ОСОБЕННОСТИ СИБИРСКОЙ РЫБАЛКИ . ОПУС 8
ОСОБЕННОСТИ СИБИРСКОЙ РЫБАЛКИ
ОПУС 8
Летом 197… года появилась возможность посетить места более отдалённые – Ангару. Я эту возможность не использовал, о чём сожалею до сих пор. И это не единственный шанс, упущенный мной, о котором я теперь очень сожалею.
Мне было предложено поучаствовать в проекте: порыбачить на реках бассейна Ангары. Проект был не сложен, но требовал некоторых материальных затрат. И дело здесь не в жадности, или в экономности, а в том, что я был стеснён в материальном отношении: жена не могла работать по причине хронической болезни младшего сына, лечение, хоть и «бесплатное», требовало значительных материальных затрат. А экспедиция требовала средства на закупку лодок, моторов, бензина и прочего, необходимого для проживания в отрыве от цивилизации, в течение недель трёх-четырёх, и обездолить семью я не мог себе тогда позволить. Затрат на транспорт до Ангары требовалось не очень много: один из экспедиции имел в родственниках речного капитана, и тот за незначительную мзду продукцией, добытой на берегах Ангары, брался забросить весь наш груз куда надо, на попутной барже. А планировалось добыть ленка, тайменя, хариуса, в достаточном количестве, дабы оправдать расходы, да и ещё иметь прибыль. Надо сказать, что предположения эти полностью оправдались. Но оправдывались они без меня! Дальше описано всё будет по рассказам участников экспедиции, но я всему верю, так как получил эти сведения от людей, не способных приукрашивать всё напропалую, ну, разве, где, по пустякам…
Итак, загрузились без проблем. И плавание особых проблем не навыдумывало. Правда, плавание по Енисею выше Енисейска сулило проблемы при переходе через пороги, но это, в основном, при малой воде. А в те времена, о которых идёт рассказ, паводок ещё не закончился, и пороги были преодолены без проблем. Правда, караван чуть не притормозил, всплывший у борта баржи труп, в красной рубахе, но без штанов, но вовремя обнаруживший его, боцман, потихоньку, без шумихи, оттолкнул его от борта баржи, и тот, без всяких возражений поплыл себе дальше, избавив экипаж от лишних значительных забот и потери времени. Ему-то уже все равно! Высадились они в посёлочке напротив устья Ангары, и дальше действовали автономно: благо, всё было с собой.
Сунулись было, в облюбованную речушку, но там была стоянка бригады рыбаков-промысловиков. Те попросили не мешать, дали кроки другой речки, чуть подальше, и ребята согласились перебраться в другое место. Надо сказать, что место то было ничуть не хуже. Ребята, хоть и были добытчиками, но не браконьерничали: ловили только на удочки, а недостатка в поклёвках не быпо, и тарки их пополнялись довольно споро. А тарками были, ни много, ни мало – двухсоткилограммовые бочки. Причём, часть улова там же коптилась.
Затарившись, экспедиция двинулась домой. Лодки с двигателями надо было продать, (там за них давали всегда хорошую цену), и ждать обратной баржи.
По пути домой они заехали к бригаде, что бы поблагодарить за хорошую рыбалку, но той на месте не оказалось: всё имущество на места, а не одной живой души! Ребята растерялись. Не знают, что им делать, но тут один рыбачок всё же проявился. Оказалось, что после их убытия на другую речку, к рыбакам заявилась на двух лодках банда «корсаров»: питерских этаких «бывалых» - бородатых, наряженных в шкуры шерстью наружу, вооружённых и пьяных. И стали пытаться встать на бивуак здесь же. На просьбы бригады проследовать дальше, они, вроде, отреагировали положительно – отъехали. Но, что это не так, бригада убедилась некоторое время спустя: по реке сплошным потоком поплыла мёртвая рыба: а это могло быть только в том случае, если кто-то выше по течению начал браконьерить – или глушить, или травить, рыбу. Глушили бы, было бы слышно, а здесь, видно по всему, использовался более мерзкий способ: в реку запускался карбид, ниже по течению ставилась сеть, и всё живое брюхом вверх поплыло по течению. Мелкое, естественно, плыло мёртвым в Ангару, крупное задерживалось сетью.
Вот по этой мелочёвке бригада и определила, что вверху какая-то сволочь гадит. И бригада не ошиблась: денька через два эта банда на полной скорости проскочила с хохотом мимо, значит, на новое место. (Оказывается: ночью банда потихоньку всё же прокралась вверх по течению). Бородатый атаман сидел на носу лодки, опустив ноги в воду, видать, вполне довольный собой, а отплыв на некоторое расстояние от бригады, возле одного из мысков, вдруг свалился в лодку. Собутыльники начали его поднимать, а у того из небольшой дырочки на виске, натекла лужа крови. Банда вся свалилась в лодки, и кто куда. Но вокруг всё тихо и спокойно. Смотались ребятки-пиратки на ту сторону в посёлок, до милиции. Милиция прибыла на место, но никто ничего не видел, никто ничего не слышал, никто ничего не знает. Думаю, что до сих пор. Но бригаду, для порядка, некоторое время подержали. Да и моих ребят несколько помордовали, благо, баржи ещё не было. Это не единственный, жестокий, но поучительный случай. А на войне, как на войне: а там сейчас война!
Вчера пошарил я по сайтам Красноярским. Там меня, конечно, забыли, но я свой любимый край никогда не забуду. Там по-прежнему война! Я уже писал о том, что сверху Красноярска из-за смога практически не видно. А сейчас дело усугубляется: концерны опять строят комбинат, который грозит стать на порядок ядовитее всех остальных - производства марганца. Раньше народ терпел все неудобства: комбинат – это рабочие места, это новая инфраструктура. Теперь это производство красноярцам ничего не даёт, кроме ядовитых отходов: прибыль – в оффшоры, на рабочие места планируют набрать, даже не чукчей, а китайцев, а, ежели чего – ОМОН из чеченов, или из ещё каких-нибудь ингушей. Народ там против такого положения вещей, но навряд ли это на что-нибудь повлияет. Там сейчас их сила, а силу сила ломит, а у народа её пока нет, и не будет, пока не вырастет и не окрепнет новое поколение, (если ему дадут вырасти и окрепнуть!)
Ну, что же, людям свойственно верить в лучшее, хотя, во многих случаях, это контрпродуктивно!
Война такая в Сибири шла всегда и сейчас идёт, наверняка. Попалась как-то на глаза статистика:
с 1903 года, (разгар, превозносимых «демократами», столыпинских реформ), по 1913 год – в России было убито 1300 лесничих. А эти люди – цепные псы всяких, как их нынче обзывают, «эффективных менеджеров», «хозяев», «собственников» и т.д, и т.п. Теперь настоящих мужиков на Руси не стало, и этой твари развелось видимо-невидимо. Хотя…
Дружок мой единственный – Миша, со временем возглавил отдел ж. д. милиции в родном нашем городе. Городок наш в начале шестидесятых годов прошлого столетия начинал играть значительную роль на транспорте: он стал «узловым», т.е, в нём соединились железнодорожные ветки – ответвления ТрансСиба на юг Союза, и ветки, соединяющей Обь с Иртышом. В городке была создана соответствующая инфраструктура: вырос комплекс предприятий, обслуживающий железную дорогу, и, естественно обслугу этих предприятий. Отдел Мишкин имел свои посты от Татарска, на ТрансСибе, до Барнаула, (почти), и, естественно, на Оби и Иртыше. Вот он меня как-то пригласил на «Инспекторскую проверку» в Камень-на-Оби. Ему-то по делу, а мне – прогулка туда, где не бывал. Обь в Камне уже довольно широка, с весьма обширной поймой с многочисленными протоками, заливами, проливами, камышанными болотами. Запросто можно заблудиться. Двое «постовых» живут по-крестьянски: громадные подворья, полные всякой птицы и скотины, богатые охотничьи и рыбные угодья: милицейская служба, быстрее, подсобная, позволяющая быть свободными от всяких чиновничьих штучек. Пока Миша был занят делами, меня посадили на берегу, сунули удочку в руки, и сидел я, любуясь окружающими пейзажами, так как поклёвки я не одной так и не увидел. Потом пришёл Миша со своими кадрами и изрёк; «А теперь давай двинем на настоящую рыбалку!» А на настоящую рыбалку надо было двигать на лодке, против течения, километров несколько. Лодки там оригинальные: узкие, длиной до десятка метров, деревянные. До того устойчивые, что сидели мы на бортах, так как скамеек в наличии просто не было. А это, по большому счёту, был грузовик: можно было доставить поленницу дров, можно копну сена из поймы, а можно и бычка перевезти на ту сторону на луга на откорм. На таких лодках мне не приходилось плавать никогда: начинал с лёгких и вёртких плоскодонок, плавал на четырёхвесельных баркасах, на шлюпках ходил по морю под парусом, на «Казанках», «Амурах», плотах, но такие лодки увидел только по телевизору – местные плавали на таких по Амазонке. На такой лодке забрались мы на какой-то, заросший камышом, водоём. Забросили сетчонку на линя. Сеточка тут же набрала нам на уху и линя, и карася, и ещё какой-то мелочёвки. «Настоящей» рыбалке был «не сезон». Сезоном здесь считался – ход леща. Вот здесь начинался промысловый лов рыбы. Естественно, он разрешался только «избранным». Сотрудники милиции мишкины к таковым не относились, но прижимать их всякими заморочками никто не решался: у каждого рыльце в пушку! И вот, когда уха была готова, и что-то было разлито по стаканам, вдруг загудел мотор, взлетела в небо ракета, и один из наших объявил: «Во, рыбнадзор катит!» И ни страха, ни почтения я в его голосе не услышал, которые обычно бывают у рыбаков в таких случаях. Лодка лихо ударилась носом в берег, взлетела ещё одна ракета, наш проводник налил ещё два стакана водки – и вся реакции! Из темноты проявилась парочка мужиков, вежливо поздоровалась, на приглашение присесть, не отказалась, но от стаканов открестилась: «Работы много!» Поинтересовались, что у нас в воде. Узнав, что одна сеточка, посоветовали к утру снять, так как ожидаются гости «с верху», завели мотор, пульнули ракету и укатили. Я удивился: «Чегой-то они так пуляют?" В ответ получил: «Работа у них такая!»
Потом рассказали, что до этих ребят здесь был другой рыбнадзор: свирепый, присланный из самого Новосибирска. Местным житья не стало, зато своим и нашим было раздолье. Подобрал себе команду: одного зека освободившегося, шофёра местного, и ещё какого-то забулдыгу. Те и правили там, в своё удовольствие: у кого-то что-то отберут, а кому надо, отдадут. Кому-то законы соблюдать, а кому-то вовсе необязательно! А потом эти ребятки однажды ночью, в осеннюю ненастную погоду, куда-то подевались: все видели, как они уплыли, но никто не видел, что они приплыли. Из Новосибирска прикатила целая бригада следователей. Хорошего от неё ожидать было нечего. (Помните – «Горе горькое по свету шлялося…») Но поковырявшись, помордовав изрядно местных жителей, убыла, не солоно хлебавши. Так и никто не знает, куда делись мужики. Прошёл как-то слух по весне, что кто-то из них в пойме всплыл с петлёй на шее. Но слух – это слух, а кому нужно его проверять? А нынешний парень рыбнадзорный сделал очень правильные выводы из случившегося. Шалить здорово не давал, но и особо не свирепствовал и не пакостил ближним.