Собачья жизнь Вторая бутылка была лишней. Усталость и так валила с ног, а тут по пол-литра на брата, да без закуски. Перебор. Спины болели, руки одеревенели, а пальцы на руках и того хуже – стакан отказывались держать. Вот и шабашка – лёгкие деньги! И хозяйка скупая попалась, за весь день водички не поднесла. Теперь уже обалдевшие от водки сидели они друг против друга – Макита и сотоварищ его Петька Лиходей, смотрели затуманенными глазами на этот мир и бурчали, хрипели, фыркали и матерились на всю поселковую округу, пугая местных собак и вороньё: - Да мне это, как то что, знавал я таких, господе, руки не подадут, давай гони отсюдова морда баранья..яя..яя! А то? Дысь у меня!-стонал Петька. -Жисть проклятая, проклятущая, а не жисть ещё хужо! Да катись всё пропа..до…дом! – вторил размахивая руками и нестриженной головой Макита. Сколько времени они так разгоняли тоску не известно, но только после пяного бреда и тягучего сна они очнулись у того самого забора что ремонтировали почти целый день, грязные, полупьяные и без копейки в карманах. -Ну, что, братан. По домам? – тормошил Петька Макиту, - по домам! Макита открыл глаза: -По домам? Это ты хорошо сказал…Ты иди, а мне спешить некуда, утра подожду. В темноте по лесу идти не охота. -Ну, пойдём у меня покимаришь до утра! -Знаю я твоё покимарим, да твоя Маланья меня как увидит так и прибьёт. Да тебе достанется. Не, я тут у заборчика. -Ну смотри дело хозяйское, хозяин - барин! Досыпай, что ли? И тут ещё отупевший с похмелья Петька услышал всхлипывания друга: -Ты что ревишь, скотина? Чего тебе реветь то, притвора? Хватит, говорю. Макита застонал как перед смертью: -Тебе хорошо, домой пойдёшь к жёнке, она тебя и обогре-е-т! -Ты, чо, бродяга. С ума сбрендил? Жена обогреет…Может и тебя обогреть, рвань подзаборная? -Да, пошёл ты, Петька! Мочи нет, силы высохли. Жить не могу? Опять через лес одному топать, через болото..У-у-у не охота, шибко!!! Ты, меня понял? Пойдём вместе! -Куда вместе? К тебе в конуру, через лес, да не в жизь, не уговаривай. Не пойду. Мне проспаться надо. Да, дома что скажут и так сутки дома не был…с тобой связался. Поди уже моей доложили что и как и с кем? Макита продолжал стонать и плакать: -Эх, запропащий я человечишко, совсем пропащий…и друг не поможет, хоть помирай. Петька покосился на друга, гладя грязной рукой небритый подбородок: -А что, Макитка, я тебе помогу, вставай бродяга, до меня дойдём…я помогу. Ночевать не оставлю, но помогу. Ведь я тебе братан почти, пьяная, ты, морда! И товарищи по темноте пошарашились к дому Петьки. Дома у него все спали, хозяина встретила только собака, чёрная с белым пятном на груди. -Тайга, ко мне! Кыш, разбудишь, тише!- Петька погладил собаку по голове,- узнала. Хозяин я, хозяин. А это друг мой, Макита, узнала? – Петька поцеловал собаку в морду несколько раз. Но собака не унималась, скалила зубы на гостя и тявкала. -Это она правильно делает. Щенята у ней, щенков сторожит. -Ты, Петюха, мне помочь хотел, неужто в конуре спать предложишь? – съязвил Макита. -Да нет, товарища тебе дать хочу, собачонку, щеночка бери…вот сучка осталась, никто не берёт, а у тебя как раз будет. И тебе веселей, и охранять тебя будет и покалякать с кем будет, бери, не прогадаешь! -А чем кормить буду? Сам с голоду иногда живот верёвкой подвязываю, заработок то не постоянный! – покачал головой Макита, взявший в руки маленького щенка, пока Петька держал собаку, - А симпатичная, на меня похожа, такая же чёрная! -Ну, вот, родню признал! – загыляндал Петька, - бери, говорю, я хлеба вынесу. Петька смотался домой, боясь разбудить жену, не включая света, на ощупь достал из хлебницы полбуханки хлеба и потихоньку скользнул за дверь. -Во, хлеба возьми, да мешок, как понесёшь то родню?- торопил Петька. В доме загорелся свет на кухне, видимо проснулась петькина половина. - Давай, беги, я Тайгу подержу, а ты поспеши, ишь, Маланья сторожит! Макита суетливо засунул хлеб за пазуху, а щенка обернул мешком, и держа как маленького ребёнка выбежал из калитки. Тайга, чувствуя потерю, вырвалась было от хозяина, лая на весь посёлок, рванулась к калитке, дёрнулась и повисла на ошейнике, забыв, что была привязана на цепи. - Ну, ну, успокойся! Все твои детки в надёжных руках, спи, давай! – Петька попытался успокоить собаку. Макита жил за посёлком, на реке, за черным, как смола лесом в маленькой избушке, срубленной сплавщиками для обогрева. Всё было плохо в его убогой судьбе: отца убила фашистская пуля, мать умерла от рака ещё молодой, родня разъехалась по городам и весям, а Макита живя в интернате, закончил школу да так и остался в лесном посёлке, подрабатывая в леспромхозе. Но в первый же сезон на сплаве он, упав в воду, простыл, заболел ревматизмом, не долечился. Работать рабочим не смог, поучиться не захотел. А попробовав с мужиками водки, вначале в лечебных целях, отказаться от стопки уже не мог. Женился на красавице, но та сбежала от него через год, видя его бесшабашность и пьянство. А затем новая беда, квартира, которая была выделена леспромхозом Маките, сгорела, хорошо отстояли другие жилища. Сгорела по пьянке. Макита уснул с сигаретой, а та упала на матрас. Макиту вытащили из дыма чуть живого, и после пожара жилищная комиссия отказала ему в квартире: «Сжёг, теперь живи, где хочешь!» Макита вначале ночевал по кочегаркам, за котлами, но попав несколько раз в вытрезвитель, и в милицию на сутки, ушёл из посёлка и поселился в избушке на реке, от греха подальше. И теперь приходил в посёлок пошабашить, за съестным или за водкой, да к товарищам, а зачем ещё то? Макита пришёл в избушку под утро, пытаясь не будить собачонку. Открыл скрипучие двери: -Тс! – зашипел на них, как на живых, - пусть поспит, не скрипи! Прошёл и лег, не раздеваясь на топчан у холодной печки, прижав щенка к себе. Щенок просыпался несколько раз, визжал и лаял по-ребячьи, звал матку. Макита на это только гладил животное, разминал хлеб и засовывал в слюнявый собачий рот. Утром Макита прибрался в своей берлоге, выбросил пустые бутылки. Подмёл осколки и окурки. Как -никак ребёнок в доме! В прояснившемся Макитином сознании встал вопрос о том, как назвать щенка? - Мумой будешь, Мумой! Мума, ко мне! – скомандовал было мужик. Собачонка уставилась светлыми глазками на хозяина и ткнулась носом в расставленные ладони, облизывая пахнущие хлебом пальцы, - Жрать хочешь? Хочешь. А только что хавать будем? Но не успел Макита потесать затылок, как дверь с шумом распахнулась и в домик ввалилась ватага рыбаков. -Опса, ты, Макита, дома? Давай банкуй, доходяга! – и они начали высыпать и выкладывать на стол водку, пиво и закуску. -Мужики, а молока нет? Молочка или кефирчика? – прохрипел Макита. -Ты, что, трезвенником стал, или язву лечишь? – засмеялся один из рыбаков, - вишь, молочка захотел…не, такого не берём, наливай что покрепче. -Да не мне, вон щенка взял. А кормить нечем, может колбасой, мужики? -Валяй, отрежь, сколько хочешь, на закусь оставь, наливай, в горле пересохло, бродяга. Как сам? Будешь? – сжалились рыбаки. Макита нарезал колбасу кусочками и подсунул к морде Мумы: -Ешь, сволочь,ты, такая! А я выпью, можно? На заре рыбаки ушли, оставив Макиту лежащего на полу, сил добраться до топчана у него уже не было. Он проснулся только к вечеру, в горле пересохло, да и на полу было лежать холодно, ведь сентябрь уже вторую неделю наводил свои осенние порядки, устраивая белые от инея утренники. Макита вначале сел, стараясь не упасть от головокружения, затем держась за топчан приподнялся, дошёл до стола, выпил из чайника воды и осмотрелся по сторонам. Чего- то не хватало, но он не мог понять чего? Он ещё раз обвёл стены, потолок и пол глазами и вспомнил: -Мума? А где щенок? Он сжал губы и позвал собачонку, никто не отозвался. Он стал искать её, переворачивая одеяло, тряпки и грязную одежду на топчане. Затем он заглянул под топчан, стараясь в темноте рассмотреть что-то, но не смог. Тогда для верности он стал щупать пол и у порога его пальцы наткнулись на что-то холодное и слизкое. Он от страха было отдёрнул руку, но открыв дверь, в лучах заходящего солнца увидел Муму, она лежала раскинув лапки, язык белел на синеватых губах, кровь запекшееся на морде стала коричнево- чёрной. Видимо в сутолоке пьянки кто-то наступил на голову псине, не рассмотрев пьяными глазами, что она бегает под ногами. Макита вышел на улицу, сел на крыльцо, и не вытирая слёз, заплакал: -Ты, как жизнь моя, проклятущая, раз и не стало. Шкура, я, убить меня мало, сгубил тебя. Пьянь, пьянь проклятущая, прощения мне нет, нет… Солнце уже спряталось за высокий берег реки, звёзды начали перемигиваться друг с дружкой, в избушке Макиты было тихо, как на похоронах. На следующий день Макита нашёл сил выкопать ямку и схоронить собаку. Уже у могилки порыжелые ветки рябины услышали как Макита, равняя маленькую могилку руками прошептал: -Прости… После похорон на душе его стало ещё горче, и вначале не понимая, гонимый какой-то неизвестной силой он то выходил из своего убежища, то вновь вбегал не останавливая свой взгляд ни на чём. Потом почти машинально схватил с полки документы, начал собирать свою одежду в мешок, ещё пахнущий псиной. Затем по привычке постучал по карманам, вытащил измятый спичечный коробок и чиркнул спичку, первая спичка сломалась и отскочила в угол. Вторая вспыхнула ярко, озарив на миг убогость жилища. Макита бросил горящую спичку на топчан, старые тряпки и одеяло начали гореть, наполняя домишко дымом. У Макиты блеснула было мысль:«Лечь на пол и зажмурить глаза и не видеть больше ничего» Но в последний момент, мужик откашливаясь выскочил из горящей избушки. Закинув мешок за плечи он, не оглядываясь пошагал по знакомой дороге в посёлок, разговаривая сам с собой, иногда с лесом, деревьями: -Эдак и меня так же как собачонку затоптать могли, сапогом по морде, по черепу и нет Макиты…А кто б спохватился, сдох и ладно. Как собаку закопали бы под кустом и делов-то. Нет, так просто не дамся, чтоб кто попадя топтал, поживём ещё. Да я и работать могу и пить брошу…Не смейся, и взаправду брошу. 25.08.2012 г.