Обычно между полуднем и наступлением сумерек, самка кукушки, улучив момент, быстро подлетает к чужому гнезду и откладывает туда свое яйцо. Одно же из уже имеющихся в гнезде яиц кукушка уносит в клюве, чтобы потом, в стороне, расклевать его и съесть. Яйца кукушки развиваются быстрее, чем яйца птиц-хозяев, - как правило, 12 дней вместо 3 недель. Через 8-10 ч после появления на свет у кукушонка начинает формироваться рефлекс нетерпимости ко всему, с чем он соприкасается в гнезде, и он старается выбросить из гнезда все предметы. Дуб, Куда растут корни Твои? Вглубь. Они- связки в горле Земли. Зачем Вить гнездо На весах ветвей? Отчий дом У звёзд- Дышится вольней. Чужака Жалеть, А родимых- в грязь? Ржа Железо ест. Души- лживый князь. Вместо трелей- Счёт, Да бесцветье Лет... Крыльям бы В полёт. Душам бы На свет.

Мы должны превратить Россию в пустыню, населённую белыми неграми...мы доведём (русских) до полного отупения, до идиотизма, до животного состояния. Л. Троцкий. Защити меня, влага нежная, Май мой синий, туман голубой. Одолели нас люди заезжие, А своих не пускают домой. С. Есенин. Дед показывал тропы заветные. Но теперь там спилили лес. Исчужила война столетняя- Не узнаешь родимых мест. Как окопы, дороги вырыты. Беспросветна команда: "Брать!" Сколько русские могут выдержать? Сколько русские могут молчать? Или духом блаженны нищие, Или режет Голгофский след, Обрекая Христа услышавших В беды бед? Сколько мрака над Русью стянуто! Чтобы выгнать с родной земли, Превращают хозяев в странников Силы тьмы. Край цветущий погостом сделали. Самым лучшим заткнули рот. Усыпляющие безверие- Всем дрожащим за свой живот. Дед показывал тропы заветные. Но теперь там спили лес. Исчужила война столетняя- Не узнаешь родимых мест.

-1- «Сказок» Андерсена не должно было быть. Но они есть. Вопреки немыслимому сопротивлению. Вопреки унижениям, превысившим меру, которую может выдержать человек. Вопреки непониманию, неудачам, провалам, когда, казалось, всё кончено и возможности выжить полностью исчерпаны. Как странно, что из этой бездны нищеты, боли, безысходности, выросли не плоды отчаяния и ожесточения, а жизнеутверждающие, по-детски незамутнённые творения. Появление «Сказок»- несомненное торжество любви, её решающая победа, её ослепительный триумф. Любовь - ведь тоже существует вопреки всему. Кажется мир, как гигантский паук, уже не выпустит никого из липкой паутины, поразив животным страхом за самое себя. Бесстрашие в этом мире, сродни безумию. Но находятся мечтатели, которые не запутываются в страшных сетях, и, вопреки всем законам, разрывают путы, спасая не только себя, но других. Не в этой ли освобождающей души силе - секрет непрекращающегося успеха «Сказок»?

….тишина. В комнатах - тишина. Мягкие тапочки, стеклопакеты, навесные потолки, звуконепроницаемые стены. Обитатели служили тишине фанатично, как идолу. Те слова, которые они вынуждены были произносить, выговаривались вполголоса, коротко, без малейшего оттенка чувств. …шум. В дальней комнате окопался шум. Шлёпки на деревянной подошве, скрипучая, видавшая виды мебель, вечно открытая форточка, впускающая грохочущую речь большого города. …тишина наделяла кошачьими повадками. Человеческое таяло под слоем косметики, модных очков, дорого одеколона, галстуков, затянутых, как удавка, каблуков, истязающих походку. Человеческое таяло, поэтому такое значение придавалось тому, чтобы всё было, как у людей. …шум был старухой, ветхой, худой. Она не красила седых волос и не пыталась разгладить морщины, ей хотелось быть такой, какая она есть. Семидесятишестилетней. Так было, пока не появился… Маленький пищащий свёрток … Заповеди, чтобы всё было, как у людей, крошечный Тим был обязан жизнью.

Они хотят стиснуть нас руками проклятой смоковницы, которая рождена на бесплодие...Поэтому они так и любят тот диссонанс, который впитали в себя с удушливыми парами шутовского кривляния ради самого кривляния. Сергей Есенин. Межсезонье- время воронье. Что-то долго всё это длится. Неоплаканные не стонут. Русь, поникли твои ресницы. Закидает октябрь красным, Чтоб следы замести вернее. Горе сделает безучастным. Поползут на Воздвиженье змеи. Будто чувствуют праздник гады. Зимовать им в клубках теплее. Знают твари, куда им надо, Доползут из дальних Америк. Укрощённая их шипеньем, Русь застынет, забыв о главном. Где сыскать бы ту каплю веры, Ту, которая движет камни.

Рыцарь, шпага твоя- перо. Честь превыше покоя. Дар, обличающий свой народ, Выбит из строя. Вера сжата на острие. В контурах слова Правда о ставшей родной земле Чиста и сурова. Русь, не по крови- по духу твой! Выбор поэта Выдержан, выжжен степной тоской, Жертвой и светом. Исайя Берлин о Б. Пастернаке: "Страстно желая слыть глубоко вросшим корнями в русскую почву, не любил он касаться своего еврейского происхождения, и хотел, чтобы евреи ассимилировались и исчезли как народ...".

-1- В деревушке Луаньчжоу было время, когда женщины носили причёску « Играющий водопад», у мужчин имелось по два меча: меч-самец и меч-самка, тогда на реке Ун появилась плюющая тварь, и в этот самый год или годом раньше Пу-Янь превратилась в мужчину. В ту же пору у бедняка Чай-Луня родилась доченька. Увидев малютку, прекрасную, как пение влюблённого жаворонка, счастливый отец горько заплакал. Понял он: «его мать, не сможет не полюбить внучку и станет отдавать ей лучшие куски, ущемляя себя». Этого, полное почтения, сердце сына вынести было не в силах. Грустный пошёл Чай-Лунь в поле - рыть яму для новорожденной. Копал, копал и наткнулся на огромный котёл. Чай-Лунь, аж, взмок, вытаскивая его. Снял рубашку, обтёр. На гладкой крышке оказалась надпись: - Сын Поднебесной! Прими в дар мальчишку-туркмена. В помощь ему ты назначен. Он же уложит слова, пылью древесной играя. Время настало.

В её полёте было что-то волшебное. Загадочное. Неземное. Она впорхнула в открытое окно, будто поддерживаемая новорождёнными лучами весеннего солнца. Лёгкая, скользила она над головами, незаметная, как ангел. Она уже была предназначена посвящённому, следившему за ней с благоговейным трепетом. Каждая жилка дрожала на его тонкой петушиной шее, когда Сёма откидывал рыжие кудри, мешающие, так несносно, так некстати его огромным глазищам-сливам сливаться страстным взором с причудливой траекторией её завораживающего движения. Ниже. Ниже. Слегка вверх. Неизбежность приземления- приближала миг их встречи. Сёма уже предвкушал, как впервые коснётся её. Не возьмёт, о, нет! Её цену он угадал непостижимой интуицией коллекционера. Сёма вдыхал неуловимый аромат векового клея, хрупкой бумаги, с трепетом осязая, что она ниспадёт на его колени. Тогда он бережно погладит её кончиком пальца, и аккуратнейшим образом взяв за самый край, благоговейно уберёт в тетрадь.

"Я задаю вопрос: "Способны ли вы шесть миллионов евреев переселить в Палестину?" Я отвечаю: "Нет". Из трагической пропасти я хочу спасти два миллиона молодых...А старые должны исчезнуть. Они- пыль, экономическая и духовная пыль в этом жестоком мире...Лишь молодая ветвь будет жить". Хаим Вейцман 1937 год. Цитита из книги американского раввина М. Шонфельда "Жертвы Холокоста обвиняют." В пыль лицом- Растерзает ветер. Серый пепел Безлик и светел. Пыльной бури Могильный клёкот Всех сравняет Безмолвный шёпот. Но задёргивают завесы, Всё исправив и перевесив. Как мучительны все усилья- Нас ведь тоже Считают....пылью.

-1- «После выхода в свет романа «Голем» (1915г.) его автор Майнринк подвергался гонениям за «пропаганду иудаизма» и стал объектом антисемитских выпадов. Майнринк не снисходил до объяснений, считая ниже своего достоинства во времена погромов говорить о своём «стопроцентно арийском» происхождении». «Но в свою очередь знаток иудейской мистики Гершом Шолем определил произведение как написанное под влиянием поверхностных источников, вне связи с аутентичной традицией». Личности писателя характерен независимый от того или иного лагеря подход. Он сам вырабатывает свою идеологию. Вся его жизнь была подчинена изучению разнообразных религиозных течений, оккультных источников, экзотических верований, словно он хотел по крупицам воссоединить рассыпанную истину. Благодаря присущей автору беспринципности, предельной честности, роман «Голем» приобрёл фантастическую популярность. «Голем» можно было бы назвать философским трактатом, состоящим из притчей, рассуждений и выводов.