ОСОБЕННОСТИ СИБИРСКОЙ РЫБАЛКИ ОПУС 6 Очень сожалею, что не обзавёлся фототехникой и не использовал её в своих походах. Не то, что её вовсе не было у меня, не было такой, чтобы я мог делать стоящие снимки. Приобрёл как-то «Киев» малогабаритный, пробовал что-то изобразить, но путного из этого ничего не получилось. А с цветной плёнкой возня меня не вдохновляла. Теперь жалею об этом, ворую потихоньку чужие снимки и любуюсь ими. Какая нынче аппаратура! Мне бы такую тогда! Сейчас бы мог посмотреть то болото на севере, в тундре, на котором я попал на старое минное поле, полюбовался бы опять семужьей Колой, или степным озером Чаган с его бескрайными камышами и многотысячными стаями водоплавающей птицы, Саянскими сопками, покрытыми бесчисленным количеством кедрачей.Да что толку жалеть! Правда, многое застряло в памяти, да так, будто всё вижу наяву. Северная охота, надобно сказать, меня не вдохновляла. Не видел я там своей дичи. А моя дичь – водоплавающая и боровая, на Севере мне на глаза не попадалась, или в тех местах, которые я мог достичь в своих походах, просто, не водилась. Это меня удивляло: при таком обилии озёр, рек, болот, водоплавающей должно бы быть – завались, но ни летом, ни зимой, мне ничего достойного из дичи не попадалось. Бывало, организовывались охоты даже на оленей, (Естественно, по лицензиям). Некоторые пытались добывать песца, (но, не в наших краях), и северную куропатку, (которую я так ни разу и не видел). В общем, на Севере я не охотился. Правда, по прибытии на Кольский, очень был удивлён, когда на пути с работы домой, (где то в середине января, в полярную ночь), над нашими головами пролетела стая уток, что мне сразу подумалось, что я рехнулся. Но утки, будто желая убедить меня, что это не сон, развернулись, и пролетели над нами ещё раз. Попутчики мои будто этого и не видели, и на мой удивлённый вопрос, ответили, что это нырки с залива, и что они жители местные и никогда отсюда не улетают. Потом я прочитал в нашей флотской газете, что водолаз, работая на глубине в семьдесят метров, исхитрился ухватить что-то непонятное, проплывающее мимо, и взял с собою в кессон. А это был местный нырок, и какой чёрт его занёс на такую глубину, непонятно. Его дичь – мелкая рыбёшка, базировалась на глубине не более десяти метров, а на глубине семидесяти метров, его самого было кому сожрать! Ребята, со стоящего на рейде, флагмана, как-то, втихаря, опустив с борта трос с большим крючком и наживкой, выловили палтуса в семьдесят килограммов весом. (Рыбиной накормили весь корабль, и командир закрыл глаза на такие вольности). А такой сожрёт не только нырка, но и самого водолаза, если он невелик в габаритах. Охотиться я ездил домой, в Кулундинские степи. В камышовых озёрах её – охотничий рай, (благо, наш учебный полк в полном составе убывал в отпуск на пару месяцев в сентябре-октябре. Как раз, в охотничий сезон). Там я блаженствовал, в полном смысле слова. Там меня с нетерпением всегда ждал Петрович – Павел Петрович Шульга – отцовский шофёр и заядлый рыбак и охотник. Большую часть жизни он охотничал и рыбачил, и этим кормился, и этим был доволен. А время двигалось к пенсии, а стажа-то не было. Вот он и шоферил в отцовской организации, добывая стаж. А, когда охота открывалась, он брал или отпуск, или отгулы, которых, по причине особенности отцовской работы у него всегда было навалом, и мы сматывались из города, куда надо было. Надо сказать, что Петрович после окончания войны, ухитрился как-то прикатить домой на трофейном, а, может, не на трофейном, то ли «Цундапе», то ли «Харлее», (не догадался как-то спросить), мотоцикле, да ещё с коляской. В обозримых окрестностях ни до того, ни после, такого чуда никто никогда не видел. Тем более, никто никогда не видел лодку из алюминиевого сплава, (все лодки в тех местах на тот период были только деревянными), которую Петрович приспособил вместо люльки на коляске. Ежели учесть, что в данное время, в данном месте, мало кто слышал о рыбнадзоре и прочей нечисти, то такая свобода многого стоила! Нет, не в смысле наживы, она ни Петровичу, ни мне, была ни к чему, а в смысле: где хочу – охочусь, где хочу – рыбачу! Я промышлял щуку на спиннинг, поймав, чаще отпускал, а Петрович сеточкой, (одной!) – промышлял, в основном, карасей). Карасей мы не отпускали: мы их жарили, солили, вялили впрок. Благо их в этих мелководных, камышаных озёрах, в те времена, было – завались! Дичи водоплавающей тогда было ещё – тоже завались! И охотничьи инстинкты свои надо было смирять из-за того, что дичь некуда было девать, а переводить её впустую – не наша с Петровичем, стезя. Как-то, по моём прибытии, мы с Петровичем смотались на близлежащее озеро на отцовской «Волге». У отца был какой-то семинар, и Петрович был свободен. Автомобиль, естественно, тоже. Мы смотались утречком ранним, чтобы никто не видел, как на отцовскую « Волгу» мы взгромоздили лодку Петровича. (Петровича давно уж нет, царство тебе небесное, родственная душа, а лодка, наверное, ещё где-то плавает!) Прикатив на озерцо, замаскировав «Волгу», мы, быстренько сняв лодку, нырнули в камыши. И сразу же вспугнули стаю уток. Мы успели сделать по выстрелу, и пара уток у нас в наличии. На всякий случай на «уху», ежели рыбки не поймаем. Ну что – дело сделано, можно позавтракать и добрать сна, которого не добрали. Сеть должна постоять некоторое время, пока в неё кто-нибудь сдуру забредёт. Позавтракав, мы с чистой совестью легли поспать. Разбудил меня свист и весёлый мат Петровича: подхватываюсь и вижу Петровича, бегущего по дорожке, по которой мы приехали, а впереди его чешет лиса с уткой в зубах. Видя, что тут не до шуток, лисонька кинула краденую утку и скрылась в камышах, а смеющийся Петрович с двумя нашими утками в руках, следует к автомобилю. Дело в том, что прибыв с охоты, мы положили добытую дичь на передний капот машины, а лисонька потихоньку утащив одну и, упрятав её в камышах, весьма небрежно, (вероятно, в спешке), вернулась за второй! Известно, что «жадность фраера губит», и, проснувшийся вовремя Петрович, воришку засёк, когда она потащила с капота уже вторую утку. Так лисоньке и пришлось остаться голодной из-за жадности. А мы вдоволь повеселились по этому случаю. Навряд ли бы мы это делали, проснувшись и не обнаружив своей дичи. И не из-за того, что мы её лишились: стоило нам только потихоньку высунуться из камышей на плёсо, мы бы потери компенсировали в течение нескольких минут, а из-за того, что есть люди такие подлые, что оставили нас в дураках. А то, что такое способна сотворить простая лисичка, нам ни за что не пришло бы в голову.