Строю стих свой, как памятник, осознавши себя наконец, твоей доброй памяти мой, при жизни не очень счастливый отец. Знаю: высокомерие, а порой мой неумный снобизм подрывали доверие в бытия твоего реализм. Ты рассказывал разное. Я, не слушая, хлопал ушами. А теперь я себя, не празднуя, величаю дурными словами. Это тяжко – каяться в старости в заблужденьях не только юности. Но уже от душевной усталости в голове нет былой заумности. Есть лишь разочарование. Не прожитым и сделанным, а в накопленном знании – пятнами белыми. * В этих строчках моё покаяние. Если можешь, оттуда прости. Суть: «Большое на расстоянии лучше видится» – я постиг. И не вижу теперь раздвоенность между сущностью комсомольца, ненавидевшего успокоенность местечкового богомольца, и юнцом, что в бегах в Палестину, сионистской идеи ради. Биография: ты скотину в девять пас у чужого дяди. От семьи, от родных оторванный, ты в двенадцать – на ткацкой фабрике. Революцией околдованный брал историю сам за жабры ты. Книги, встречи, рабфак, дискуссии… Жизнь эпохи тебя ковала. Но три года тюрьмы – не экскурсия, жернова Беломорканала. Говорил ты: «Спасибо язве!» – жизнь она тебе сохранила. Мог понять пацаном я разве, где в словах твоих смысл и сила? О вождях иногда в полслова ты говаривал иносказательно. А к Истории Партии, новой, относился совсем отрицательно. Я, прямой и тупой как дышло, был воспитан на песнях о Сталине. И не мог я понять – как вышло, что идейно разными стали мы. И взрослея, тебя слушая, я не слышал твоих сентенций. … Почему затыкал я уши? Почему было чёрствым сердце? Мы росли под влиянием матери. Ты всегда был чуть-чуть в сторонке. «Фантазёр, неудачник, тапер» – ты, затерявшийся в жизненной гонке. Этот образ был так навязан нам, что реальностью стал в сознании. И обрадован я несказанно, что расстаться с ним в состоянии. Здесь, под небом святого Израиля подсознательно вижу картины те, что видел ты сердцем израненным, не достигнув своей Палестины. И прошу у тебя прощения. Только в старости, если умны, через тернии и терпение понимают отцов сыны. * Стих построил, как памятник, осознавши себя наконец, я твоей доброй памяти, мой, при жизни не очень счастливый, отец.