Лирическая грусть лиловая, как вечер. В нём маревом дрожит испуганная тьма. Ласкает кроны лип устало тихий ветер. Спускается на луг берёзовый туман. Застенчивый закат упрятался за лесом, Оставив поцелуй на лицах облаков. Бледнеет в небесах повеса-полумесяц, Флиртуя с парой ив над тихою рекой. Постой ещё чуть-чуть, вдыхая воздух пряный, Дождись своей звезды, что капелькой, как ртуть, Над отблеском зари запляшет полупьяно. В лиловой полутьме – лирическая грусть…

Лошадка по имени «тётушка Бонни» Обычною пони работает в парке. Она много меньше, чем взрослые кони, И чуточку больше кавказской овчарки. В тележке катает по кругу детишек, Довольны ребята: «ха-ха» и «хи-хи». Для этих весёлых девчат и мальчишек, Она на ходу сочиняет стихи. «Цок-цок» - чёткий ритм отбивают копыта. За день пони делает сорок кругов. Смеясь, на ходу напевает Боннита, Рефреном рифмуя своё: «И-го-го». Зимою лошадке становится грустно, О лете она вспоминает с тоской - Ватрушками и пирожками с капустой, Кормили детишки её день-деньской. И каждую ночь яркий праздник ей снится: Играет оркестр, веселятся кругом, Мальчишек, девчонок счастливые лица, И песня простая совсем: «И-го-го»...

Расцвела акация. Праздники у нации. Мне, столбу фонарному – Словно взаперти. В эту пору хочется Малость заморочиться, Только от обочины Мне нельзя уйти. Каждой тёмной ноченькой, На меня все мочатся, Материться хочется, Господи, прости. Мне стоять тут велено, В придорожной зелени, На посту, обклеенным Разной ерундой. Взвыть бы, да не воется. Грянет дождь-пропоица, Огорченья смоются Дождевой водой…

Говорила мне при жизни мама: "Не умом живи, а по душе!" Вот и стал я лириком упрямым, А ведь мог бы ездить на "порше". Пишется полвека эта повесть, Сага задушевная в стихах. В ней лелею собственную совесть, Как осёл упёрто, а не страх. В юности душа, раскрывшись, пела. Ставни, рамы, вскоре, кто-то спёр. От плевков, каменьев, задубела, Но поёт, пока ещё, с тех пор. «Не жалею, не зову, не плачу…», Пусть простят мне небеса грехи. Ни «порша», ни дачи, и удача – Редкий гость. Зато пишу стихи…

"Жил был поп…" У попа была собака, Крест, батрак и попадья. Прямо с острова Итака Приплывала к ним ладья. Невзирая на запреты, На таможенный досмотр, Контрабандные котлеты Привозила в N-ский порт. Незадачливый работник Ел котлеты за троих. А собаке в подворотне Поп жалел котлету - фиг. Накурившись, как-то, маку, Поп звонил в колокола. Увидал внизу собаку, Что котлету в пасть брала. Он спустился с колокольни, Лоб поспешно окрестив, Сплюнул зло: "Кранты, довольно, Нужно суку извести!" Сник закат. В дому поповском Для вечери стол накрыт. В центре, в праздничной матроске, За столом Балда сидит. Флиртовала зря с Балдою Попадья в трапезный час - Увлечён он был едою, Громко чавкая, урча. Наконец, закончен ужин. Нужно время наверстать. Попадья с наймитом дружно Повалились на кровать. Словно отбывал субботник, Будто отдавал долги, Попадью любил работник. Вдруг послышались шаги. В женину опочивальню Поп зашёл, а там - Балда.

Господи, помилуй, Отче наш, прости. Дай мне до могилы Крест свой донести. Порванные нервы Сшить мне помоги. Дай мне, Боже, веры, Прикажи: "Не лги!" Укажи дорогу Торную во тьме. Песенного слога Не лиши в уме. Духом негасимым Прикоснись к душе. Отпусти грехи мне, Не гони взашей...

Не по своей вине Демоном ангел стал. Грусть утопить в вине Дайте, пожалуйста. Он в облаках парил, Непримирим со злом. Людям любовь дарил, Но поломал крыло. Больно упал с небес, Он на краю села. Вскоре вселился бес В падшего ангела. Он заливал вином Очи лазурные. И забывался сном С пьяными дурами. Он утопал во тьму, Бурый туман густой. И передач в тюрьму Не приносил никто...

Снова себя увлекаешь в строку, В мир цветомузыки сочных метафор. Возле прибоя лежит на боку, Щурясь, как кошка, упитанно, Кафа. Такт задаёт пожилой метроном, Сильно уставший от клавишной фальши. Ночью пиарит свой мыс Меганом Утлый маяк горизонту, а дальше… Дальше, за недостижимой чертой, Нужный с недавних пор берег турецкий. Запах у моря прохладно-крутой, Цвет - изиндигово-пьяно-мертвецкий. Бриз предрассветный ласкает волну, Томную, пьющую лунные чары. Ночь держит город в желанном плену. Бродят по пляжу влюблённые пары...

Скалистый берег. Пляж уютный между Утесов и морской волной притих. Седой скрипач играл на скрипке нежной, Закрыв глаза, пленительный мотив. Смычок упругий двигался забавно, По удивлённым струнам, вверх и вниз. Мелодия лилась над морем плавно, Заслушивался музыкою бриз. Звучала скрипка, ввысь плыло анданте, Вливаясь в общий хор ночных чудес. И звёзд заворожённых бриллианты, Слетали с очарованных небес...

Растеряли могущество греки Вскоре после рожденья Христа. Древней Спарты, Афин, человеки Пацифистами вздумали стать. Разводили овец и оливы, Раков в реках ловили рукой. Ели раков варёных и пивом, Запивали – боролись с тоской. Мифы очень любили, преданья, Красных раков, наевшись, читать. Разрушались старинные зданья, Грекам было на это начхать. А в краю ста озёр и туманов, Где ландшафт каменист был и лих. Жило злобное племя норманнов, Чаще звали варягами их. Раков в их не водилось озёрах. В море – только вонючая сельдь. Дичь ушла за скалистые горы, Двинул в Арктику белый медведь. Всем известно, что голод – не тётка, Мох олений – скупая еда. В бочках вовсе протухла селёдка, Ужин, завтрак, обед – лишь вода. И, оставив родимые бреги, Кто на время, а кто навсегда, Совершать порешили набеги, На соседей, на их города. День и ночь напролёт прокумекав, Накурившись до слёз анаши, Из варяг путь проторить во греки, Вождь норманнов однажды решил.

Чтоб рассмеяться, не показан пальчик, Зато во все дела засунут нос. С недавних пор, вопрос: А был ли мальчик? Совсем не риторический вопрос. Под золотом зловещего прищура Скрывалась полуправда-полуложь. На фоне полуночного велюра Отчаянья нечаянная дрожь. Зов предков ли, заветы Заратустры, Срывались с воспалённых зноем уст. Луны лимонноликой в небе люстра Пленяла пламя полусонных чувств...

Приказ – не ходить по газонам – Был выполнен каждым вторым. Заполнилось чистым озоном Зияние чёрной дыры. Парило парижское танго Над парой махровых ресниц. Доселе не падавший ангел, Упал перед нимфою ниц. Поспешно считались резоны: Все «против», и даже, все «за». Влияла на сферы и зоны Скупая мужская слеза. Надломлены стрелы Амура, Ослабла вконец тетива. Твердит самурай Ямомура, Всем кланяясь: «Коннитива!». Поклонники эроэкстрима В любовь не играют давно. С бродягой супружница мима Дешёвое хлещет вино. На лапу берут эскулапы, Не глядя в анализ мочи. Боксёры загубные капы Зубами терзают в ночи. На понт не берутся пилаты, В палатах под номером – «шесть». Медсестры в больничных халатах Хранят непорочную честь. Мир хижинам даже не снится, Война миновала дворцы. И ей - безнадёжно за тридцать, И он ей годится в отцы…

Благочинных церквей купола Колокольные слушают звоны. Отражают озёр зеркала Облаков озарённых иконы. Приозёрная шепчет трава Заклинанья деревьев-шаманов Испугалась небес синева Привидений рассветных туманов. Ликованье осенних лесов, Увлечённых багряной потехой. Утихающий хор голосов. Отголоски прощального эха. Челобитные письма в пути. Перелётные птицы в полёте. Оборвался бравурный мотив На высокой серебряной ноте…

Пьесу в театре абсурда давали, С глупым названием «Бухты-барахты». Роли заглавные воры играли, В роли массовки – рабочие шахты. Совести роль поручили актрисе, С пышною грудью и красным лицом. Часто бодун её звал за кулисы Опохмелиться дешёвым винцом. Правду играла слепая старуха. Вовсе без реплик была её роль. Платье старухи заметно иструхло Дыры с годами проела в нём моль. Подлость, одетую сверхэлегантно, Прима театра абсурда играла. Публика «Браво!» кричала из зала. Юноши руки лобзали галантно. Главную роль поручили актёру С крупным лицом и фигурой солидной. Часто поглядывал в яму суфлёра, Реплик, не выучив вовсе, как видно. Пьеса идёт с неизменным успехом У толстосумов, в партере сидящих. Нет в ней ни чувств, ни любви настоящей, И на галёрке не слышится смеха.

Зорька алая Запоздалая Поцелуи шлёт Полумесяцу. Звёзды малые Сосчитала я Под рассветную Поля песницу. Ветер соколом Вкруг да около Носит сплетни и Околесицу. Над протокою Одинокая Плачет ивушка - Лета крестница…

Звенит безмолвие в ушах. Снежинки падают, шурша, И на ладонях тают. Погода нынче хороша, И потому моя душа Крылатой стать мечтает. И, как строка с карандаша, На небо звёздное спеша, Вдогонку мыслей стаи, Вдруг сорвалась моя душа. В созвездьи малого ковша Она теперь летает...

Из листопада осень шьёт Убор прощальный. И, как всегда, наперечёт Часов авральных. Природой бал назначен в семь. Там будут танцы. Успеть пришить ещё к плиссе Протуберанцы. Работа спорится, кипит. Успеет осень. Опал, топаз, александрит, Вплетает в косы. Часы пробили ровно шесть. Наряд закончен. На шею - шарф, в карету сесть, Накинув пончо. Со шпилем, схожим на иглу - Небесный замок. И осень будет на балу Красивой самой.

Ветер стих, спев слова заклинаний, Плакать дождику стало вдруг нечем. Королевою воспоминаний Ты была в этот пасмурный вечер. Память вновь рисовала картинки Из штрихов карандашных их ткала, Но безжалостно на половинки, Присмотреться не дав, разрывала. Зарисовки счастливых мгновений, Что вдвоём испытали когда-то, Строки писем и стихотворений, Улетали во тьму безвозвратно. И, глотая солёные слезы, Еле сдерживаясь от рыданий, Ты пыталась ловить эти грёзы, Королева воспоминаний...

Я сегодня влюблён в этот вечер - Необъятное жажду обнять. Ровно в девять назначена встреча - Город ждёт на свиданье меня. У журчащих романсы фонтанов Мы на мраморной сядем скамье. Город полон немыслимых планов И отеческой ласки ко мне. Симпатичен он перед закатом Розоватым смущением стен Старых зданий, познавших когда-то, И печаль, и азарт перемен. Мудрый город, по-прежнему, молод - С ним гулять вечерами легко. Он на флейте сыграет мне соло Попурри из мелодий веков. Он похвастает зеленью парков, И проспектов своих прямотой. Пусть стихи мои станут подарком, Хоть и слог в них довольно простой. Так и будем бродить до рассвета, Заболтавшись о планах и снах. Соловьи с облюбованных веток Пропоют нам сонату «Весна»…

Всего неделю вне игры – в офсайде, Уехал в беспробудную дыру. Семь длинных дней без словоблудных сайтов В портале солнечном “derevnya.ru”. В меню: огурчик с молодой картошкой, Смородина, малина с молоком. Семь вечеров с трёхрядною гармошкой И ностальгией на “priroda.com”. Велосипедом – часик до райцентра. Базарчик. Всякой всячиною торг. На яблоки на двадцать пять процентов, Сбил цену лихо, на “zabava.org”. Теперь я, как заправский сельский «user» Ложусь с закатом и встаю чуть свет… Блокнот стихов от деревенской музы - Пора домой, на “vdokhnovenye.net”…