Из цикла "Легенды Средних веков" Давным давно, ещё в средние века, в одном из городков Европы жил палач. Был он уже немолод и работал редко, только во время массовых казней, а секреты своего страшного мастерства передал двум сыновьям. Старший числился тюремным плотником – сколачивал виселицы и колодки, устанавливал запоры на дверях камер, делал скамьи и гробы. Но, прекрасно владея топором, мог при случае снести им и голову осуждённого. К младшему же, девятнадцатилетнему статному красавцу, перешла от отца должность городского палача. Юноша старательно исполнял свои обязанности без излишней жестокости, но и без угрызений совести: ведь приговоры выносил не он, а судьи, которые, как считалось, принимали решения, следуя Божьей воле. Братья с отцом жили на окраине у самой городской стены, к ним редко кто заглядывал – у людей с такой должностью обычно не бывало друзей. И девушки не хотели с ними знакомиться. Особенно почувствовали молодые люди своё одиночество, когда умерла их мать, после этого дом стал совсем пустым и неухоженным. Но они не роптали, верили, что Господь ещё пошлёт им счастье. Однажды вернувшийся с рынка отец увидел, что лица обоих сыновей весьма печальны. – Что случилось? – спросил он. – Зубы болят, – пожаловался старший. – Кажется, новый прорезается. С чего бы на двадцать третьем году? – Это зуб мудрости. Они могут расти в любом возрасте. Но раз появился, значит, ты постиг что-то важное. Старший спрятал в усах усмешку. Неужто отец и вправду догадался, что он недавно потерял невинность в камере проститутки, которую ждало наказание плетьми? А вслух только вздохнул: – Мудрость – дело хорошее. Только как я завтра с такой болью буду виселицу ставить… Отец подошёл к сундуку, достал цветной платок, оставшийся от казнённой цыганки, и протянул сыну. – Сходи, отнеси знахарке, пусть даст что-нибудь из своих снадобий. Твоей работе ничто не должно мешать. Когда за старшим закрылась дверь, отец повернулся к младшему. – А ты что загрустил? – Ты будешь ругать меня, отец, ты с детства приучал нас не жалеть приговорённых. Я всегда старался соблюдать это правило, но сегодня… Она так юна, так красива… Её привезли из соседнего города. Она считалась там лучшей пряхой, женихи наперебой просили у брата её руки, но она всем отказывала. Отказала и богачу, у которого отец – глава местных ювелиров. Парень затаил обиду, напился и спьяну напал на брата девушки, требовал, чтобы тот силой заставил сестру выйти замуж. Завязалась драка, причём под самыми окнами их дома. Марта выскочила на помощь, как была, с веретеном в руках, стала загораживать собой уже раненого брата, но разъярённый горе-жених кинулся на них, оступился и наткнулся глазом на остриё этого веретена. Умер сразу. Брата из-за серьёзной раны не могли обвинить в убийстве. А девушку взяли под стражу, судили и… Именно для этого и готовится завтрашняя виселица, а я должен своими руками лишить её жизни. – А почему в нашем городе? – Боятся беспорядков. Её там все очень любили. Но раз приговор вынесен, нужно, чтобы его кто-то исполнил. Поэтому сегодня утром Марту тайком перевезли сюда. Я был в тюремном дворе, когда её провели… Что делать, отец? – Молись Богу, сынок. Её может спасти только чудо. Но иногда Господь посылает такие чудеса: верёвки обрываются, топоры отскакивают от шеи. Вспомни жития… Сколько раз пытались умертвить Святого Георгия. А пророка Даниила… – Но ты сам когда-нибудь видел такое? – Чудо – на то и чудо, что случается очень редко. Чаще Господь опаздывает, и тогда людям самим приходится заниматься чудесами. Иначе… – Так что мне делать? – Я же сказал: молись. Если нет другого выхода… С этими словами старик вышел из дома. Вернулся далеко за полночь, когда оба сына уже спали. Посмотреть на казнь собрались все жители городка. Девушку никто не знал, и коменданту тюрьмы пришлось рассказать о её преступлении. Потом он зачитал приговор. Но, похоже, и здесь Марту жалели, по толпе волнами ходил ропот, и комендант кивнул палачу, чтобы тот побыстрее начинал. Отец стоял в первом ряду и видел, как его младший, связывая у пряхи руки, что-то ей сказал. Отсюда невозможно было ничего услышать, но она удивлённо оглянулась, пытаясь разглядеть в прорези маски глаза своего убийцы. И старый палач, кажется, понял, о чём спросил сын: если случится чудо и она останется в живых, согласна ли Марта выйти за него замуж. По горькой усмешке и лёгкому кивку отец понял, что девушка ответила «да» – она не верила в чудеса. Разговаривать с осуждёнными нельзя, и молодой палач никогда не нарушал этого правила. Но сегодня… Вот опять: надевая ей на шею петлю, что-то прошептал – маска у рта шевельнулась. Потом не стал состригать у Марты волосы, наоборот, поднял и заколол их на затылке, а спускаясь, пожал ей запястье. И кокон у петли слишком длинный, неспроста сын накрутил столько оборотов, наверняка в этом месте с верёвкой что-то не так. И навощил её что-то чересчур сильно, так делают, чтобы скрыть повреждения. Старик догадался, что будет дальше. И действительно, когда отлетела подставка, девушка не провисела и десяти секунд. Вот только подхватывать её не стоило, подумаешь, ушиблась бы… А так слишком уж явно, что палач этого ожидал, поймут ведь, что сам и подстроил. Но никто не понял. Нард ликовал: свершился суд Божий, петля оборвалась, значит, девушка невиновна. Комендант тюрьмы осмотрел место разрыва и пожал плечами: верёвка новая, крепкая, следов надреза нет – обрывки волокон разной длины, лохматятся. Коль такая надёжная разорвалась под тяжестью столь хрупкого тела, без вмешательства небес тут явно не обошлось. Об этом и было объявлено толпе. И под её восторженные крики никто не услышал, как палач вновь спросил свою жертву: – Ты не забыла про клятву? Девушка ответила, и старик сумел прочитать по губам: – Нет. Я сдержу её. Комендант хотел увести Марту обратно в крепость, но горожане потребовали, чтобы пряху тут же освободили. Каждый хотел прикоснуться к спасённой, многие уже представляли, как отметят такое событие веселой пирушкой, а девушка будет сидеть там во главе стола. Но старик приобнял её и, поддерживая за локти, повёл через толпу. – Пропустите! Ей отлежаться надо, в себя прийти… Успеете, нагуляетесь! Люди расступились. Хоть палач и был стар, его всё ещё побаивались. Дома он сразу уложил девушку в кровать, напоил горячим грогом. Когда Марта уснула, старик вышел к сыновьям – они к этому времени уже успели разобрать виселицу и вернулись. – Как твой зуб? – спросил он у старшего. – Лучше. Наверно, снадобье помогло. – А твои как? – повернулся отец к младшему? – Да у него же мудрые зубы пока не растут! – засмеялся старший. – У него есть зубы, гораздо мудрее твоих, – серьёзно ответил старик. – Так как, болят? Младший опустил глаза и кривовато улыбнулся. – Немного. Ничего не понял старший, поворчал и вышел во двор задать коню корм. А младший опустился на колени и закрыл лицо руками. – Прости, отец. Я вижу, ты всё понял. Я оказался непригодным для нашего дела. – Я тебе этого не говорил. А ругать и прощать тебя не за что – ты просто выполнил волю небес. Если бы Господь захотел её смерти, не оборвалась бы даже тонкая нитка. Просто ты немного помог Всевышнему, что весьма правильно – у него и так слишком много дел. – А откуда ты узнал, что я изгрыз верёвку зубами? – Ты же мой сын, а значит, не дурак. Догадался, что ножом резать нельзя – это сразу бы заметили. Разрывать волокна пальцами в скрученной верёвке практически невозможно. Остаются… И ещё увидел твою болячку на губе – так натереть можно только при этом, у меня она ещё больше была. – У тебя?.. Так ты тоже?.. А из-за кого? Неужели мама… – А вот про это я тебе ничего не скажу, – нахмурился отец и отправился к старшему сыну помогать ему обтирать коня. А младший долго задумчиво сидел перед окном, пока чьи-то робкие пальцы не коснулись его плеча… Конец этой истории обычно рассказывают так. Всевышний покарал город, где раньше жила пряха, и наслал чуму. Боясь заразы, жители соседних городов тоже покинули свои дома и отправились в другие земли. На новом месте никто не знал, чем раньше занимался муж Марты. Она сразу стала зарабатывать своей тонкой пряжей, а бывший палач со своим шурином вскоре сделали ткацкий станок, и стали продавать полотно, что было гораздо выгоднее, чем просто нити. И их потомки ещё несколько веков были приписаны к цеху ткачей. Впрочем, может, это случилось и не с тем, а совсем с другим палачом. Слишком давно это было, и нам сквозь тьму веков уже не разглядеть лица этих людей.