Андрей Василец ВТОРОЕ РОЖДЕНИЕ Рассказ 1. Руководитель полетов даже привстал со стула, глядя, как разбегается по взлетной полосе первый в сегодняшней летной смене истребитель. Внимание привлекло то, что самолет не оторвался от бетонки в привычном месте, вместо этого от него будто что-то отделилось, но не твердый предмет, а нечто похожее на легкое облачко, и он продолжал мчаться по взлетной полосе, набирая скорость. - Пятьдесят пятый, я «Ангара». Что у вас происходит? Опытным взглядом руководитель полетов без труда определил, что скорость самолета не разбеге превышает все допустимые нормы. Это грозило неминуемой катастрофой. - Пятьдесят пятый, что случи… Бородин, что ты делаешь?!! Да ты что!.. Прыгай! Серега! Прыгай!! Немедленно прыгай!!! – Руководитель полетов уже кричал в эфир открытым текстом, забыв о строгих правилах радиообмена, поскольку происходящее на взлетной полосе не вызывало сомнений в том, что с самолетом творится нечто из ряда вон выходящее. Капитан Бородин почувствовал неладное, когда во время разбега на взлете стрелка указателя скорости достигла отметки, на которой уже нужно было отрываться от бетонки, но попытка взять ручку управления «на себя» ни к чему не привела – ручка не сдвинулась с места. Дальнейшие усилия тоже не увенчались успехом – самолет стремительно набирал скорость, продолжая оставаться на взлетной полосе. Уже видна последняя плита бетонки. Еще мгновение - и передняя стойка шасси врежется в мягкий грунт, а дальше будет страшное… И дело не только в самолете и сидящем в нем летчике. Всего в тысяче метров прямо по курсу находится ближняя приводная радиостанция, в которой пятеро солдат и прапорщик… Даже если подломится стойка шасси, то на такой скорости самолет превратится в огненный таран, и от крошечного домика станции не останется ничего. Выключать двигатель и тормозить поздно, самолету и летчику этим уже не спастись. Можно катапультироваться, даже приказ руководителя полетов получен, но тогда ничто не спасет расчет ближнего привода… - Я полстапятый… Отказ управления…- успел сказать по радио Сергей и двумя руками потянул к себе ручку так, что от напряжения потемнело в глазах. Вдруг она словно сорвалась, соскочила с какого-то упора, ударила в живот. Самолет так резко рванулся вверх, что от перегрузки Сергея бросило вперед, голова в гермошлеме ударилась о приборную доску. - Прыгай, Бородин! Да прыгай же, твою..! – Срывая голос, кричал в эфир руководитель полетов. 2. Внезапно ручка управления так же резко и сильно, как только что двинулась назад, рванулась вперед. Самолет клюнул носом, инерция бросила Сергея к спинке кресла, от удара затылком в глазах сверкнули молнии. Если бы не гермошлем, было бы еще хуже. Прошла секунда, равная вечности, вернулось зрение. Земля медленно надвигалась зеленым полем с ровными, словно посаженными под линейку, рядами картофельных кустов. Слева поле окаймляла река. - Полста пятый, я «Ангара», вы меня слышите? Ответьте «Ангаре», пятьдесят пятый! – Надрывался в наушниках уже сорванный и охрипший, потерявший надежду на ответ голос руководителя полетов. Самолет медленно летел со снижением и кренился вправо. Тяги двигателей Сергей не ощущал, похоже, они не работали, и не мудрено: выход на закритический угол атаки привел к помпажу – дьявольской тряске, его страшная сила искорежила турбины, вырвала и разметала лопатки, которые, разлетаясь со скоростью артиллерийского снаряда, пробили топливные баки, обшивку самолета, выпустив на фюзеляж струи керосина. Можно прыгать, но проследив взглядом возможную траекторию падения самолета, Сергей увидел, что ее окончание приходится на начало деревенской улицы, на которой все дома деревянные. В деревне несколько сот жителей. На часах пять утра. А в баках тысячи литров топлива… 3. Сергей решил проверить, исправен ли руль направления: дал левую ногу. Самолет медленно, будто нехотя или из последних сил, как смертельно раненная птица, словно понимая вместе с пилотом всю важность и значимость этого последнего в жизни осознанного движения, сначала остановил кренение вправо, потом стал еще медленнее клониться влево, уводя свой острый нос от деревни снова на картофельное поле, на котором уже были видны не только рядки, но и отдельные кустики. Вздохнув с облегчением, Сергей убрал вспотевшую ладонь с бесполезной ручки управления и взялся за правый подлокотник кресла пилота. Чтобы привести в действие катапульту, достаточно было сделать три несложных движения: сначала сжатием пальцев сорвать тонкую контровочную проволочку, предохранявшую систему от случайного срабатывания, потом потянуть подлокотник вверх, при этом срабатывал пиропатрон, отстреливая крышку фонаря пилотской кабины. Далее просто опустить подлокотник вниз, что приводит собственно к срабатыванию катапульты – мощного порохового заряда, своего рода ракетного двигателя. Эти три простых движения требуют не больше секунды времени, отработаны каждым летчиком до автоматизма, в спортзале стоит специальный тренажер, тренировки на котором проводятся регулярно. Однако автоматизма не получилось, ибо маленький рычажок, срывавший контровочную проволоку, «не шел»! «Что за чертовщина? Ослабла рука?»- подумал Сергей и ухватился за левый подлокотник, устроенный точно так же. Картина повторилась. «Беда никогда не приходит одна». Сергей наклонился, чтобы посмотреть, в чем дело, и увидел, что проволочка раз в десять толще нормы! Ухватившись двумя руками за один подлокотник, Сергей все-таки сорвал проволоку. Два хлопка слились в один, чудовищная сила перегрузки в двадцать единиц обрушилась на плечи, вдавила в кресло, пороховой ускоритель выбросил из кабины кресло вместе с пилотом на несколько десятков метров вверх. От неимоверной тяжести щеки обвисли вниз, веки захлопнулись. В ушах засвистел встречный поток воздуха, а в следующее мгновение раздался хлопок раскрывшегося парашюта – система сработала отлично. Следовало сразу сдернуть чулки со строп парашюта, чтобы он раскрылся полностью, и Сергей поднял было руки, но в это время в поле зрения попал падающий самолет, и увиденное поразило: фюзеляж истребителя был охвачен языками пламени. Сергею показалась, что огненные змеи обвили самолет и душат его, торопливо, алчно пожирают еще живое тело – то воспламенился вытекавший из баков керосин. «Повезло невероятно,- подумал Сергей, - ведь баки могли взорваться». Машина падала медленно, словно кленовый лист в безветренную погоду. Вот левая плоскость крыла коснулась земли, подняв облачко пыли, и самолет лег – именно так, не упал, а лег – всей своей тяжестью на картофельное поле, скользнув всего на несколько метров вперед правым боком. Обе плоскости обломились, опали на землю, будто мертвая птица опустила крылья. В тот же момент картофельное поле снизу ударило Сергею в ноги, они подкосились – тяжелая бронеспинка не успела отделиться от подвесной системы парашюта, да еще чулки остались на стропах, поэтому скорость приземления была высокой. Сергей больно ударился копчиком о землю, по которой именно в этом месте – вот невезуха! – проходила от деревни к реке тропинка, протоптанная рыбаками. Да такая твердая! «Ох, е…!» - это были первые слова капитана Бородина в его новой жизни после второго рождения. В это время на самолете, до которого было не более ста метров, раздался громкий хлопок, в небо взвился столб густого черного дыма – это взорвался какой-то из ранее уцелевших топливных баков. По полю потекла огненная река. Потом один за другим взорвались кислородные баллоны, с визгом разлетелись осколки, один звонко ударил в лежавшее неподалеку кресло пилота и отскочил прямо к ногам Бородина. Сергей вскочил, ойкнув от боли, пробежал, прихрамывая, несколько метров и спрятался за кресло. «Для полного счастья недоставало только осколок в лоб получить», - промелькнула мысль. 4. Где-то совсем близко надрывно стрекотал мотоцикл. «Что за чертовщина? Галлюцинации?»- подумал Сергей и оглянулся. По той самой злополучной тропинке на картофельном поле со стороны деревни действительно несся мотоцикл! На нем сидели два мужика. Метров за двадцать до Бородина рулевой не справился с управлением, мотоцикл упал и взвыл, что твой взлетающий истребитель , а мужики кубарем покатились по картофельной ботве, но довольно резво вскочили на ноги, подбежали к Сергею и, глядя на него с удивлением и восторгом, хлопая себя по бокам, по коленям ладошками, что, вероятно, могло означать запредельную степень возбуждения, издавали какие-то звуки, за которыми с трудом угадывались слова: - Ну, паря, бля, ты даешь! - Мы едем, а тут ты!. Потом бах – отлетело! - Еще бах – парашют! - И огонь, и дым грибом, как от бомбы атомной - ба-бах! - Думали – хана, тебе кранты! Ан живой! - Точно! Гляди-ка, живехонек летун-то! - Так ты, паря, это… Может, надо чего? - Подмогнуть, может? Ты же белый весь, как заяц зимой… - Ты только скажи, не робей, мы все сделаем мигом! Что уж они могли «сделать мигом», представить трудно, однако мужики здорово развеселили Сергея, и он только теперь действительно осознал, что произошло и что могло произойти. Скованное до той поры невероятным нервным напряжением тело сразу обмякло, к лицу прилила кровь так резко, что кольнуло в кончиках ушей, а щеки запылали огнем, голова слегка закружилась. Ему вдруг стало неимоверно весело, и он залился таким звонким смехом, что мотоциклист с пассажиром сначала настороженно притихли, а потом тоже захохотали, схватившись за животы, один даже упал на колени и уткнулся лицом в картофельный куст. Неведомо сколько времени могло продолжаться это безумное, нервное веселье, но в какой-то момент из-за кучи песка и щебня, нагромождения бетонных плит, заготовленных тыловиками для ремонта взлетной полосы и сваленных неподалеку от ее нынешнего конца, вдруг вынырнул, лихо подпрыгивая, почти взлетая на невероятных ухабах, автобус с летчиками. До слуха Сергея донесся такой могучий вздох облегчения, вырвавшийся из нескольких десятков здоровых мужских легких, от которого по телу пробежала дрожь: он понял, что могли подумать все люди, находившиеся на аэродроме и видевшие, как падал самолет, как взвился в небо столб черного дыма, и не видевшие парашюта. 5. Это казалось невероятным, что набитый людьми автобус, высоко подпрыгивая и опасно кренясь, может передвигаться по пашне с такой скоростью. Из-за другой кучи песка выскочили сразу два УАЗика – командирский и «санитарка». Машины еще не остановились, а люди уже выскакивали из них и, спотыкаясь, бежали к Сергею. Среди других мелькнула фигура «особняка» - начальника особого отдела. Сергей тут же провел ладонью по левой ноге выше колена, где должен был находиться наколенный планшет с полетной картой, на которой стоял гриф «секретно». Карты не было на месте. Сергей похолодел. Его обнимали, тискали, ощупывали товарищи: - Цел, чертяка? - Ничего не поломал? - Ну, брат, в рубашке родился! - После такого - теперь вечно жить будешь! - А как все началось, не помнишь? - Стоп! Эти разговоры потом, сейчас не время для расспросов, дайте человеку в себя прийти, - вступился за летчика полковой доктор. Сергей отвечал односложно или отделывался кивками, а сам пристально всматривался в картофельные заросли. - Что, наколенник сорвало? – голос командира полка за спиной заставил вздрогнуть. – Не переживай, сейчас найдем, - и он громко скомандовал: - В одну шеренгу становись! От середины, - он указал рукой, - вправо и влево на пять метров разомкнись! Ищем наколенный планшет с картой! Шагом марш! Пропажа нашлась довольно быстро, правда, не целиком, а несколькими обрывками, причем, обгорелыми. Как видно, сорванный с колена в момент катапультирования планшет попал под огненную струю порохового ускорителя. Сергей вздохнул с облегчением: не будет нудных и неприятных разговоров с особистами, а это могло быть хуже, чем само катапультирование… Предстояло множество расспросов и разбирательств. Нужно было выяснить странное поведение ручки управления, толщину контровочной проволоки… Будет поиск причин, выявление и наказание виновных. Но все это потом, в рабочем порядке, как бывает обычно после авиационных происшествий. А сейчас в душе Сергея звучала музыка. Он был абсолютно уверен в своей правоте, не находил изъяна в действиях и мог радоваться второму рождению. Своему и деревни…