"Шекспировы Сонеты"
Сонет XCIV**Сонет II* Сонет XIII* Сонет VII* Сонет XIV* Сонет CXXVI* Сонет XII* Сонет XI* Сонет XXV
(ТЫ - ВОЛНОВАЛ)
Тот, кто насильно этот мир меняет,
Кто явные способности таит,
Кто о любви твердит, но не страдает,
Неколебим и холоден на вид –
По праву обретёт пренебреженье
Всевышнего, себя же сохранив.
Им кажется, что в них одних уменье,
У остальных - сплошной речитатив.
Цветок, рождённый в ароматах лета
Конечно, расцветает для себя,
Но если для цветка не хватит света,
Он в сорняках погибнет не любя.
Фатально всё. Сюжет, увы, не нов,
Лишь лилий тлен противней сорняков.
**
Возможно, в сорок твой чудесный лик
Обезобразит глубина морщин,
А юности наряд, истлевшей вмиг,
В лохмотья обратится вмести с ним,
Тогда спрошу, где свежесть красоты,
Где ценности цветущих в прошлом дней?
Ответить, что во взгляде немоты -
Нет ничего постыдней и глупей,
Чем одобрительно продолжить красоту
В своём ребенке: он итожит счет
Неотвратимости, озвучив немоту
Твоих неисчезающих красот.
Ты старишься, но снова молодой,
А юный жар приемлет холод твой.
Останешься собой, любовь моя,
Не дольше чем живешь на этом свете,
Но жизнь, поверь, окончится твоя,
Так передай другим красоты эти,
Чтоб образ, что в аренду получил
Был сохранен тобою после смерти,
Всего-то надо, чтоб себя продлил
Потомком милым в этой круговерти.
Кто же позволит дом разрушить свой,
И всячески поддерживать не будет,
Назло ветрам свирепою зимой
И вечности, в которой смерть прибудет?
О, не скупись и помни об одном:
Отец был у тебя, так стань отцом.
Любуйся: поднимается светило;
Все взоры устремились в небеса,
Мир молится, чтобы оно всходило,
Людей так радует его краса.
И вот оно на пике небосвода,
Подобно человеку зрелых лет;
Приветствуют и люди, и природа,
По-прежнему благословляя свет.
Когда ж оно в повозке утомлённо,
Как старость дряхлая покинет день,
Не смотрят на него, а умилённо
Глядят, как свет отбрасывает тень.
Смотри, закатишься с расцвета лет,
Если твой сын не явится на свет.
Не надобно мне по небу гадать,
Но всё же с астрономией знаком
Не так, чтоб неудачи предсказать,
Болезни, голод, наводненье, шторм.
Не делаю прогнозов впопыхах,
Град предрекая, ветер или дождь;
Знаменья наблюдая в небесах,
Я не скажу, как станет править вождь.
Но по глазам твоим познаю я,
В их свете обретая мудрость дней,
Что суть твоя и красота твоя -
Любой эгоистичности сильней,
А в самолюбии (могу я предсказать),
Всего себя ты можешь потерять.
О, юноша, достойна власть твоя:
Собой, любуясь, Время убиваешь,
Дряхлеет неизбежно жизнь моя,
В своей же - сладострастно расцветаешь.
Когда Природа – разрушениям судья,
Годам твоим препятствует меняться, -
Она тем самым бережет тебя,
Чтоб над часами вечности смеяться.
Страшись Её, доверившись беспечно-
Свои сокровища Она хранит не вечно:
С отсрочкой, отвечая по счетам,
Свой долг тобой оплатит Небесам.
( )
( )
Взирая, как часы мои бегут,
В которых время медленно сгорает,
Осознаю, что все цветы умрут,
А седина - та локон прикрывает.
Смотрю, деревья голыми стоят,
Уж не укроют путника собою,
В ветрах снопы осенние шуршат,
Как будто поседевшей бородою.
Тогда печалюсь о красе твоей:
О, разве смерти избежать сумеешь?
Но если заведёшь себе детей,
То красотой своей не оскудеешь.
Того навечно жизнь убережёт,
Кто в детях продолжение найдёт.
А стариком как станешь процветать,
Желая сохранить себя на свете?
Свой лик в потомке должен воссоздать,
Тебя должны твои продолжить дети.
И в этом - мудрость, красота и рост,
Без этого – упадок, безрассудство;
Назначен поколениям погост,
Когда бы ни рождения искусство.
Тот, кто Природой создан лишь на век,
Пусть грубым и бесплодным погибает,
Но тот, кто наделен как Человек -
Он щедростью себя приумножает.
Тебя Природа создалá как образец,
Чтоб оттиски оставил, наконец.
Любой, кто допускается к богам -
Гордится этим приближеньем.
Моя безвестность - высший сан
Свободы самовыраженья.
Любимцы царственных особ
Подобны лепесткам бутона:
Спешат раскрыться наперед,
Гордыню скрыв при блеске трона.
Истлеет слава прежних лет
Под хмурым взглядом отвращенья,
Так доблесть воинских побед
Вычеркивается пораженьем,
Тот, кто и любит, и любим,
Не может быть слугой другим.
**********************
ТHey that have pow'r to hurt, and will do none,
That do not do the thing they most do show,
Who, moving others, are themselves as stone,
Unmoved, cold, and to temptation slow -
They rightly do inherit heaven's graces,
And husband nature's riches from expense;
They are the lords and owners of their faces,
Others but stewards of their excellence.
The summer's flow'r is to the summer sweet,
Though to itself it only live and die,
But if that flow'r with base infection meet,
The basest weed outbraves his dignity:
For sweetest things turn sourest by their deeds;
Lilies that fester smell far worse than weeds.
**
WHen forty winters shall besiege thy brow,
And dig deep trenches in thy beauty's field,
Thy youth's proud livery so gazed on now
Will be a tottered weed of small worth held:
Then being asked where all thy beauty lies,
Where all the treasure of thy lusty days,
To say within thine own deep-sunken eyes
Were an all-eating shame, and thriftless praise.
How much more praise deserved thy beauty's use,
If thou couldst answer, 'This fair child" of mine
Shall sum my count, and make my old excuse',
Proving his beauty by succession thine.
This were to be new made when thou art old,
And see thy blood warm when thou feel'st it соld.
О That you were your self! but, love, you are
No longer yours than you yourself here live;
Against this coming end you should prepare,
And^your sweet semblance to some other give:
So should that beauty which you hold in lease
Find no determination; then you were
Your self again after yourself s decease,
When your sweet issue your sweet form should bear.
Who lets so fair a house fall to decay,
Which husbandry in honour might uphold
Against the stormy gusts of winter's day
And barren rage of death's eternal cold?
O, none but unthrifts: dear my love, you know
You had a father, let your son say so.
LO in the orient when the gracious light
Lifts up his burning head, each under eye
Doth homage to his new-appearing sight,
Serving with looks his sacred majesty;
And having climbed the steep-up heavenly hill,
Resembling strong youth in his middle age,
Yet mortal looks adore his beauty still,
Attending on his golden pilgrimage:
But when from highmost pitch, with weary car,
Like feeble age he reeleth from the day,
The eyes (fore duteous) now converted are
From his low tract and look another way:
So thou, thyself outgoing in thy noon,
Unlooked on diest unless thou get a son.
NOt from the stars do I my judgement pluck,
And yet methinks I have astronomy,
But not to tell of good or evil luck,
Of plagues, of dearths, or seasons' quality;
Nor can I fortune to brief minutes tell,
Pointing to each his thunder, rain and wind,
Or say with princes if it shall go well
By oft predict that I in heaven find:
But from thine eyes my knowledge I derive,
And, constant stars, in them I read such art
As truth and beauty shall together thrive
If from thy self to store thou wouldst convert:
Or else of thee this I prognosticate,
Thy end is truth's and beauty's doom and date.
О Thou my lovely boy, who in thy power
Dost hold Time's fickle glass, his sickle, hour;
Who hast by waning grown, and therein show'st
Thy lovers withering as thy sweet self grow'st;
If Nature (sovereign mistress over wrack),
As thou goest onwards still will pluck thee back,
She keeps thee to this purpose, that her skill
May time disgrace, and wretched minutes kill.
Yet fear her, О thou minion of her pleasure,
She may detain, but not still keep, her treasure!
Her audit (though delayed) answered must be,
And her quietus is to render thee.
( )
( )
WHen I do count the clock that tells the time,
And see the brave day sunk in hideous night,
When I behold the violet past prime,
And sable curls all silvered o'er with white,
When lofty trees I see barren of leaves,
Which erst from heat did canopy the herd,
And summer's green all girded up in sheaves
Borne on the bier with white and bristly beard:
Then of thy beauty do I question make
That thou among the wastes of time must go,
Since sweets and beauties do themselves forsake,
And die as fast as they see others grow,
And nothing 'gainst Time's scythe can make defence
Save breed to brave him when he takes thee hence.
AS fast as thou shalt wane, so fast thou grow'st
In one of thine, from that which thou departest,
And that fresh blood which youngly thou bestow'st
Thou mayst call thine, when thou from youth convertest:
Herein lives wisdom, beauty, and increase,
Without this, folly, age, and cold decay:
If all were minded so, the times should cease,
And threescore year would make the world away.
Let those whom Nature hath not made for store,
Harsh, featureless, and rude, barrenly perish:
Look whom she best endowed she gave the more;
Which bounteous gift thou shouldst in bounty cherish:
She carved thee for her seal, and meant thereby,
Thou shouldst print more, not let that copy die.
LEt those who are in favour with their stars
Of public honour and proud titles boast,
Whilst I, whom fortune of such triumph bars,
Unlooked for joy in that I honour most.
Great princes' favourites their fair leaves spread
But as the marigold at the sun's eye,
And in themselves their pride lies buried,
For at a frown they in their glory die.
The painful warrior famoused for fight,
After a thousand victories once foiled,
Is from the book of honour rased quite,
And all the rest forgot for which he toiled:
Then happy I that love and am beloved
Where I may not remove, nor be removed.