….тишина. В комнатах - тишина. Мягкие тапочки, стеклопакеты, навесные потолки, звуконепроницаемые стены. Обитатели служили тишине фанатично, как идолу. Те слова, которые они вынуждены были произносить, выговаривались вполголоса, коротко, без малейшего оттенка чувств. …шум. В дальней комнате окопался шум. Шлёпки на деревянной подошве, скрипучая, видавшая виды мебель, вечно открытая форточка, впускающая грохочущую речь большого города. …тишина наделяла кошачьими повадками. Человеческое таяло под слоем косметики, модных очков, дорого одеколона, галстуков, затянутых, как удавка, каблуков, истязающих походку. Человеческое таяло, поэтому такое значение придавалось тому, чтобы всё было, как у людей. …шум был старухой, ветхой, худой. Она не красила седых волос и не пыталась разгладить морщины, ей хотелось быть такой, какая она есть. Семидесятишестилетней. Так было, пока не появился… Маленький пищащий свёрток … Заповеди, чтобы всё было, как у людей, крошечный Тим был обязан жизнью. Его предложили старухе, но последовал отказ: - Сами растите. Стали растить, ведь у людей не положено, относить подобные свёртки назад, даже, если они очень мешают. -Никогда бы не подумал, что эдакий комочек, может издавать такие высокие и протяжные звуки,- заметил, торопящийся отдохнуть на работе, отец. -Никогда бы не подумала, что я - кандидат наук, буду целыми днями кипятить пелёнки, подтирать заплёванный кашей пол и беречь книги, от сгрызания и разрывания,- смахнула слезу мать, на полном серьёзе уверенная, что она куда важнее обществу, чем собственному малышу. Тишина перебралась в старухину комнату. Смиренно обутая в невесомые тапочки, бабка робко спрашивала: «Можно ли открыть форточку?», тихо скользя мимо внука. Конечно, она стала сидеть с малышом. Никуда ей было не деться. Но всякий раз она брала его со страхом, стараясь не глядеть в его синие умные глазёнки. Впрочем, этого никто не замечал. Это относилось к бесполезным областям, на которые цивилизованные люди уже привыкли не тратить драгоценное время. Важен результат. Брала и хорошо. Если бы спросили бабку, чего это она собственного внука боится - она не ответила бы. Тот, кто помнил её молодую, в послевоенный 1948 год, кто видел её племянника, красивого, невероятно способного студента истфака, мог бы заметить, что Тим, как две капли воды похож на него. Когда бабке сообщили, что внука назвали Тимофеем, она побледнела - это было имя её несчастного племянника. Но об этом никто не знал, кроме неё. Умудрённая жизнью, она сразу почувствовала, что это не простое совпадение. А сходство, усиливающееся день ото дня только подтверждало, что возмездие наконец-то настигает её, постепенно, неотвратимо. Племянника Тимошу она любила, из роддома сама несла, пела пестушки, учила читать - это был первый в её жизни младенец, с которым она общалась, полная восторга. Даже к собственным детям она потом не испытывала подобного. Тимоша стал любимым сразу и навсегда. Он схватывал всё на лету, говорить с ним было одно удовольствие, ещё малышом он поражал глубиной суждений. И в институт Тимоша поступил легко, и учился тоже на одном дыхании. Конечно, такие, как он, многим мешают, именно лучезарностью своей и раздражают…Тимоша был талантлив и поэтому обречён. Но, когда его должны были забрать прислужники кровавого Молоха, Тимошу предупредили. -Тебя будут ждать дома,- сказал ему кто-то,- а ты пересиди где-нибудь, уезжай. Может быть, обойдётся. …………………………………………………………………………… -Пойми,- сказала ему тогда старуха,- я не за себя боюсь. У меня же двое малышей. Посадят меня, что с ними будет, пойми. Не могу впустить, нет. Нет… Тимоша понял. Утром его нашли замёрзшим в соседнем дворике. Заснул от усталости и всё… Старуха тогда поседела, оттого, что горе носила в себе, не решаясь плакать при ком-то. Годы прошли, остудили и боль, и вину. И надо же на склоне лет- маленький Тим, живым укором возник в её жизни. Первым словом, которое сказал внук было: -Нет! «Нет» звенело повсюду, и употреблялось во всех случаях. Тим научился придавать слову сотни оттенков от грозных несогласных, до благодарных, умоляющих, ласковых. Старуха же сжималась от каждого «нет», будто от удара. «Это только начало»,- понимала она. Начало длилось четыре года. Тим превратился в упрямого крепыша. -Нет!!!- завопил он тёмной декабрьской ночью. И все попытки выяснить, в чём дело и уложить его спать оказались совершенно бесполезными. Пришла беда. Это стало повторяться. Чаще и чаще. Тимкин сон расстроился. Он долго оттягивал укладывание спать, лежал с открытыми глазами, но всё же забывался и …Тим стал таять на глазах. Врач прописал таблетки, потом таблетки посильнее, потом уколы, потом предложил госпитализацию. Тим сидел на краешке своей кроватки, с тонкой цыплячьей шейкой, которая с трудом удерживала его русую головку. Он, казалось, не понимал, о чём говорят взрослые, почему они стали собирать его вещи. Когда мать вкрадчиво предложила ему одеться, Тим осознал происходящее и обречённо уставился на бабку, прошептав: -Не отдавай меня. Старуха, откуда только силы взялись, схватила внука, растолкала всех, опешивших от её энергии, и заперлась с малышом в своей комнате. К ним долго стучались, кричали что-то, но бабка с Тимом сидели беззвучно, прижавшись друг другу. -Не выдам,- шептала старуха и гладила внучонка. Наконец, всё стихло. -Ляжем?- спросила бабка. Тим уже спал, свернувшись калачиком у неё на коленях. Она почувствовала, как бьётся его сердечко, быстрее, тревожней. -Где ты?- прошептала бабка на ухо спящему. -Иду через речку,- ответил Тим, не пробуждаясь, - там мост. Я должен пройти. Какая страшная, злая, рот чёрный! Гадкая, мерзкая…Под мостом. Гиена под мостом. Я её не видел, но знаю. Она всех губит. Я пройду, а она за спиной. Навсегда за спиной, за… Тим заволновался, пот прошиб его. -Стой,- бабка задрожала так же, как он,- стой, ты должен спуститься к гиене. Тим замер. Замотал головкой, зашептал: -Боюсь, страшная… Но старуха в волнении проговорила: -Спустись, не бойся, тебе помогут… Тим задвигался. Замахал руками, будто мечом разил. Аж, покраснел от боя. Сердечко стало биться спокойней, уверенней. Мальчуган вытянулся безмятежно, как в раннем детстве и засопел. Он проспал почти сутки. Бабка держала оборону. Она не допустила к нему ни родителей, ни вновь нагрянувшую бригаду «скорой помощи». Она знала - всё позади. Её Тим сумел победить гиену, и кошмар для него и для неё окончен навсегда.