ОСОБЕННОСТИ СИБИРСКОЙ РЫБАЛКИ ОПУС 7 Как-то, цеховые ребята пригласили меня на рыбалку в Хакассию. Туда катили только из-за того, что там водилась рыба, которая не водилась в бассейне Енисея. Почему такая разница? Дело в том, что бассейны Енисея и Оби буквально трутся друг о друга. По сути, от Красноярска до Новосибирска почти сутки езды. Естественно, все знают, что Новосибирск на Оби, а Красноярск на Енисее. Но мало кто знает, что приток Оби – Чулым, (типа нашей Клязьмы, или Оки), протекая в семи километрах от Енисея, впадает всё же в Обь. Реки очень разнятся по флоре и фауне, в их водах совершенно разные породы рыб. Правда, щука и окунь они везде щука и окунь, а вот, хариуса я в Оби не наблюдал, а в Енисее, допустим, сазана. Может, они и имеют место быть, но, отнюдь, не господствующие виды. А в Хакассию мы ездили за сигами. Правда, ходили слухи, что это приблудный вид, но, тем не менее, он в Хакасских озёрах процветал, и местные мужики говорили, что добывали экземпляры и по пуду! Вот мы и покатили в Хакассию на мартовские праздники на ГАЗ-69. Хорошая была машина, вездеход, аналогу которому по проходимости до сих пор нет, ну, разве только – мой ЛУАЗ! Месяц был – март, (начало), но снег и лёд на озёрах ещё держались, хотя обычно в Хакассии в эти времена снега уже почти не бывает, бывает уже сухо. Пылища за машиной – густым облаком, за километры видно. И клёва ни на одном озере, против обыкновения, не быпо. Обидно: даже на уху рыбки не было. Местным встречным рыбакам пожаловались, а они говорят, что помочь нам не могут – нет клёва и всё! С ними пацанчик был лет двенадцати и нас пожалел, узнав, что мы триста вёрст киселя хлебали, чтобы ушицы похлебать. Сказал: «Вон на той горушке есть небольшое озерцо. Там мелочёвка окуня всегда клюёт!» Ну, что же – проехали туда. Там, правда, озерцо небольшое, и правда, любителей ухи порядком набралось. И, правда, окунишек, размером в палец, не успевают с крючков снимать. Мы побыстрому тоже стали разматывать удочки, а наш, оголодавший шофёр пошёл по мужикам с протянутой рукой: мол, подайте, кто сколько сможет, страсть оголодали, мои наловят, долг отдам! Насобирал пару горстей мелочи, сидит чистит, моет,( у берега лёд уже оттаял), а мы отрабатывать долги уселись. Клёв идёт бойко, все заняты делом. Тишина. И вдруг громкий мат, все на шум обернулись и видят такую картину: по берегу скачет крепенький, примерно годовалый бычок, а наш шофёр Колька гонится за ним с дубинкой. Бычок удирает точно с такой скоростью, чтобы его не догнали: Колька прибавляет ходу, бычок тоже, Колька убавляет, бычок тоже. Колька возвращается назад, бычок тоже. А конфликт у Кольки с бычком возник потому, что Колька чистил окуней, (а кто их чистил, знает что это такое), складывал их на берегу позади себя, а бычок аккуратно их слизывал. И слизывал тщательно – ни одного не оставил! Мы, кто там были, все покатились со смеху. Только Кольке не было смешно. Мужики успокоили его: иди, мол, ещё дадим и за хорошее, как теперь говорят, шоу, долги тебе простим. Бычок откуда? В метрах трёхстах, на горушке радиолокационный пост: локатор, домушки, в общем, усадьба, своего рода. К ним и приблудился бычок телёночком. Скота, в те поры там было не меряно, и телёночка, видать, никто и не хватился. А у солдатиков он был в друзьях. Они о нём заботились. А скотинка там жила по тысячилетним законам: круглый год на подножном корму. Бычок был, как як, покрыт густой, длинной шерстью, и, видать, в помещении особо не нуждался. Ребята его подкармливали, со своего стола, и, наверное, не только подкармливали, как показали дальнейшие события. Уху мы, всё-таки, сварганили. Кстати: ершовая и окунёвая ухи не зря славятся! Сидим у костра, блаженствуем. Уха горячая, по полстакана спирта неразведённого на брата. Что ещё нужно для счастья мужику? Бычок, как только Колька ослабил на него давление, улёгся тоже почти у самого костра, Колька парень отходчивый. Раз уж бычок примкнул к нашей компании, то надо же его тоже угостить. Краюху хлеба полил спиртиком и подсунул под нос бычку. Тот понюхал, морду его перекосило. Колька позлорадствовал: «Ага! Не понравилось!» А я говорю, под общий хохот: «Почему-то ему не понравилось? А ты свою физиономию видел после того, как хлебнул полстакана неразведённого? Точно такая была!» И точно: бычок, как ни в чём, ни бывало, горбушку изжевал. Потом, немного погодя, стал есть землю. Ребята смеялись – закусить-то не дал! А Колька где-то в деревенском магазине сдуру, купил, порядком заржавевшую от древности, селёдку, которую есть никто не стал. И кто её в этом рыбном краю покупать будет, кроме Кольки? И тот её-то и преподнёс бычку, в надежде, что он тоже есть её не будет, а тот, под общий хохот, её охотно съел. Съел он и кусок колбасы варёной. (Тогда она была ещё натуральной. Нынешнюю он есть бы не стал!) А землю он тоже ел неспроста: Колька в том месте спирт пролил, когда поливал им хлеба горбушку! Полежав малость, наш бычок поднялся на ноги, рога в землю, копытами пыль гребёт и подбрасывает, и грозно мычит. «Ну, сейчас он нас погоняет!» - говорю, - «А куда прятаться будем? Кругом степь! Ну, что ж, побегаем вокруг «газона» нашего!» Бычок был умнее многих мужиков – драки не затеял, поплёлся, пошатываясь, домой. Точь в точь, как пьяный мужик! Местные мужики смеялись: «Он вместе с солдатиками участвует в застольях, так что ваше угощение ему вовсе не в диковинку!» Доводилось мне не раз видеть, как алкоголь действует на птицу или животину: точно, как и на нас! Деда кто-то учил делать кумыс из коровьего молока. У него ничего толкового не получилось: то, что створожилось, дед вывалил в навозную кучу, а петух нашёл! Кончилось тем, что он напал на бабку и шпорой пропорол ей руку до кости. Правда, он был и потрезвому буйный: даже на деда нападал. Не подумал, чем это для него могло кончиться: дед накрыл его фуфайкой и хорошенько покупал в бочке с водой. Петушок был не дурак и сразу усёк, что к чему: на деда лапу больше не поднимал, а бабку ни во что не ставил, несмотря на то, что она его кормила и поила. Для бабки это чуть не обернулось трагедией: рука вспухла, долго не заживала. Мы боялись заражения крови, но, слава Богу, обошлось. Но не петуху: дед его сварил с перьями скормил свиньям, к их удовольствию, хотя, по размышлении, сделал вывод, что тоже виновен в произошедшем. Да и за что: петух, просто, любил порядок! Корову пьяную тоже довелось видеть: мы с дедом её вынуждены были лечить от обжорства: забралась на пшеничное поле, (по недогляду пастуха), и объелась почти зрелого зерна. Раздуло её, как мячик, стонет, бедная! Сделали ей лекарство: чекушку водки с постным маслом. Дед раскрыл ей рот, а я эту смесь в неё влил. Подождали, вроде, нормально – и ушли. А бабку зачем-то понесло в хлев… Несётся к деду: «Мазулька сдыхает!» (Это имя такое). Мы туда. А та лежит на боку, тяжело дышит, глаза закатила, стонет. Постояли, посмотрели: дошло – пьяная! Я удивился: мне от такой дозы – хоть бы что! А она – вона как! В общем, протрезвевши, Мазулька выздоровела. Эта штука, выходит, не только калечит, но и лечит! Правда, имеют место и иные алгоритмы поведения: видел по телевизору, что вытворяли пьяные слоны, наевшись забродивших фруктов – точно, как некоторые из нашего рода. Хотел написать: как Homo Sapiens, но, в данном случае, язык не поворачивается назвать такого человека разумным.