(рассказ) Было такое время, когда я некоторую пору жил в палатке по ремонту обуви у своего друга с детства – так сказать обувщика. Просто так вышло, что по весьма этаким индивидуальным стечениям обстоятельств мне собственно негде на тот период времени вообще было ночевать. Как говорится – и на том спасибо! – и в первую очередь другу… ну и, разумеется, судьбе…за то, что есть такой друг. А посему сами понимаете волей-неволей, но мне приходилось иногда кое в чём и помогать ему в тех или иных ситуациях. Конечно, на меня было возложено что ни на есть самый минимум каких-либо даже не то чтобы обязанностей, а так – единичных и в некоторых случаях периодически регламентированных просьб, которые я при всей своей относительной свободе с удовольствием выполнял. Я в то время работал охранником. Но да разве это работа?! Хотя собственно суть-то не в этом… Просто произошла со мной однажды одна довольно-таки пикантная история. Впрочем, многие прочтя этот рассказец, может быть там язвительно хихикнут или даже обвинят меня в нечистоплотности моих размышлений - ну, дескать, дошёл мужик совсем до ручки - пишет, мол, бесстыжести всякие неприличные и думает: ладно. В принципе правда, в общем-то, случившееся и есть пустяковый случай – что тут и говорить. Хотя это с какой стороны посмотреть? Однако я бы конечно вопреки всему может быть возразил тут даже, но писать в данный момент о всяких возвышенных чувствах и красоте какой-то там небывалой у меня не поднимается попросту даже рука когда всюду налицо одно и то же – невежество и полнейший бардак. Так вот, тороплюсь я одним зимним днём как-то в Тулэнерго сбыт по крайне серьёзному вопросу, а именно по вопросу своевременной оплаты счетов по затрате электроэнергии в той самой как раз ремонтной палатке. И спешил-то я не случайно потому, как дело подходило к завершению рабочего дня в той самой организации. Наскоро одевшись, я вихрем помчался на остановку городского общественного транспорта. Как назло видимо спешил в тот день не один я, а буквально весь город. Или мне так показалось, тогда – не знаю. Не это главное! Неладное, я почувствовал, ещё ожидая троллейбуса. Знаете, в животе вдруг так чуток что-то пробурчало, а потом застенчиво даже робко хотя и вполне знакомо надавило на «клапан» – и так же неожиданно стихло. Но в тот момент я ещё не придал этому особого значения. Мало ли чего – сколько раз уже бывало, но ничего же плохого из этого раньше не получалось. Так – чепуха какая-то ненароком тоску навела маленько. Вот я и затолкался в салон только-только подошедшего троллейбуса дружно подпираемый в спину добрыми людьми сзади. Самое страшное как мне сейчас уже кажется, случилось именно тогда, когда это повторилось, но уже совсем в другом обороте. Теперь к моему испуганному негодованию это вовсе уже не походило на робкую просьбу, а как будто бы даже теперь нахально забарабанило в ту же «дверь» – причём с абсолютно бесцеремонным требованием на выход. А самое-то главное: где? – и когда!? Кругом, вплотную прижавшись со всех сторон, стояли и тихонько сопели ничего не подозревающие, а к тому же и ни в чём не повинные другие вдумчивые добрые пассажиры. Я в отчаянном волнении в полной растерянности нервно озирался по сторонам, тужился, пряча от людей свою вымученную беспечность взгляда. Надеясь пока ещё вовсе не паникуя – хоть на какую-нибудь подходящую мысль в своей голове – предчувствуя подвох надвигающейся неприятности. Люди ничего такого, конечно же, не видели. Они по-прежнему молча и вдумчиво сопели старательно держась за поручни. Если бы люди, знали – каких усилий мне это стоило! – они бы наверняка теперь заинтересовавшись, глянули бы на меня с глубочайшим уважением. Так или иначе, но (не знаю как!) продержавшись, целую одну остановку, хотя надо было ещё проехать, как минимум три я уже на следующей остановке выскочил из троллейбуса с жалкими почти поскуливаниями, в нетерпении расталкивая локтями прекрасно устроившихся и уже было совсем успокоившихся людей. Пассажиры, не понимая моего неожиданного скоропостижного такого неудовольствия вдруг и поспешного такого бегства против течения к выходу неистово возмущались. О Боже если бы они только знали, чем это могло тогда для меня закончиться?.. Так или иначе, выскочив на улицу, я уже суетливо озирал ближайшие окрестности с торопливым наивным желанием как можно скорее отыскать достойное убежище для данного мероприятия. Сами теперь уже наверняка понимаете какого. Да я даже, наверное, уверен, что я тотчас себе правильно представляю с каким сарказмом некоторые уважаемые читатели, сейчас читают эти строчки. Такое со мной случилось впервые. Люди со странным выражением в лицах несколько изучающе смотрели на меня и провожали, затем долгими косыми взглядами как мне, во всяком случае, тогда в панической истерике казалось. Я представляю, какую мученическую и глупую формулировку физиономии тогда я имел. Помощи ждать было неоткуда. Да и собственно, какой помощи-то? Даже совета некогда было спросить. Всё решалось на секундах! В тот момент я даже напрочь забыл, зачем и куда я вовсе ранее направлялся. Взмыленный от напряжения и озабоченности я метался в поисках туалета, прекрасно чисто интуитивно заранее подозревая, что его наверняка тут нет. Каждый миг казалось, что всё вот-вот рухнет через секунду! Конец моим: трусам, брюкам, репутации… Кошмар! Мне повезло. Вы – не поверите! Заскочив сначала второпях в первую арку какого-то дворика, а затем и во вторую я не нашёл там ничего похожего. Кусты зимой голые, так что даже негде спрятаться. Вдобавок лишь теснятся полукругом какие-то унылые и «наиглупейшие» мрачные сараи! А посередине – прям таки: тут и там – огромные «площади»! – всё на виду – белым бело от снега и всюду ходят улыбающиеся, но и в тоже время подозрительно присматривающиеся ко всем посторонним «наизлейшие» люди… Негде было бы даже справить малую нужду, а не то чтобы, чем я тогда томился. Ужас! Но вот, наконец, уже в изнеможении, когда силы мои совсем вот-вот казалось, иссякали, я забежал в третий по счёту проулок и, увидев в дали мусорные контейнеры, огороженные высоким серебристым забором из профлиста – обречённо почти уже не глядя по сторонам из последних сил расстёгивая на ходу ремень брюк, юркнул туда. Забежав за забор, вынужденно протесняясь почти бочком в узком промежутке – забора и здания – кое-как, в конце концов, уже сдирая на ходу с себя штаны, присел там.… Представьте себе это блаженство! Мне не надо было даже вовсе напрягаться. Как говорится: как только – так сразу. Даже кошки так лихо не опорожняются! Хорошо у меня есть такая прекрасная привычка носить с собой (на всякий случай!) пару-тройку гигиенических салфеток. Надо же было после завершения «неестественного» выстрела шлаков из организма провести санитарную обработку измученной нижней части своего тела. Вы никогда не сможете себе такого представить, как ОНА была благодарна мне, да и, наверное, всему свету. А я?! Облегчившись-то – воистину! – и телом и душой. Счастливый и гордый покидая гостеприимное и наидобрейшее это убежище, я с нежнейшей благодарностью обратил свой почти сыновний взор на то место где только что был спасён, чтобы с иронией попрощаться с тем, что осталось там после меня. От рыжей кучки опорожнения сиротливо исходил лёгкий пар на морозе. Рядом чуть поодаль беспорядочно лежало несколько уже мертвенно потемневших и немало скукожившихся от времени видимо давнишних чужих чьих-то вероятно аналогичных избавлений. Кинув взор, я уже удовлетворённый двинулся дальше выполнять свою давешне поставленную передо мной задачу. И вот тут-то уже в памяти просто представляя перед своими глазами эту уныло остывающую «частицу меня» я вдруг задумался. А ведь это действительно ещё совсем недавно было во мне, внутри меня – БЫЛО ДАЖЕ МНОЙ и вот оно теперь там – одно! – утрачивая последние свои признаки «жизни», испуская какие-то там флюиды тепла, тотчас остывает, и скоро остыв совсем, навеки потеряв последнюю связь со мной – «умрёт»?! Умрёт, раз навсегда и уже никогда не будет во мне – и не будет уже снова мной! И мне вдруг стало холодно от этой мысли, жутко холодно и почему-то очень и очень грустно. Я представил себе своё – вот это моё тело, когда теперь только уже я его однажды тоже покину, и когда оно вот так же остывая сиротливо, дождётся моего последнего прощания, в виде кивка… и оно ведь окончательно истлев, уже никогда-никогда не будет больше Геркой. Его вообще больше никогда не будет! Да – не будет больше Герки! – который когда-то: смеялся, плакал, спорил, радовался, огорчался, верил, болел, мучился, любил, чем-то или кем-то восхищался… и наконец, отчаянно дрался за своё счастье и никак не мог – его всё равно найти. А если и был однажды в чём-то счастливым то так редко и так ничтожно мало что его – того Герку – мне невероятно стало жалко. Я медленно уходил совсем уже теперь не торопясь, выполнить ту – свою важную «миссию». Куда торопиться-то? Да чего решат потерянный час, день, год, жизнь – потраченные ради этого буйного самоуничтожения в погоне за благами в этой тяжкой нервотрёпке той некой сумрачной бесполезной суеты? И я заранее уже ему благодарен – бесконечно благодарен! – что он ради меня достойно несёт перед Богом свою прискорбную участь вместе со мной. О сколько их уже было...