ОСОБЕННОСТИ СИБИРСКОЙ РЫБАЛКИ. ОПУС 12 Сколько же информации может хранить человеческая память? Компу такой объём, пока, и не снился. Создаётся впечатление, что она хранится на каком-то виртуальном сервере, и по капризу его владельца, выдаётся хозяину, бывает, в самый неподходящий момент. То, что я сейчас напишу, вдруг ясно и чётко возникло в моей памяти, когда я переворачивался в кровати на другой бок, чтобы продолжить, по неизвестной причине, прерванный сон, но сон, как языком слизнуло! Как я не пытался восстановить прерванный сон, мне это не удалось. Наворочавшись и наматерившись, я был вынужден встать, и не продравши, как следует глаза, сесть за клавиатуру. А следовало ли мне это делать – судить вам, земляки! Окончательно моего дружка Мишку превратило в рыбака следующее событие. С течением времени, всю рыбку, забредшую сдуру в кюветы, ямы и колодцы во время наводнения, выловили. Та, которую не выловили, по высыхании всех водоёмов, естественно, погибла. Мои рыбачьи интересы переместились на нашу степную речку и озёра. За лето во всех видах водоёмов в огромных количествах наплодилось щурят. Они съели всю местную мелочь и принялись друг за друга. И вот здесь я посвящу вас, мои дорогие читатели, ещё в одну особенность сибирской рыбалки. Щурята эти, (причём, различной величины: размером от карандаша, и до размера, обыкновенно указываемого рыбаками с помощью собственной руки), отобедав, или отзавтракав, имели обыкновение отдыхать у самого берега, наплевав на то, что на берегу есть хищник изощрённее и беспринципнее, чем они сами. И этот хищник весьма изобретателен: он изобрёл снасть, которую мне никогда и нигде после не приходилось видеть. Снасть проста и гениальна и давала большой кайф при её применении. Это обыкновенная палочка полтора-два метра длиной и с обыкновенной удавкой-петлёй из стальной, желательно, проволоки на конце. Обычно пацанами для этого дела использовались балалаечные струны. Говорить не стоит, какой это в те времена, был дефицит. Процесс ловли состоял в том, что рыбака, как волка, кормили ноги: двигаясь (осторожно!) вдоль берега, нужно было обнаружить, дремавшую беспечно после завтрака, или обеда, особу щучьего племени,подвести (осторожно, не задев, чтоб не разбудить!) под неё петлю и выдернуть. Той оставалось только изумлённо таращить на тебя глаза. Надо ли говорить, что толпы Homo Sapiens, в возрасте от пяти и до ста лет, бродили по берегам этой степной речки в поисках рыбьих раззяв. Речка, вообще-то, была шириною в 20-30 метров, и глубиною не более 3-5 метров (местами). Вода в ней была цвета заварки крепкого чая (вокруг чернозёмы), но чебачков-карасиков,щучек-окунишек, содержала, а местами, разлившись по степи и обросши камышами, представляла весьма обильные рыбные и птичьи угодья. В описываемый период, эти угодья ещё были полны разливной водой, и, естественно, рыбой. До разливной воды от городка было порядочное количество километров, но меня, бродягу, это никогда не останавливало, и я умудрился вымануть своего Мишку на дальний поход в места, где разливная вода ещё не сошла. Место не очень удобное для рыбалки: надо было ходить по берегу по колено в грязи, но овчинка стоила выделки, как показали дальнейшие события. Надо признать, что в те времена была большая напряжёнка со снастями: в продаже почти не было ни удилищ, ни лесок, ни крючков, а поплавки и грузила вообще никогда в продаже не участвовали. Но голь на выдумки торовата, (и весьма!): каждый конструировал что мог - крючки гнулись и ковались из стальной проволоки, или просто из иголок, на поплавки шли гусиные, или, на худой конец, перья из хвоста собственного петуха, из камыша, а то из какой-нибудь палочки. Загвоздка была с грузилами - здесь каждый творил, что хотел: кто-то цеплял гайку, кто-то просто гвоздь, а я, продвинутый, освоил изготовление грузил из баббита, который добывал на железной дороге. Наша станция была узловой: это означало, что на ней проходило текущее обслуживание подвижного состава. А подшипники этого состава, в те времена, были баббитовыми. А баббит – это сплав олова со свинцом. Сплав лёгкоплавкий, а значит, при перегревах, бывало, и выплавлялся. А при осмотре смазчиками эти выплавления выбрасывались. И вот здесь-то мы, пацаны, не зевали: пока их не успели собрать те, кому это положено, успевали мы. Штука очень-очень нужная: не только грузила, но и, при достаточной сноровке, пули и дробь. В порохе, в наши времена, особого недостатка не было: его можно было купить в любом ларьке без всяких ограничений, (как и охотничье оружие!), а вот с дробью…С дробью было худо и двадцать лет спустя! Так что мы с Мишкой для рыбалки были экипированы так: деревянные палки, длиной около трёх метров, оснащённые короткой леской в два-три метра, из суровых ниток, обмотанных от крючка на расстоянии 15-20 см медной проволокой. Для чего? Объясню: чтобы щука,зарапза, не перекусила при первой же поклёвке! Крючки были разные: редкие - покупные, (с бородком!), и запасные, изготовленные из «Цыганских» иголок. Почему так у нас официально обзывались эти иголки, толщиною в миллиметр-полтора и диной до десяти-двеннадцати сантиметров, для меня и сейчас загадка! Бог с ней, пусть она уёдёт в небытие вместе со мной! Вот с такой снастью и затащил я своего Мишку на это болото. Он нашёл себе место посуше и сидьмя сидел там, пока я не вылез из болота с десятком порядочных щучек на кукане. С наживкой заботы не было: лягушки десятками копошились под ногами. Берёшь лягуху, цепляешь за шкирку на крючок (бесчеловечно, конечно, но, ведь, есть кто-то, кто в любое время может проделать такое и с тобой лично!), и забрасываешь в воду. И тотчас же за неё кто-то хватается, старается утащить в сторону. И когда ты хочешь посмотреть – кто, то на конце лески обнаруживаешь щуку, различного размера. Щуку голодную и потому жадную: наживку выпускает из зубов только сообразив, что сама стала добычей, даже не засекшись на крючке. И здесь зевать нельзя: ты же по колено в болоте, а щучка, упав болото, обычно не мешкает, и ты потеряешь массу времени, пытаясь её обнаружить в месиве травы, камышей и грязи. Поэтому поисков я удостаивал, если с крючка срывалось что-нибудь стоящее. А мелочь, Бог с ней – пусть растёт! В процессе добычи места надо было менять: выловив хозяев, бдительно стерегущих свои угодья, следовало искать других. Долго искать не приходилось: отойдёшь метров двадцать-тридцать и всё! Можно было, возвратясь через некоторое время, в обловленные места, опять обнаружить наличие новых хозяев. В общем, свято место не бывает пусто! Вылезши из болота с богатой добычей, я вдохновил Мишку на подвиги, да так, что не мог его вытащить из болота, когда подошло время следовать домой. Пришлось за ним лезть в болото. Там я обнаружил Мишку с порядочным уловом. Смотрю: у него поклёвка за поклёвкой. А вытащить не может: оказавшись в воздухе, добыча опять плюхалась в воду! До меня не скоро дошло, что тут идёт обыкновенная игра в кошки-мышки: на мишкиной удочке не было крючка – откусили! Лягушка была просто привязана на леску поперёк живота, а у щуки, как у каждого хищника, зубки-то направлены в сторону живота, и ни каждая щука успевала вовремя сообразить, что в профессии хищника главное - вовремя смыться! Вот таких-то несообразительных и сидело на Мишкином кукане десятка два! Я, как каждый рыбак и охотник, умею, (как бы, покорректнее выразиться, приукрашивать, что ли?), но в данном случае, честное единоросское слово, говорю правду, и только, правду! Я, лично, своим временем распоряжаться имел право сам: своих стариков я воспитал уже так, что они научились не беспокоиться, если меня дома не наблюдалось суток двое-трое. Надо только было предупреждать. Мишкины, в то время, ещё не были к этому приучены, и начинали досаждать моим – где, да что? Надо сказать, что моим удавалось их успокоить, а потом и приучить не беспокоиться, ежели летом чадо не появлялось по нескольку дней дома. В общем, уже ночью, мы тащились еле-еле домой, волоча на себе, на сложенных удилищах, семьдесят три щуки, (помню до сих пор количество, хотя более важное и нужное память не удержала!) Наверное, в те времена, более важного и нужного для нас, просто, не существовало. С этих пор Мишка мой на всю жизнь, (почти) заболел рыбалкой! Жаль, но она его всё же не спасла от более липкой и вязкой страсти – алкоголизма!