Яков Есепкин Gloria агнцу Кто в свитках мглы сумел Завет прочесть Блажен и чист пребудет до успенья, Скрижали мы не узрели, как есть Внимаем пресвятые песнопенья. Сей благовест зачем, почто в устах Звучат они, синеющих от скверны, Лишь стража тьмы на яхонтах-постах, Ея дозоры тяжки и безмерны. Литании всенощные звучат И ангелы надежды воскрешают, Елику распинать нас повлачат, Хотя пускай сыночков не решают. А станем алебастровые мглы Истачивать капрейскою желтицей, Кровавые серветки на столы Леглись – потчуйте водкою с корицей. Не служкам иродивым царичей Губить, сиим неможно верховодить, Еще мы воскурим от их свечей, Еще сугатно будем хороводить. Хотели изгубити, да тщетна И цель, с какой услужники хитрятся, Очнемся от морительного сна, О ворах наши терни загорятся. Иль смерть не отделить от жития, О Господе темниться невозможно, Как царственные вскинем остия, Царь-колокол звонить начинет ложно. Гнилые эти пажити пройдя, Не явятся пророки в наши пади, Всевышний перст не сорван со гвоздя, Сошли с крестов растлители и бляди. Дневных красавиц прорва ли, чреда В сны рядится, цветочны водолазки, Но мертвая стеклась плакун-вода В их змейками украшенные глазки. Как этих черемниц нам не узнать, Жизнь бренную едва до середины Успели мы преминуть и шмонать Всех гоблины какие-то, сурдины В кустовье заведя и раскалив Желтушною их мрачностью, начали Еще пред средоточием олив, Гранатовых деревьев, где звучали Высокие иные голоса, Внимая прокураторские речи, Грозовые вскипали небеса И масляные розовые течи Мешались ароматами земных Цветов и неземного благолепья Нам запахов неведомых, свечных Извивов красно таяли осклепья, Картины инфернальные троя, Лес дивный страшен был и нереален, А нашего земного бытия Уродливые тени царских спален, Тщедушные кикиморы, чермы С Ягой своей, русалки, ведем жалких Скопленья, козлоногие гурмы Сатиров пьяноватых, леших валких С колодницами юными роя, Всепрочей мерзкой нежити армады Столь яростно алкали, что сия Гремучая когорта наши сады Овеяла дыханием своим Тлетворным, зло усеяв древо жизни, Глумиться начала, так мало им Случается и крови, сих не тризни, Читатель мой, хотя в кошмарном сне, Чтоб тешиться над нежитью лукавой, Пред рожами смеяться о луне Томительной и полной, над оравой Взыскующей иметь прямую власть, Особый нужен дар, такую касту Смирить бывает сложно, легче пасть, Но, следуя теперь Екклесиасту, Заметим, обстоятельства порой Толкуются превратно, в круге датском Неладное, а пир идет горой, Принцессы в черном серебре мулатском Танцуют весело, еще ядят, Подобятся черемам, воздыхают Утешно о царевичах, сидят Вкруг свеч затем, в нощи не утихают Их шепоты, гадания флеор Виется под каморными венцами, А рядышком казнит гнусавый хор Молчаньем царский вызов, образцами Беспечности подобной фолиант Любой пестрит огранки чернокнижной, Случается, ведемы без пуант Изысканных летают верх содвижной Реальности, свое не упустят Оне, молчанье странное преложат В урочности, принцессам не простят Их вольностей, а суремы возложат, Румяна, перманенты и мелки Червонные, басмовые, желтые На чертей гномовидных, высоки Становятся тогда и злопустые, Иначе, пустотелые стада Ужасных рогоносцев, значит, боле Таиться нет резона им, чреда Завийская табунится на воле, Гасит свечей курящуюся тьму, Берет к себе приглянувшихся девиц, А царичи сквозь эту кутерьму Не виждят в червоне сереброгневиц, Сопутствующих гоблинов, теней Всегда нечистых туне и голодных В лжепраздностни, от пляшущих огней Берущих силы новой, греховодных, Достойных гномов пигалиц, в золе Иль гущице кофейной при гаданье Кто зрел их чуровое дефиле, Вторить и не захочет согладянье Бесовских юродивиц, тем удел Положен вековой, и мы напрасно Их вспомнили ужимки, много дел От праздности случается, прекрасно Мгновенье встречи нашей с милых див, Любивших нас, тенями золотыми, Черемниц вспоминаньем усладив, Сошлем сиих обратно, за пустыми Стольницами зачем теперь сидеть, О случае мы трижды говорили, Так будемся на суженых глядеть, А черемам, которым отворили В бессмертие врата, еще дадим, Бубонная чума возьми их прахи, Свет узреть раз, елико уследим Как держат сучек псари-вертопрахи. Мы кофе с лепестками черных роз Любили и готические дивы, Теряя главы змейные, стрекоз Влекли к себе, тая аперитивы От глаз седых кровавых королей, Мышей их, моли ветхой и альковниц Стенающих убожно, чем алей Трапеза, тем опасней яд маковниц. Во кубки наши слезы пролились, Их вынесут невинно убиенным, И ты в иных уж безднах помолись Курящимся образницам истленным.