Над котлом со стихами колдует, Рифмы в нем колдунья мешает. Даже ветер-красавец не знает, Что в раскрытую дверь ее дует. Средь базарной толпы ходят слухи: Опьянит, мол, закружит, обманет, А потом, превратившись в старуху, На веревке повесит в чулане. Привороженный и укрощенный, Словом ласковым, нежным лобзаньем, И любовью ее окрыленный, Не внимает он предсказаньям. Ветерок поэтессу не предал, Он поверил стихов ее чувству, Хоть доныне о них он не ведал. Ветром быть – это тоже искусство.

Раскрою крылья, - полечу. Я так давно летать хочу. С земли мне машет кто-то: - Эй, ненормальный, что ты? Зачем тебя поперло ввысь? Скорей на землю опустись! Я им оттуда прокричу: - Идите-ка, вы - к черту! И, - в вертикальную свечу, Вслед за петлею мертвой. В пике смертельное войду, Сжимая пальцы в кулаки. Поляну нужную найду, На берегу большой реки. И, выйдя резко из пике, Полет победный завершу. И на сыром речном песке, Об этом что-то напишу...

Танцуй, танцуй, танцуй, Не сдерживай движенья. На каблучках гарцуй, В своем воображенье. Пупка манит живая красота, Дурманят резкие движенья талии. Танцуй... танцуй, свой танец живота... Да так, как и богини не мечтали!

С надеждой руки к облакам не протяну, Давным-давно не жду оттуда манны, ЕГО побеспокоить не рискну, С мольбою не воскликну я, - Осанна! Довольствуюсь я тем, что мне дано, Другого счастья сверху мне не надо. Мне нравится раскрытое окно, И щебетанье птиц из пожилого сада.

Верните мои детские открытки, Не забирайте у меня, меня. Отдайте все, мечты и пережитки, Подкову от крылатого коня. Не смейте лезть в мою хромую душу, Не насылайте ветров, зной и стужу. Она не сломится, не убоится. Душа готова с телом распроститься. Ей не знакома страха круговерть. В ней все мое, мое в ней все, поверьте, Ей ни к чему пугаться лика смерти. Душе наградой станет только смерть.

Шорох листьев, ночная прохлада, Лунный свет, стрекотанье цикад, В черном небе - звезд мириады... В тихом летнем саду, за оградой, Неожиданно встретил я взглядом, Твой, любовью наполненный, взгляд. * Не забыть глаз, смотрящих из сада, Ничего теперь в жизни не надо, Одолею любые преграды, Чтобы вновь перелезть за ограду, Чтобы увидеть тебя, моя радость... Чтоб вернуться в твой сказочный сад.

Светофоры, светофоры, - Разноцветные глаза. Я сегодня дам вам, форы, Верткий я, как егоза. Обгоню я всех на старте, Впереди всех покачу. Я в пленительном азарте Жму на газ. И хохочу. Краснота и желтизна, Ваших глаз мне не нужна. Опьянен я теплым мартом, Мне сегодня катит карта, И "зеленая волна".

Много секретов таят шаги Ног обутых в сапоги, В сабо и домашние тапки... Шаги наверху старой бабки, Расскажут о жизни нелегкой. Стукают новой подковкой Туфли ее золовки, Изредка заходящей. В памяти нотой щемящей,- Шаги любимого мужа. В сердце старушки стужа. Память и сердце - враги. Сверху - шаги, шаги, шаги...

Время не ждет. Ему не пристало ждать нерадивых. Тех, кто раззявил свой рот и вперед не стремится. На полном скаку не услышать песен красивых, И на бегу снам цветным не придется присниться. Время не ждет. Мне бы успеть заскочить на подножку, У электрички желаний - свое расписанье. Сидя на стуле, я глажу мурчащую кошку, Снова ругая себя за свое опозданье...

В небе голуби-перевертыши, На лету так смешно кувыркаются. От конфет «Мечта» оберточки, Разноцветные очень нравятся. Развязались на косах бантики. Надо мною смеются дети. Я свои дорогие фантики, Не отдам никому на свете.

Твой простой рисунок на песке, Сдует налетевший сильный ветер. Глядя вверх, сквозь пальцы на руке, Вспомнишь с грустью о прошедшем лете. Твой рисунок на автобусном стекле, Будет стерт техничкой в автопарке, И растает шоколад "NESTLE", В сумке от такой погоды жаркой. Твой рисунок на листочке клена, Теплым сентябрем оценен будет, Но завянет скоро лист зеленый... О рисунке тут же все забудут. Твой рисунок на своей судьбе, Станет иллюстрацией к роману. Пусть Изольдой в нем не быть тебе, А избраннику не быть Тристаном. Память копии рисунков сохранит, И в особую положит стопку, И незримую протянет нить, И для вызова приладит кнопку.

Молю, еще громче, как сто оркестров, В душе необузданной скерцо сыграй. Мой Бог, дирижер мой, мой маэстро, Давай мажорней, надрывней давай! Не нужно покоя, ни шелка, ни злата. С собой за черту мне их не забрать. Пускай тяжела будет там расплата, Я тут буду музыке вторить, орать. Но музыку эту никто не услышит, Как рокот волн в глубине океана. Либретто в стихах рука моя пишет К неслыханной опере "Фата-Моргана"

Нескромное солнце смотрит в оконце, В небе вися, эдаким колесом. И молоко прокисает в бидонце, В старом корыте лежит Рыба-Сом.

Птичка-невеличка. Распахнуто окно. Дневника страничка. "Мимино" - кино.

Выхожу один я на дорогу. У обочины побрызгаю в траву. Неудобно, как-то мне, ей-богу, На плечах носить свою главу. Ночь тиха. Не выйти мне из мрака, В голове зациклилась давно, Песня: «У попа была собака», Пред очами «Мимино» - кино. В небесах торжественно и чудно! Диск Луны мне светит надо лбом. Мне от этого тошнительно и нудно. Я по лбу постукал. Отзыв - «Бом». Ты ушла, любви не понимая, В голубые дальние края. Где-то гавкает собака злая... Ты зачем покинула меня? Уж не жду от жизни ничего я, Мне мою любовь уж не вернуть. Горечь в сердце не дает покоя, Не позволит на ходу заснуть. Но не тем холодным сном могилы, Тут слеза скатилася из глаза. Камень на дороге, нету силы Сдвинуть в сторону, - тяжел зараза. На хрена, он предлагает выбор: Мол, направо - будет грудь в крестах. А налево, - ждет тебя погибель. Не могу решить. Сижу в кустах...

Время подарков Стих напишу, нежности полный, я для тебя; звонок телефонный, "тик-так" часов не помешают, жизнь торопя. Очень спешу рифмой наполнить сплетение строк, ужель не сумею, я убедить тебя в радости утра. Срок не истек. Время помедлить прошу. Карандашу трудно скопировать то, как приподняты кверху - губ уголки, овал лица, сном округленный, тонкую шею, ключицы, вены руки, к пальцам несущие кровь. Сон твой – любовь. Его не нарушит солнечный зайчик, который попал, как бы случайно, на нежную кожу правой щеки, с родинкой темной, необычайной. Аркою бровь, над сомкнутым веком, как запятая к ракушке уха стремится тонким хвостом, густые ресницы Спят так же тихо. Словно крольчиха, Мягкими лапами бьет в барабанчик, сердце стучит за грудиной моей от созерцанья невероятно приятной картинки интимной. Осень-портниха шьет разноцветные вещи для тихих дворов, городских тротуаров и парков, из листопада, их, украшая бисером спелых плодов. Время подарков.

Я парижский шансонье, паренек что надо! “Mon nome” – Анри Вернье, мои свободны взгляды. В июне летом “set anne” мои справляли именины. Все собрались на званный пир от мамы до кузины: «Mon frere» на праздник привалил, по-моему, под газом, “Mon Pere” – тот, где-то получил синяк под левым глазом, “Ma Mere” – старушка милая, все стряпала на кухне, “Mon oncle” – жирный, как свинья, и год от года пухнет, “Ma soeur” – трещит, как стрекоза. На ней зеленые глаза, “Ma tante” – по истине талант. Вот раскормила дядю, “Cousine” – на шее носит бант, как дворовЫе …ди. “ Grand-Mere” – старуха, хоть куда, все тянется за рюмкой. “Grand-Pere” – тот выжил из ума, наверно болен чумкой. Ну а “Cousin” – такая пьянь, так тот совсем, чудак на букву «М». Мне подарили море роз, одеколон «Бурбон», коробку от метаморфоз, Рубашку от Кардена, стишочки в два катрена, насос велосипедный… Под вечер так все ужралИсь, что вид имели бледный. Я мало пил. Вина чуть-чуть бургундского и стопочку Мартеля.

У Амура,- Седая давно шевелюра, И летать ему лень, И стрелять разучился, старик. Он садится на пень, Лишь взлетев. Ну, а я ведь, как дура, Жду, с надеждой, что будет услышан мой крик. Крик о жажде любить, беззаветно и нежно. Отдавать безвозмездно, кому-то всецело, себя. Я отчаялась ждать. И наверно, засну безмятежно, А, проснувшись, на рынок схожу, никого не любя.

Я не смею тебя касаться. Ты мой сон, очень сладкий сон. Никогда не хочу просыпаться, Так меня увлекает он. В океаны волшебной неги Увлекаешь меня, мой любимый На уста мои, как на бреги, Поцелуй твой ложится дымом. Я играю с тобой, играю, Ненасытная и озорная. Я, как будто бы, умираю, В заточенье твоем, как Даная. Уж рассветное солнце всходит, Сон развеяло, словно дымку. Сердце ищет и не находит Сна прекрасного невидимку.

(отрывок, изложение в стихах рассказа Андрея Платонова, с некоторыми отступлениями, хотя сохранен дух и особенности певучей прозы автора) В селе Подребрино средь прочих в меру к труду привыкших масс С усердьем веры проживали мужик Макар и Лева Чумовой. Макар простым был членом государства, имел он ум прямой. Лев Чумовой руководил движением народа, любил рабочий класс. Порожней головой владел Макар, по заключенью Чумового. Любил он промыслы, чем пахоту, сильнее, и выдумщиком был до дури Однажды он задумал каруселью порадовать народ. Ну, что ж такого. Народ собрался возле карусели сплошною тучей в ожиданье бури. По авторской идее буря движеньем ветра сдвинуть карусель Должна была. И полсела стояло без делов. Чумовский жеребенок В это время, сбежал в луга и заблудился на болоте. Досель Такого не случалось.