Навеянные строки Навеял вечер за окном забытых снов воспоминанье... Не могу смириться с бесконечностью мирозданья. Вот было бы здорово - добежать до края и заглянуть. Что там?.. *** Господи, до каких пор нам будут морочить голову эти глупости - мечты, надежды... Покоя от них нет. *** Нередко во сне встречаю свое детство, обнимемся, прослезимся и давай от радости бегать по двору, залитым солнцем, как угарелые. Я за ним, оно - от меня. Бегу, задыхаюсь, теперь уже не угнаться никогда... *** Бывает такое чувство внутренней пустоты, словно саранча прошлась. *** Человек сам с собой не бывает - ни хамом, ни подонком, а встретит порой прохожего, и... Все же странно это и ужасно дико. *** Прожил большую жизнь, все жадно рассовывал в память с надеждой вынуть день за днем в последний миг. *** Глядя на бабочку, впервые пробудилась черная зависть - как легко и беспечно она порхает по жизни. *** Как подумаешь, Боже мой, столько лет прожил, и все они замусорены глупостью, равнодушием, грехом и ничего нет от святого огня, невыразимой тоски о чем-то высшем... Ни-че-го, даже тошно. *** Апрель. Солнце ласково лижет золото куполов. Пасха. Тьма народу, все нарядны, радостны, блаженны как дети... «Христос Воскресе» кричат хором, заглушая звон. Улыбка плывет по лицу батюшки, он озорно кропит головы, куличи, яйца. Улыбки, поцелуи, все в едином порыве родства и радости. Вот так бы всегда, а не раз в году... Но нет, не хватает духа, пересиливает - животное. *** Всю жизнь, кажется, шел к себе, но так и не дошел - то ли не той дорогой свернул, то ли калиткой ошибся. Поди, теперь разбери... *** Степенно, словно градоначальник, вышагивает седая ворона по двору. Ее вид не оставляет сомнения, что она намного меня старше. «Ох, и повидала ж я на своем веку» - говорит она, своей тяжелой от дум походкой. Я охотно соглашусь - она мудрее меня. *** Моя душа скоро совсем перестанет мне довенять, да и что с меня взять - одна болтовня, и то, проскальзывает ложь о прошлом. *** Стоит услышать «Элегию» Массне, в исполнении Федора Ивановича, как тут же, невольно выступают слезы. Неужели еще сохранились невыплаканными за всю то жизнь? Слышу, как внутри все обрывается неведомой печалью, и по всему телу разливается такая сладкая боль. Голос таких утрат, что... Молчи лучше. *** Гордо, высоко застыл на коне император в кровавых лучах заката. Холодный ветер Невы обжигает его неистовое лицо, глаза горят ненасытным огнем страсти. Стоит подойти ближе, как вдруг услышишь, - Ну, как... неплохо получилось, а? - и метнет в тебя взглядом до дрожи. *** Не надо доводить себя до «крика души», это выглядит со стороны, как-то малодушно, по-бабьи. *** Чему нас не учат, так это - страданию, но страдаем же, да еще как, словно прошли негласную школу Христову. *** И все же умирать будет как-то стыдно. Неловко перед родными, близкими за беспокойство, похоронную суету, было бы ради чего, а так...стыдно. *** Жизнь пролетела бездарно, а уж грешил-то, грешил... А все ж, хочется, чтобы Господь пожалел, нежно погладил по голове, как в детстве мама. *** Постоянно заставляю себя поверить, что ОН есть, и все время одолевают сомнения. Вот если бы, дотянуться, порвать небо и увидеть ЕГО в окружении пухленьких, розовых ангелочков. Тогда, об чем речь... *** Душа: - Придет время, пробьет час, и тогда я... О..о...о!!! Да, да еще все увидите... Разум: - Молчала бы уж, крепче держись за стульчак, чудо. Сердце: - Ребята, не надо... Ну зачем... это же так грубо, не деликатно. *** Завернешь ненароком в глухомань, вдруг, охватит лапами смертная тоска и так захочется завыть от боли, словно - зверь. Но утихнет вой, разнесет эхо ветром, сгинет все во тьме истории, как и эта - деревенская печаль. *** Что-то стихло на моем полустанке. Нет былой суеты, радости встреч. Изредко пройдет ковыляя охрипший почтарь, да как призрак пронесется в ночной мгле скорый, обдав гарью. Зарастает тропинка вдоль полотна, покрываются ржой рельсы и свозь сон слышиться тоскливое тук-тук, тук-тук... С трудом уже разбираю, то ли - колеса, то ли - сердце мое... Совсем один на глухом полустанке. *** «Господи! Да отстаньте вы от меня... Надоели до чертиков!» Сказала бы нам природа, если б могла говорить. А ведь дождемся, и матом пошлет. *** Стоять бы на паперти с собачьей печалью в глазах, ходить с тощей сумой, отречься от всего мирского, спать под дождем и снегом, неистово верить... Нет, не могу, закралась в душе смердяковщина. *** Помнится поздняя осень. Тихо веяло золотом с берез, и вдруг, налетел, дохнув морозом и снегом, дикий ветер. Сорвалась с ветвей испуганная желтая стая и в порыве тревожной печали донеслось пронзительное: « Прощай, про...щай, про...» Унеслась еще одна стая в мое давнее, милое... *** Надо же, дожить до такого состояния, что неинтересен даже патологоанатому... Это уже через чур. *** В глазах мечется тревога и страх, догорает последняя искорка надежды. Вот - вот руки разомкнутся и милое, дорогое чадо ступит на порог этого безумного мира. Нет сил справиться с охватившим Сикстинскую мадонну смятением. *** Если бы Гамлет дожил до наших дней, то монолог « Быть или не быть...» он непременно переиначил в - « Быть или иметь...» ( Эрих Фромм ) *** Мужики, ради Бога, не слушайте вы сплетни - мы такие же ненормальные, как и ГЕНИИ, только им об этом не говорят - неудобно, а нам постоянно об этом напоминают родственники, и всех чаще - жена. *** В жизни, поверьте, всё - случайность, абсолютно, но странность в том, что мы не замечая, идем к этой случайности - осознанно. *** Тяжело жить, осознавая над собой сумасшествие вселенной, а под ногами мировое кладбище. Не долго и до безумия. *** Судьба - гадкая вещь, я вам скажу. С утра начинает понукать, когда нет никакого желания работать, а к вечеру, притащит домой как побитого цуцика и непременно устроит выволочку. *** Чудак был Лев Толстой. Отцом становился триннадцать раз, и был еще непротив, а крестьян увещевал, уговаривал как можно меньше рожать, чудил о воздержании. Хитер был Левушка. *** Скажите на милость, зачем было угодно Богу, нас водить за нос? Оказывается, мы ни одной ногой не стоим, не только в будущем, но даже и двумя не топчимся в настоящем. Всякий миг жизни, это уже - прошлое. Господи, ну всюду - один обман... *** Вот так живешь, живешь и вдруг, БАЦ! - все коту под хвост. *** Сижу на опушке, солнце всей пятирней забралось за шиворот, греет спину. Млею, как никогда... В траве кипит житие - божьи букашки суетятся, туда-сюда и не ведают, что есть на свете смерть. И надо же было так пошутить над нами, подложить страшный сюрприз природы. *** Нет, нет не могу читать, не мое это, не лежит душа, воротит. И сострадание шевельнулось, и сознание негодует, но не хочет душа все об одном - нечеловеческом. ВОЗДУХА чистого хочется В-О-З-Д-У-Х-А!!! Не могу дышать этим затхлым лагерным смрадом. А каково молодым? Еще хлебнут на своем веку... ОХ, хлебнут... (о Солженицыне ) *** Еще помню старьевщиков - ездили на телеге, запряженной лошадью, по дворам. Сбежится детвора, обступит, все любопытно: и драная овчина, и мятый самовар, и старые башмаки, все... все бросовое. Где ты мое тихое, милое, нежное детство... Совсем оно не тихое и не милое, все покрылось незабываемым прахом. *** В пьяном угаре цыгане, тряпье цветное ходуном, звон монисто, плач скрипки, романс пробирает до слез и посреди - Федя Протасов с красавицей цыганкой на коленях. В глазах мечется хмельная тоска, колотится в душе неистребимая вина,стучит в висках тяжелая дума о смерти... Эх, Толстой, Толстой, загубил такого человека. *** Временами, так и жжет, вскочить на коня, и эдаким - генералом Чернотой, взмахнуть шашкой со свистом над головой, бросить лихо в раннее утро - « В атаку!», рвануть галопом, сломя голову за ВЕРУ, за ЦАРЯ-БАТЮШКУ, за ОТЕЧЕСТВО... Вдруг пронзит боль, поднимешься с трудом, обернешься назад - где они - Вера, Царь-батюшка, Отечество? И побредешь безутешно по размытой дороге вдоль тощих берез, словно горестная русская судьба. **** Глядя на небо, поразишься чистоте цвета незабудки, проникнешься смиреньем, благодатью, просто - чудо!.. И, вдруг, невзначай, увидишь мельком себя в зеркале... Ух!.. так бы и дал по морде. *** Как прекрасно, что музыка неподвластна разуму, (он лишил бы её неповторимой прелести) т. е. её невозможно понять и, пожалуй, объяснить, она - чувственна. И чем шире и богаче наши чувства, тем полней и глубже она заполняет нас, а чувства - те же дети, за ними надо ухаживать, нянчить, лелеять, оберегать... *** Ф. М. Достоевский так распотрошил человеческую душу, что страшно подумать, я уж не говорю, смотреть на эти потроха. *** … и снится мне сон, будто погибшие в последней войне выстроились в две шеренги - калеки, в бинтах, на костылях, и пропускают нас - живых сквозь строй, и... Розгами, да розгами, розгами... *** Если вы спросите меня, кого бы я хотел видеть соседом по даче, то я не задумываясь ответил бы, - тургеневского Герасима. *** Как утверждают философы - жизнь, сама по себе, ничего особенного не представляет. Мне она видится как дорога, но только, с одной стороны тень, а другая залита солнцем. Важно не только, по какой стороне идти, но и как! *** Его краски замешаны на уютной печали. «Вечерний звон». С какой невысказанной грустью догорает меланхолический закат. И во всем такой нерв... Нервы всему виной. И в душе его дожди да метели, и нервно бьется мысль о самоубийстве. (Исаак Левитан) *** Городское кладбище, древний старик идет грузно раскачиваясь на скрипучих костылях, и что-то бормочит себе под нос. Я прислушиваюсь... - Нынче, никак уж пятый... Всё торопятся, спешат мазурики, нет чтобы подняться в гробу, да поговорить по душам... Небось, пока живы были не довелось, - бубнит он, обращаясь, то ли ко мне, то ли сам с собой... *** У всякого счастья, если присмотреться из определенной точки и неким углом, то можно разглядеть нимб печали. *** Хочешь быть свободным? Будь! Сознание нашего рабства коренится не в условиях жизни, не в хаосе мира, а в нашей собственной душе. *** Мы живем в мире абсурдов и парадоксов, иначе какого черта к нему прилипло бы определение - Безумный, безумный, безумный мир. *** Легко смахнуть в историю без сожаленья, как крошки хлеба со стола! Это я так, о себе, в минуту слабости и разочарования. Бывает нестерпимо себя жаль... *** Больница. Разгневанный, махонький, тщедушный пациент вылетает из кабинета главврача со словами, - Ну нет, уважаемый, нас не задушишь, не убьешь, если мы захотим жить, то медицина здесь бессильна! И под гром оглушительных аплодисментов больных, гордо ковыляя, исчез как приведение.