Стою на перроне и жду электричку Вдруг кто-то подергал меня за косичку. Ну, кто там шалит? Оглянулась и– ужас! С размаху уселась в ближайшую лужу, И вовсе, товарищи, не без причины! Навис надо мной здоровяк-мужичина, Такой, что щелчком и быка покалечит. Седой, но не старый. Пудовые плечи… Короче, поймет, кто встречался с качами. Однако, друзья, за литыми плечами Увидела я здоровенные крылья, На правом – лангетка. С немалым усильем Втянула я воздух. Приплыли. Понятно. Крылатый расшаркался: «Очень приятно! Я – Ангел». «Хранитель?»- «Ага. Персональный». - «Но где же твой лик просветленно-печальный? Где тонкие руки? Прелестные кудри? Короче, братишка, мозги мне не пудри. Ты – просто качок. Ну а то, что крылатый – Вполне объяснимо.

Паршивый день. С утра во рту ни крошки.. А толку - ноль. Пустая суета. К тому же на душе скребутся кошки... Идея! Запущу туда кота! Сработал кот на совесть. Но немножко Стал для меня сюрпризом результат: Отныне на душе скребутся кошки, Сам кот и сто одиннадцать котят...

Без Любви... без Надежды.. Без Веры... Только бьет по ушам тишина Безучастно глядит из партера Мой единственный зритель - луна. Веры нет. Нет Любви и Надежды... Ночь накинула плат дождевой, Как старуха в бесцветной одежде... Что поделать? Смогу, не впервой... Мир жесток. Рот скривила забота... Вера, Наденька, Люба - о, нет! Перед самым квартальным отчетом Три бухгалтера вышли в декрет

Ты учила меня не плакать, Просто плакала за двоих. Приморозило, вроде, слякоть, Да и ветер, похоже, стих... А ведь как завывал, бедняга, Будто тоже осиротел... Ни слезинки. Под белым флагом Тут зима натворила дел - Зябкой стужей сковала плечи, Снег подкинула на виски. Ни слезинки. Приносит вечер Запах ладана и тоски. Дождь, зараза, надумал капать - На прогнозы ему плевать. Ты учила меня не плакать... Кто ж тебя-то оплачет, мать?

"Любите женщину за грех, который вынесла из рая. А не за то, что лучше всех она готовит и стирает…" (из инета) Любите женщину за грех, И за грешок, и за погрешность, За то, что летом жаждет снег, За роковую неизбежность Есть подгоревшую еду, И за немытые стаканы, Еще - любите за орду Осатанелых тараканов, Которые справляют бал В прелестной девичьей головке, И за страстей девятый вал, И за невинные уловки - Чтоб только выдурить манто У замороченного мужа... Любите женщину! Не то, Поверьте, вам же будет хуже!

Осень. Скамейка. Фонарь. Сигарета. Ночь подбирается тихо к рассвету. Кто-то спросил: "Вы позволите?" Ой! Рядом присела старуха. С косой. Тихо икаю, в глазах круговерть. Та же представилась вежливо: "Смерть. Ну-ка, скажи, где живет тут Елена?" Я с перепугу косу - об колено, В гневе и страхе рванулась вперед... Смерть же в усмешке ощерила рот. "Сядь, не дури, лучше дай сигаретку. Драться надумаешь - съем, как таблетку. Ладно, подруга, расслабься, отбой. Я ж, ненормальная, не за тобой. Бабка одна зазвала меня в гости. Ей уж сто лет. Без обиды, без злости Ждет меня бабка. А я тут сижу. К ней-то уж поздно, понятно ежу. Да и куда я теперь - без косы? Имидж не тот." Поглядев на часы Смерть поднялась, погремела костями, Вдруг засмеялась:"Однако с гостями Вроде меня - больше так не шути. Нынче расходятся наши пути, Только когда-нибудь, лет через двадцать Иль пятьдесят - уж не вздумай брыкаться. Ясно тебе?

Перепугано листья кружатся, Угодившие в окружение. Собираем остатки мужества. Перемирие? Поражение? Перестрелка пустыми фразами Без особого раздражения. Есть потери: остатки разума. Перемирие? Поражение? Дым густой, да не видно пламени, Без приказа не быть сражению. Лучше десять смертей под знаменем, Чем осадное положение!

Однажды, после гадостного дня, И вроде не пила... ну так, немного... Но что-то переклинило меня Отважно крикнуть: "Я не верю в Бога!" И грянул глас с небес: "Да вашу ж мать! Еще одна? Невелика потеря! В меня не веришь ты? А наплевать! Но помни, что и я в тебя не верю". Когда наутро выветрился хмель И пьяные растаяли химеры, Оставила я смятую постель С дурной идеей - дальше жить без веры. И вот в один прекрасный майский день Я заплыла - "Ах, море, ах, красиво..." Но судорога тут же, ясен пень, Внесла немного в планы коррективы. Ругнув себя, ее и глубину, Что будет очень мокрою могилой, Я прямиком отправилась ко дну, Успев лишь пискнуть: "Господи, помилуй!" И грянул глас с небес: "А, это ты? С которой мы не верили друг в друга? Ну что - кранты?" - "Воистину кранты! Ай! Боже, помоги!" - "Ну нет, подруга! Как посуху - слабо? Тогда плыви! Да не ко дну, а к берегу, дуреха! Опять воды хлебнула? Не реви! И так здесь мокро.

Примерим философскую одежку? Конфуций? Тоже мне, авторитет! Вот комната. Темно. Поищем кошку, Которой, как он утверждает, нет. Бум... здесь - косяк. Ай... тут мешок с картошкой. Она? Нет, это просто табурет. Черт побери, да где же эта кошка? А может быть, ее и вправду нет? В итоге, поплутав еще немножко, Начхав и на вопрос и на ответ, Споткнулась и упала я на кошку, Которой, по легенде, вроде нет. Итог: синяк, поломанная ножка, По счастью, не моя, а у стола. И хвост отдавлен у несчастной кошки. Но эту тварь я все-таки нашла!

Ночь, комната... И плачущий мужчина. Оборван очень важный разговор... Не плачь, не надо! Знаю, есть причина, Но эти слезы - мне немой укор. Я и сама, бывает... только реже... Привыкла жить, не опуская рук... Но ты не плачь! А хочешь - я порежу, Сама порежу этот чертов лук?

«Я помню чудное мгновенье» Тебя увидел – офигел! Хоть после малость подзабыл, И, в общем, на тебя забил, Тебя опять я углядел И вот – вторично офигел! «Я Вас любил» Я в Вас когда-то втюхался, Но, кажется, очухался. Теперь пускай же как-то так В Вас втюрится иной дурак. «Признание» Я втюрился – и выгляжу ослом! Тебе ж, похоже, наплевать на это. Но, даже если ждет меня облом- Соври, чтоб было что сказать поэту!

Нам ветер гривы весело ерошит, Все честь по чести - бешеный аллюр. В степи скакали двое - я и лошадь Без права на обед и перекур. Туман сменился мерзкою порошей, На горизонте сизый дым кружит. В степи застыли двое - я и лошадь, При этом я - стою, она - лежит. А дым и впрямь какой-то нехороший... Да, так и есть - за нами степь в огне. Ну что ж, поскачем дальше - я и лошадь, Хотя, боюсь, теперь она - на мне

Я не спорю теперь о цене, И уже не ищу виноватых. Друга нет. Он убит на войне. День уходит, взрываясь закатом... Стон и маты в ночной тишине, И осколки разбитой посуды. Друга нет. Он убит на войне, А живые убитых не судят. Пятна крови на белой стене, И от пота рубаха промокла… Друга нет. Он убит на войне. Стылый дождь барабанит по стеклам…. Стену можно отмыть добела, Постираем рубаху, просушим… Средь «двухсотых» считают тела. Кто считает «двухсотые» души? Но вину не утопишь в вине, Но душа - не поповские сказки. Друга нет. Он убит на войне. Ночь пришла к неизбежной развязке И в заплаканном сером окне Новый день поднимается дымом. Друга нет. Он убит на войне. Хоть вернулся домой невредимым.

Видать, забавно наизнанку жить, Но до чего же скверная привычка - То на слона с рогаткою ходить, То из зенитки бить по мелким птичкам Надеть трусы, когда уже в штанах, Брать рыбу, собираясь на рыбалку... Боюсь, что на своих похоронах Придется мне бежать за катафалком!

Разгон получен дружеским пинком, Закрылась дверь, утеряны ключи... Все ясно - на щите иль со щитом, А третьего не будет, не взыщи... Что ж, коль судьба подружится со мной, И вдруг фортуна даст зеленый свет - Я не вернусь с победою домой. Куда? Ведь дома все равно уж нет. Но если скажет "баста!" высший суд И кончится мирская суета - То на щите меня не принесут, Поскольку нет давно уже щита.

Не торопись сжигать мое письмо, Там столько слов, и так немного смысла, Там - очень неуместное бонмо, Там дым столбом и глупость - коромыслом. А если призрак мой мелькнет в трюмо - Гони его, не будь глупцом и трусом! Но не спеши сжигать мое письмо, А сделай это медленно, со вкусом.

Сидим впятером - и неплохо сидим! Нас пятеро... мы друг на друга глядим, За рюмочкой чая посмотрим кино... Мы так вечера коротаем давно! Потом - поглядим черно-белые сны... Нас пятеро. Я - и четыре стены.

Что ж, я судьбой своей довольна. Спасибо ей, что, не устав, Влачит бестрепетно-спокойно По ровным рельсам свой состав. Что нынче солнце, завтра - лужи, Что хойя вьется на окне... Но почему же, почему же Так хочется безумно мне Порою выйти на крылечко И, поглядев с тоскою ввысь, Сжечь, как копеечную свечку, Свою удавшуюся жизнь? 1990 год

Не судите рассказ этот строго, Это – быль, да и писано «в стол». Ладно. Жили Сашко и Серега. Серый – русский, а Санька – хохол. Уважали горилку и сало, Половить окунька на блесну. Да, дружили. И им не мешало Даже то, что влюбились – в одну. Но войною разорвана дружба, РПК, АКМ, берцаки…. Объяснять, или может, не нужно Что отныне ребята – враги? Каждый двинул своею дорогой, Каждый послан другим далеко. Ныне «ватником» кличут Серегу, Превратился в «укропа» Сашко. Что добавить? Да в общем, немного, Догадаться, что дальше – легко. В декабре средь «двухсотых» Серега, В январе меж «двухсотых» Сашко. И запомнит тяжелое небо Счет бесстрастный и точный ведя Стон протяжный и тихий «за тебе!» И отчаянный крик «за тебя!» ______________________________ Прим. "за тебе" (укр) - переводится на русский "за тебя", читается "за тэбэ", ударение на первом слоге. "Горілка" (укр) - водка, читается "горилка"

Что за крик, что за дикий накал? Кто там кроет нехилыми фразами? В благородном семействе- скандал! Это Сердце поссорилось с Разумом. Под покровом ночной темноты По пустому, казалось бы, поводу Расколочены напрочь мечты, Переломаны веские доводы. Разум хмурит разгневанно бровь, Сердце спорит испуганным шепотом... Поглядела на это Любовь, И ушла..."Пропадите вы пропадом!"