По живой луне отец показывал мне фамильное древо не раз и не два. Он меня достал с этим нафталином. В альбоме, в раме на стене, и так, и сяк: ветвящийся рисунок и обычная таблица с ремарками. Тот случай, когда я выказал пренебрежение: к чему всё это так уж хранить. Я думал о Баронском Парке, отвлёк он меня. Отец: – Если мы про них забудем, что, по-твоему, они будут есть? – Па, но ведь фактически: если пирог оставить на столе, он так и будет лежать, черстветь… Еда предназначена для живых, мы её поглощаем… – Вот именно! Ты не чувствуешь всей конструкции. Еда – наша, мы – их. Мы должны помнить это и за столом и вдали от дома, везде. Должны работать, трахаться, драться, воровать, испечь следующий пирог. Для них. Для себя. А они уже ничего не должны, всё сделали при жизни. – Это я понимаю: выполнили предназначение, продлили свой род на земле… Но ведь это в прошлом. А по мёртвой луне они же такие… бездельные что ли. Надоел я отцу. – Как ты? – бросил через плечо, щелчком вверх.

О, тырнет заработал! Я захожу в конурку Ярика, облюбованную им ещё при жизни. Останавливаюсь в дверях. У него на вкладке ноута: бар, столики, тётки манерные, прожектора. Саксофон и целующийся с ним взасос – чернейший перец. Из единственной дерьмовой колонки негромко фигачит джаз. Ха, так это он не свои модельки под музыку пытает стамеской и киянкой! Ярик – за барабанщика. Согнувшись как баба-яга, он солирует на табуретке и на колене! – Браво! – я аплодирую, присвистнув. – Здаров, Бадди Рич! Ярик подпрыгивает и оборачивается с таким видом, как будто я его поленом огрел. Исподлобья, пригнувшись, ощерившись: – Н-ненавижу! – Ой. Не хотел помешать. – Ненавижу вас всех! До глубины души. Будьте вы прокляты. – Майн гот… Его лицо – подростка, мертвеца, залито слезами. Ворот рубашки – насквозь. Под такие мелодийки люди тусят, он рыдает. Хуже карапуза в песочнице, как приговорённый. К чему? Странные дела. Неужели до сих пор оплакивает свою смерть? Это потому что Ярик – не настоящий Межич.

Едва проснувшись, я рванул обратно в Баронский Парк. Зря, конечно. Тишь да гладь, весь город пустой, кроме знакомых бабулек, успевших помереть в последние годы. Так и торгуют у вокзала яблоками и осенними цветами, так и сидят на перевёрнутых ящиках. С одной из них я заговариваю о парковых райских яблочках. Как называются, китайка, не? У неё банка компота из них. Странно щурится, подозрительно… Да и товарки её не лучше. Будто я власть над ними имею. На Ярика так не косятся. Его бабки смородиной угощали, красной, чёрной. Ярика они жалеют, привечают. Он, как запойный алкаш, на станции неделями пропадает. Там и автобусное кольцо возле почты. Кому сказать: ждёт, что первая семья вдруг его ищет. Ок, жди… Меня это заело, и я на обратном пути спрашиваю: – Ярик, про что там бабки врали, когда ты подошёл? – Да как раз про Баронов Парк! Напугал ты их. Решили, что мысли читать умеешь. – И чего? – Не верят в благоустройство, парк тронуть никто не посмеет.

Часть вторая. Баронский Парк Баронский Парк разбит на высокой крутой излучине, где река Межа впадала в основное русло. Он большой и густой как лес. В глубине за чугунной оградой пансион для девочек Старый Каштан, по имени баронской усадьбы, отнятой у хозяина. Слабаком барон оказался, не Межичам чета. Каштаны теснили, сминали ограду и умерли на ней. Остались дубы, старые и замшелые, но живые. В тырнете легко находятся фотки чугунных ворот Баронского Парка. Осенние, без вариантов. На самом верху арки обязательно кленовый лист желтеет под октябрьскими лучами в кованом солнце – винтажная открытка... С достопримечательностями всё. В обе стороны от этой красоты уходит набранная пиками решётка. Через каждые десять шагов – каменный столб. За оградой регулярный парк, аллеи, особняк с башенкой, флигели. Воспитанницы постарше и помладше, в длинных платьях, накидках, передниках. Они гуляют, метут дорожки, по весне сажают мелкие голубые цветы, ближе к осени – алые и бордовые. Красивые же они!..

Интернет йокнулся снова. Хорошая привычка: тырить и не доверять. На диске скачана целая библиотека. Мифы, легенды о воскрешении, анабиоз у животных, биохимия на, увы, недоступном уровне. Всё, что хоть отдалённо по теме. Я не всерьёз рассчитывал найти ответ, а тупил в них, чтобы меня оставили в покое, наедине с моим недоумением. Как же, оставят… – Что сиднем-то сидеть? Не дров наколоть, так хоть прогулялся бы, – Сева Вячеславович облокотился на край стола. – Посмотри на меня, сын. Я тебе скажу, как есть. Мы не знаем причины, но всё так и пойдёт дальше: то по мёртвой, то по живой луне. И не вздумай! Жизнь и смерть – всё проходит. А что это значит? Что местами меняется, но чур... Чур – тот, кто стоит на меже, остаётся на ней. Без него их тоже не будет. И ты не вздумай! Не имеешь права. Тут я потерял нить разговора и молча прослушал краткий экскурс в родовые суеверия. Если честно, таким тоном рассказывают страшилки у костра.

Межичи на вид: собранные, жилистые. Черноволосые, с фамильными хмурыми бровями, спокойные очень. Кто улыбнётся, то разом и нахмурится. Не нарочное действие, а улыбка такая. Межичи клёвые, дикая порода! Покидать родину для нас поступок достойный… упрёка. Что-то типа временного помешательства. Надо лишь подождать, и образумившийся Межич вернётся. Все до одного, когда придёт срок. А ведь где только ни раскидало нашей родни! Есть Межичи богатые, такие, что по пять, по десять особняков за границей имеют. Вроде Славы Румына. Есть обычные, что всю жизнь на родине живут, даже к морю не выезжали. Не суть, равно всех наш дом на улице Меже – главный. Женщины в род приходят со стороны, у них разные имена, а у мужчин схожие. Типичная шутка: «Дядь Слава приезжает!» И начинается игра – угадай какой. Только мои дядья: Боря, Сева, Слава, Влад, Тихон, Стас – это двоюродный. На самом деле – Борислав, Всеслав, Владислав, Тихослав, Станислав. Ярик – Ярослав.

– Я так соскучился… Я так люблю тебя… Мать Рая держала мою руку, гладила по щеке, и я решил, что всё предыдущее было просто горячечным бредом. Через две недели он повторится. Ещё через две я решился заговорить про него. Раньше не смог. Помирать не страшно, а вот обнаружить, что ты умом тронулся, немного ссыкотно. Отец, Сева Вячеславович, лестницу ремонтировал, ножовку долго искал. Я обмолвился, что дед её позавчера брал в ящике с гвоздями. – Угу… Ах да, точно, – сказал отец, на секунду не удивившись. Я открыл было рот… Захлопнул, развернулся и пошёл к ма Рае. --------------------- Мать Рая по крови, ясное дело, не из Межичей, но мне она всегда была ближе других. Лицо у ма круглое, волосы гладко убраны, брови высокой дугой. Она похожа на новогоднюю булочку, из одного теста с ангелами. Ма тоже не удивилась и сказала, что не меньше успевает по мне соскучиться. – То есть… Вы меня тогда не похоронили? – Межичка, кого хоронить-то было?

В городе болтали, что инфекция пришла с румынскими цыганами, с их леденцами на палочках. Народу из каждого утюга объясняли, что это не отрава, что это грипп такой, к которому местный иммунитет не приучен. Да разве переубедишь, бабки-то лучше знают. До гриппа смерть дважды проходила ко мне впритирку. Или трижды? Как посмотреть: дед и близнецы. Но это была какая-то не настоящая, не страшная смерть. Дед последнюю зиму всё лежал, лежал, да так в гроб и перелёг, лишь немного в чертах заострившись… Ему время настало. Близняшки гостили у нас мимоездом, убежали купаться и запутались в сети. Я мелкий был, выражение «на дно ушли» понял в самом прямом смысле. Пожили на земле, теперь в реке будут жить. Почему бы и нет? То, что горячий, как котёл в баньке, Ярик может умереть, мне даже в голову не пришло. Я не успел ни поверить в его смерть, ни за себя испугаться, когда проваливался и увязал в ледяной, раскалённой постели. Злой грипп, стремительный. Озноб и некуда себя девать. Шторм в голове.

Часть первая. На пороге На пороге сижу. В лопатки из сеней холодом тянет, а двор за день набрал пасмурного тепла. Большой дом, старый. До сентябрьских заморозков целиком его не протапливают, кухня в другой стороне. Облачная августовская хмарь. Вдоль забора трава вровень с яблоньками, за всё лето не кошеная. Под ногами сорные колоски. Мысли такие же: обычные, неважные: «Мне до сих пор одиннадцать лет или уже тринадцать? Или засчитывается только половина?» Кончается вторая суббота по мёртвой луне, после неё наступит первое воскресенье – по живой. Лягу спать мёртвым, проснусь живым. Норм, привык уже. Туда-сюда, не покидая дома. «Пять столетий он принадлежит нашей семье!» Если так пойдёт и дальше, ещё сто лет мне это от живых слушать, и вечно – от покойников! Характер у наших – железобетон, со смертью не меняется.

Имея психиатрический диагноз, социальным помощником не проработаешь и дня. Поэтому я молчал. О других не скажу, понятия не имею. Как только я убедился, что всё происходящее не галлюцинация, эти амбарные замки на ртах удивляли меня больше, чем даже предмет замалчивания. Впервые я увидел это у примы Анны. Их увидел. Особого значения не придал, слегка удивился: откуда бы пожилой даме заполучить разбитые подшипники? На лакированном паркете рассыпана горсть мелких блестящих шариков. Ну, бывает. Старший внук, последний из живших с ней, недавно съехал в колледж. Может, собирался в спешке, уронил что-то своё. Наше дело обеспечить даму продуктами и развлечь беседой. Затем, как всегда – чай с маковыми булочками, театральные байки. Социальная помощь – не без дополнительных плюшек. Ладно, распрощались… В тот же день, доставляя покупки двух старикам, я зашёл к ним и поскользнулся на этих шариках! Все – молчок. Братья настолько не ладили, что я даже звонился поочерёдно в два разных входных звонка!

Миллионы экранов в сети. Баннер-бот «Златой Ювелир»: – Получите: шлёп-шлёп-шлёп! Бот-накрутчик просмотров «1000лайков» через секунду: – Готово! Просмотрено на всех мобильных устройствах, согласно предоплате. Стукаются кулаками. Бот блокировщик рекламы: – А вот и нет! Баннер-бот «Златой Ювелир»: – Ах ты, гад! Троян «Златой Ювелир»: – Зарядить ему? Баннер-бот «Златой Ювелир»: – По полной! Антивир «ЦАЦКИ-БРЮЛИКИ»: – Ой! Прекратите! Где я? Баннер-бот «Златой Ювелир» зловещим кодом: – ХАА… ХАА… ХАА!.. Попался? Ясно теперь, чьи это блокировочки, конкурентик ты наш бриллиантовый! Не стесняйся, ещё жалобу накатай! Бот «ЦАЦКИ-БРЮЛИКИ»: – П...привет, ребята, д…давно не виделись, к…калькуляторы вы ржавые, пейджеры ламповые… Уже накатал! Баннер-бот «Златой Ювелир»: – Это как он меня сейчас назвал? Пейже-дедпед… что? Бот «ЦАЦКИ-БРЮЛИКИ»: – Слышь ты, прошивка для ретро вибратора, всё обновления ждёшь? Баннер-бот «Златой Ювелир»: – До сих пор бомбит? Ну, извини, я тебя случайно заблокировал.

Бульвар Энергетиков. Парень-студиозус в наушниках и экологичной одежде куда-то целеустремлённо чешет, на автопилоте обходя мусор и уличные пылесосы, нажравшиеся до отрыжки. Дерево посреди тротуара: – Бамц! Студиозус: – Фак! БигДатаИнтелл навигатор, упавший из кармана, мелодично: – Конечный пункт маршрута… Студиозус, потирая лоб: – Каждый раз одно и то же! Нарочно: допреальность в очках не включал, плейлист без видосов слушал, хрен – всё равно. Кот на дереве: – Мяу!.. Кот в навигаторе БигДатаИнтелл: – Волонтёр Грин Сити, приветствую вас! Можете начинать акцию по спасению меня. Дерево в навигаторе БигДатаИнтелл: – Волонтёр Грин Сити, прошу обратить внимание на приствольную решётку под вашими ногами. Спецсредства, применяемые вами, должны опираться строго на её металлические части.

Возможно, это я виноват. Даже наверняка я. То есть, мы, да какая разница. Поменялись, как в тихий час кроватями, но чу, оказывается, пол между ними – лава… Стал или был, или что это вообще? ……………………………………………………………………………………… Премьера блокбастера. Тридцать минут до начала сеанса. Фойе размером с аэропорт. Мороженое, газировка. Скука. Аттракцион "ПОЙМАЙ ВРЕМЯ", ловля купюр на ветру. Я не думал играть, раздражают такие моменты: заметил, как там на площадке толкается один старик, неадекват. Денег не ловит, со всеми заговорить пытается, жалостное зрелище. Потом он исчез, я отвлёкся и забыл про него. Летающая валюта равна некоторому времени, на следующий показ, на другую игру, кафе, на что-то ещё, я не вникал... "ПОЙМАЙ ВРЕМЯ" – игра простая. Ко лбу приклеивают девайс – электронную стрелку, часовую, минутную или секундную. Такое вторжение в мозги. Врубают цветомузыку, ветер и швыряют деньги. Свобода движений полная, скорость девайсом заданная. Безопасно?

1. Южный, приморский... Древний портовый город! После квартирки в северном полушарии – целый этаж старинного дома... Практически особняк! И такая беспросветная тоска. Нужно радоваться, а нечем. До нутра вымерзла надежда. Она клубень, а не вирус, она не может вечно ждать чуда в ледяной тьме. «Это синдром такой. Я читала. У него даже есть название… – не вспомню сейчас. Когда жизнь вдруг наладилась, бывает жёсткий отходняк. Пройдёт, в крайнем случае, таблеток попью». Год назад в разговорах о переезде мелькала лишь одна тень, сухо называемая «уровнем преступности». Не то чтобы он был высок, обсуждения на форумах шли большей частью вокруг деликатесов и чистоты пляжного песка, но всё-таки... Люди в форме чаще имели автомат на плече, а не одну только кобуру на поясе. Впрочем, и они были южными, курортными, вальяжно-большими. По крайней мере на бульварах, днём. «Всё хорошо. Ведь всё хорошо!.. Правда?» 2. Чуть-чуть отпустило, когда в городе зацвели тополя.

Шипение: – Никто там не изображён! Никогда они не существовали! Это рисунок, Зоя. Ну, шшшто, што ты не слушаешь меня! – снисходительное шипение, усталое. – Я слышу, я просто не могу поверить… В морской полумгле их лица освещались только страницей Ларж Вики, расширенной энциклопедии, посвящённой гуманоидному искусству прошлого. Страница в своём разделе единственная, на ней архив безграничного кулинарного сайта и фото нескольких руинированных высоток. Но вот в рамке… Что это? Свежее обновление – Картинаааааааааа!.. Километровая толща океана внизу, столько же наверху. Окраина Нью-Айза, кораллового мегаполиса, столицы водяных змей. Именно змей, не змеев. Эволюция когда-то «хомо», доныне «сапиенсов» взошла на очередную ступень. Днём Прапрамамбой был запланирован домашний урок для Зои по истории кулинарии. А вот, как оно вдруг повернулось. Прямо гипноз какой-то. – Зоя, чего ты на неё уставилась? Пятый час, Зоя, пора на линьку и в раковину. Вышшше посмотри: это наши предки ели.