Всех, кто подвластен депрессии и умирает от скуки, думаю, смог бы, всё взвесив я, взять, так сказать, на поруки. С прытью, почти адвокатскою, их защитить бы старался, чтобы с хандрой своей адскою каждый скорбящий расстался и не был бы ей подвассален, не очень хулил свою старость, как от тюрьмы был избавлен от хворей, съедающих радость; и в подражательстве явном мне и себе в удивлении помнили только о главном: жить надо лишь в восхищении.