные к полётам, По существу, уже мертвы, А потому оставь их мёртвым И выбрось их из головы. Но если, брошенные в омут, Слова оттуда взмыли ввысь, Писал ты, значит, по-живому, И это будет живо-пись. Тебе ль отныне быть в печали, Раз ты - словесный Васнецов?! Лексема, бывшая вначале, Пребудет и в конце концов! Она, ровесник человека, Бывает твёрже, чем гранит, А твой зрачок, ровесник века, Картинки долго не хранит. Пускай ты зрителем посажен, Тут слово каждому дано. Покуда дивные пейзажи Ложатся на глазное дно, Забудь о славе и корысти - Они всего лишь портят вид - И опускай смелее кисти В неразведённый алфавит!

Сидит в печали царь страны: Народ ленивый, как ни правь им, И все равноудалены От эллинизма с православьем. Вот было время, каждый росс Шагал навстречу коммунизму, А он в сторонке где-то рос И наедал себе харизму. Идеология взаймы Была взята и слоган тоже: "Мы не рабы, рабы не мы" И день за днём одно и то же. Впивались в голову слова, Вбиваясь тщательно, без спешки, Что Ленин - это голова, А мы - всего лишь головешки. Тогда земной, казалось, шар Погибнет в новом перекрое, А все, раздувшие пожар, Навечно выбьются в герои. Пришли другие времена - Теперь идут обратно россы. Живёт по-новому страна, Однако есть ещё вопросы. На них ответа не найти Ни у Руссо, ни у Вольтера. Но что с них взять?