Спасибо, Исаак, что ответили! Значит, обиды не держите, значит, поняли меня правильно. Значит, Власть Советская нас правильно воспитала! Я, конечно, по сравнению с Вами – салага: в феврале будет 78. Под бомбёжками не побывал: войну пережил в Сибири, в Кулундинских степях. Там подвизался в статусе эвакуированного, (Вам этот статус, думаю, известен). Только эвакуированы мы были с Дальнего Востока. Меня удивляет до сих пор то, что государство в такой ответственный момент, держали для нас, семей военнослужащих, целый эшелон вагонов, находили для нас поезда, чтобы увезти нас подальше от японцев, от угрозы уничтожения. Нас везли почти две недели, нас кормили на полустанках, нас обеспечили каким-никаким жильём, по прибытии на место, нас не бросили умирать сголоду. Отец служил в ж. д.-войсках, и в апреле сорок первого был передислоцирован с Дальнего Востока на Западную Украину – прямо в пасть войне, в Каменец-Подольск. Семьи туда, Слава Богу, не пустили. Спасибо и на этом: знали, что их там ждёт. Кое-кто из командования этим предупреждением пренебрёг: тайком семьи увёз с собой, чем подписал, некоторым из них, смертный приговор. Моего дружка семилетнего и его мать бандеровцы в начале войны во Львове повесили. Мы, хоть и живы остались, но были войной тоже обездолены: главы семей, всё, что было нажито, увезли с собой. Мы ждали какие-то пропуска, в летнем платье, чтобы только доехать до тёплой Украины. А попали в Кулундинские, (Барабинские), степи, в зиму, в летнем платье. А зима сорок второго там была чрезвычайно лютой: до 50 градусов. Было трудно, но не так, как тем, кого бомбили и расстреливали. Эти степи – междуречье Оби и Иртыша, многим помогли в эту страшную войну выжить. Место это весьма своеобразное, как, между прочим, вся Сибирь. Если ехать от того районного посёлка, где нас поселили, во все стороны, то можно было увидеть Россию в разрезе: в 12 км от городка деревня, которой полдеревни Ивановых, полдеревни Петровых, далее в 16 км – Калачи: полдеревни - Гапоненко, полдеревни – Горпиненко, мазанки под соломой или камышом, со своим говором, со своим укладом; в 18 км дальше: Шандорф, (сами понимаете – Shondorf): полдеревни – Буксбаум, полдеревни – Гидеон, В 8 км в одну сторону – Жана Курлыс: там вообще одна на всех фамилия – казахи. А мы с дедом поселились в деревне на берегу большого озера в деревне – Первомайка. Там Портные, Довгали , Кожемяки, дед Герц.( Кстати, сам делал скрипки, и учил меня на них играть). По языку – белорусы, но мужики все обрезаны, как мусульмане, что ли? Только спустя полвека я узнал кто это такие. В санатории в Крыму подружился одним из таких. Он объяснил, что это потомки хазар. К чему это я так долго подбирался? А к тому, что мы росли все вместе: в друзьях у меня были немцы – Бунеты, эти самые, Довгали, Портные - непонятные белорусы, чистокровный казах – Сункар. В школе я сидел на одной парте с Бэлой Соломоновной, в военном училище моя кровать стояла рядом с кроватью Семёна Когана, а на втором этаже моей кровати спал Нирман. И никогда, и никому не приходило в голову, что шутник и выдумщик Марат – мордвин, а Колька Алексеев – чуваш, а Иван Егорович Егоров, несмотря на чисто русские имя -отчество-фамилию, был чистокровным якутом! Всё это вздулось и раздулось во времена раскрученной «демократии»! Вдобавок тому, что она лишила нас жилья, медицины, образования, и этого ей простить нельзя! С детства у меня была тяга к музыке. В пятилетнем возрасте я пел на сцене красноармейского клуба: «Тучи над городом встали!» А эти самые потомки хазар, научили меня играть на балалайке, и, даже, на гитаре, хотя у меня ещё не хватало пальцев обхватить гитарный гриф. А дед Герц учил играть меня, на собственно им изготовленной, скрипке. А стихи прорвались у меня на шестидесятом году жизни: сидел, смотрел телевизор, выкинули кадры, погибших где-то в Карабахе, И вдруг: Что случилось, друг мой, с нами, что произошло? Почему святое братство под расстрел пошло? Почему земля Кавказа в пелене огня, И бесславно погибают наши сыновья? Почему в горах Памира дым над кишлаком, И таджик таджику горло в злобе рвёт клинком? Десятки строф, Исаак. На чистовик сразу! И пошло-поехало. Против моей воли. Не запишу – не сплю, как следует. Как кто-то диктует! И диктует, когда ему захочется: ем ли я, работаю ли я, за рулём ли я, в туалете ли. Итак почти пять лет! Даже обременительно! Считал блажью, писал в стол, никому не показывал. Начал изучать теорию, освежать знания русского языка. И только спустя несколько лет, сообразил: это чтобы я от безделья не свихнулся, придумал для меня Господь! Пробовал обрабатывать продиктованное по просодию, но только портил, а кропать кропотливо духу не хватило. Подправляю, ежели надиктуют что-то несуразное, остальное не трогаю. Ну, развернулся! Здоровье у меня тоже не к чёрту! Если связаны были с авиацией, то должны представлять, что такое авиационный технарь! А я был таковым почти пятнадцать лет, и выбрался оттуда превеликими трудами своими. Потом столько же лет проработал на заводах военпредом. Потом на одном из заводов, в качестве начальника ЦЗЛ, создавал эту самую ЦЗЛ. И создал, да такую, что в ближайшем окружении ни на одном предприятии не было. Работал как вол! На создаваемых вновь предприятиях творилось такое, что волосы дыбом. Приходилось самому подбирать аппаратуру, благо денег для этого не жалели. Беда была с кадрами: их, просто, не имелось. Сам оборудование закупал, сам устанавливал: организаций, которые могли это делать, не существовало.Но помощники у меня были: я платил валютой - сэкономленным на анализах, спиртом. Приходилось переводить документацию, оборудование было немецким, польским, венгерским, В общем, работать приходилось не по восемь часов, но было интересно! Вкалывал до тех пор, пока не увозили на скорой. Меня курировала очень качественный кардиолог, кстати, еврейка, царство ей небесное! Сказала: «Сан Саныч, жить хочешь – никаких забот!» Пришлось уйти. И созданную мною, самую современную ЦЗЛ, я «демократии» тоже не прощу! Её угробили, вместе с недостроенным заводом! Не утомил, Исаак? Мне ВЫ интересны. Чувствую, и Вам будет прочесть это интересно. Дай Бог Вам здоровья! СанСаныч.