Роман в стихах - главы 1-6 Альберт Афлитунов Себе я ничего не воздвигал (разве что сайты) Глава 1. УВЕРТЮРА Animula, vagula, blandula Hospes comesque corporis Quae nunc abibis in loca Pallidula, rigida, nudula, Nec, ut soles, dabis iocos... P. Aelius Hadrianus Imp. Roving amiable little soul, Body's companion and guest, Now descending for parts Colourless, unbending, and bare Your usual distractions no more shall be there... Трепетная душа, нежная странница, Гость и друг в человеческом теле, Где ты сейчас скитаешься, Ослабшая, продрогшая, беззащитная, Неспособная играть как прежде? Imperator Caesar Traianus Hadrianus Augustus, Pontifex Maximus, Tribuniciae potestatis XXII, Imperator II, Consul III, Pater Patriae 1 Писать роман, к тому ж в стихах, - Какой тут выискался Пушкин! Язык чужой, и духом слаб – Подумал бы о песнях лучше. И приобрёл бы популярность, В тусовки светские ходил. Иль в опереньях слишком ярких Тупых девиц с ума сводил. Но я таков, стихи мои Читаются давно на небе, О чём вещают ночью сны, И жаль, что это не проверить. Представлюсь именем Альберт, Есть в паспорте такая правда, Себя я помню много лет, И славы вовсе бы не надо. Не о себе хочу писать - Заказ иной я слышу сверху: Среди людей всегда есть знать, Но к гениям всё выше мера. Героем будет математик… Читатель мой кривит лицо. Был у него такой приятель, Что вспомнить было бы смешно… 2 Нескромно звали Адрианом. Размах имперский. Рос в державе, Второй империи по мощи. Когда империи не стало, среди рабов жить стало проще. Английский вытесняет русский, Страна воров в разменных путах, С деньгами хорошо, но скучно Животным оказаться грубым. Наивным был в среде абстракций, Структур надуманных и чисел, В любви к открытиям признаться Готов был он душою чистой. Он танцевал смешно и странно, что нелинейный был эффект, На дискотеке мы в подвале Знакомились ради утех. Так мог бы только математик В одежде яркой и очках, И Кемер вспомнился тут кстати, Смеяться от души я рад. Гид из Молдовы начинала Все слова с приставкой «ё»: Ёприехали ёбы ёрано, Ёмы ёуспели ёбы ёна ёмоё. Катаясь со смеху, спросили, Где учат так всех языку. Затем павлины учудили: Самец вдруг крикнул «ё» в саду. 3 Кудрявый донжуан со Светой, Цыган, голландский «Бухенвальд», Братки сибирские, поэты, Курортной страсти маскарад. Писать про дерзкое убийство Под бренди, карты с Хуанитой – С ума сошла б Агата Кристи: На пляже венгры все убиты. Спортсмен-качок в трусах лазурных С голландской парой пиво пить, Наверно, согласился сдуру, Его решили те убить. Не стану призывать я смех, Ведь не слыву я юмористом. Не лучше ль на глазах у всех Представиться шальным поэтом, Высокомерно презирать Земной любви язык и глупость И мир банальностью считать, И налагать от скуки руки То на себя, то на героев, избрав Блестящий персонаж, Преодолевший горе, муки, Презревший смерть, любовь и страх? 4 Ну что ж? Серьёзно – так серьёзно. Так странно усложнились души, что состоят из злых слоёв, исполнивших свой долг едва ли и тратящих так много слов. Живя когда-то в Адриане, блистательном и гениальном, надеялась познать любовь, душа стремилась к счастью рано, как появился Антиной в судьбе, удачливой и странной, затем оставленной с собой… Завистливы бывают боги - кто превосходство нам простит? И вот уже Пегас летит, вновь Адриана вдохновляя на лучшие души стихи, но не любовь и счастья чувства оставит время нам навек – итог предсмертный человек подводит со своей душою, которая, покинув тело, взлетает в поисках иного… 5 И вот приехал я в Альмет совсем не кстати и нежданно: словам Азата долго внемля на свадьбе близкого Марата, тенора в Москве, в Большом, подумал я тогда о детях нелестно, как о неба порче, время года два тянул, но вот в девятом, в октябре, приятно удивлён отцом детей – тогда я их не видел – персидским именем Рустам (богатырь, всегда правдивый) отца детей не зря прозвали: воспитан, скромен, образован, разумен в денежных делах – как справедлив порой Аллах, невольно я тогда подумал. Приятным было удивленье, когда увидел я детей: был младший чудом, вундеркиндом, стеснителен, умён и чист рассудком, совестью и правдой, в его глазах был карий свет божественного пониманья, Камиль цветком был Ориона, но знания об этом нет у людей, забывших время, правителя рождает небо, но буду дальше шифровать, чтоб раскрывшим всё не быть и тайну Бога сохранять; а старший был с душою Адриана, в которой записался Антиной, читал он мысли, чувства, тайны, Шамилем названный судьбой, дружил он с музыкою сфер, но окружение влияло: рэп уличный, штаны с мотней, зацикленность на пышных девах и неустойчивость в словах, но есть божественность и гений, неповторимость входит в труд, надеюсь, семена взойдут… Как нежность в грубой оболочке, так правда круглых серых глаз, стремятся души даже очень, Единого такая власть… 6 В посёлке Ян средь сосен, елей и белой чистоты снегов от смеха детского звенели мороз и песни, и любовь. Швейцарский Бад Рагац, застывший в сердцах и памяти, в стихах, альпийские луга в той выси, и влажны ноги в облаках. И как же сердцу не болеть за детские слова и чувства? И, кажется, всегда найдутся оправданья прошлых бед. И математика-богиня пусть осияет наш чертог, поэзия пусть будет дивной, и физика объявит торг олимпиадный в интернете, и переменной скорость света окажется во всех полях, и многомерность – верю в это – в реалиях себя покажет как нравственности сохраненье, не лицемерной и запретной, но торжества свободной неги. От Пифагора и Платона пришла эпоха Адриана, любовь есть разум, а не мода, экзамен выдержать упрямо – проявленье жизни строгой, и Истина вдруг станет явной, если посвятить ей годы… 7 Консерватория в Москве, послушать гениев мне надо - такого не видать нигде: летает вдохновенье в зале. И Музами полны музеи, там тайнами овеян сфинкс, решает красота – не деньги, и истина даёт ремикс. Сквозь тяжкий труд балета лёгкость, хирург и сломанная кость, я к откровению взойду, хотя давно мы с верой врозь. Для новизны ищу я формы, гармонию среди идей, орфических дурманность оргий не позволяет мне надеть свои уставшие одежды, и сбывшиеся вдруг мечты напоминать мне будут вечно, как были дороги они и приближали мерно счастье в неустановленные дни. Глава 2. ШАМИЛЬ (МЕСЬЁ ШЕМИ) 1 Кто помнит все свои рожденья, Всех воплощений жуткий сонм? Наверно, только Пифагор Да мудрецов-богов собранье Под звёздный вожделённый хор. Коль высшая гармония была В иных небесных сферах, И в инкарнациях звезда Крупнейшей феерией Пути все освещала, То нечего бояться испытаний, Вновь посланных программой. В Альмете солнцем проявился Как сложно-странное созданье, И трудно было пониманье Для земных людей вокруг. И запишет подсознанье Зло, что делается тут. Не бывает без историй, И историй продолженье – Это наша сон-судьба. А любовь живёт жалея И поэтому дана. А к земному как привыкнуть? Ад кромешный и тоска. Средь чумы царит веселье – Так бывает иногда, Если к нам приходит дьявол, Переходится черта. Настоящих нет комедий, Нет трагедий в чистом виде – Жизнь земная в трагифарсе, Мимолётный лишь обман; Мы явились сюда в гости, Нам сей миг для правды дан Испытаньем перехода: Может, стоит выйти в свет? Души травит экпироза За их мелкость без надежд. Карму неслуха-бродяги Чтобы враз преодолеть, Провидение решило Лёгкую придумать клеть. Рос Шамиль в тепле и неге, Но нескромная душа Рвётся вбок и вниз, и к небу: Лишь свобода хороша. Уличным увлечься рэпом Как решением проблем – Мыслимо ль судить за это? Но за ширмой вьётся дым… Есть кровавая страна, Зазеркалье, где Алиса, Переделанная в жуть, Проявиться всласть стремится, - Вот туда летит душа, Разделённая на лица. И за жаждою любви Кроется смеясь безумье, Быстрый наш герой и буйный Хочет идеал найти. Ложны здесь очарованья, Под одеждою корысть Каждый раз готова выйти Слабым головы разгрызть. 2 Вот так рос Шамиль и вырос Средь природы и семьи, Дни везения обузой, камнем На сердце легли. Но сознание приходит Иногда как странный дар, Или же судьбы подарок Лишь как луч печальный дан? Рядом младший рос братишка – Ясномыслящий Камиль, Для земной рождённый сказки, Но неправедно судил. И теперь в Россию послан, Не найти где справедливость, Где сажают просто в тюрьмы Несогласных и строптивых. Стал подсказкой и находкой, Иногда сплошным укором Он для старшего Шамиля, Но рос движимый любовью, Добротой и здравым смыслом, Трудно быть самим собою, Коли в грязи вязнут мысли. Небо посылает шансы, Небо посылает помощь, Истина порой стучится Прямо в голову, и ночью, Когда суета утихнет, В образах она приходит, Танец символов заводит Показать иной мир высший И связать с программой неба, Дать понять предназначенье, Ведь не зря даны мученья, Творчество и озаренья. Чем надёжнее тылы, Тем реальнее победа. Для полёта нам важны Долгие приготовленья. Небо всё дало Шамилю, Чтоб познать и осознать, Главное, в себя поверить И реальности понять И принять их неизбежность, Чтоб не плыть теченью вспять. Друг творца, любимец бога, Но весёлый и шальной, Был Шамилем очарован В знание повёл с собой, Вдруг узнав из воплощений Вечный рядом персонаж, Кто навязывая связь, Был так крут, но беспокоен В жажде тонкого вниманья (ах, его всегда так мало Для открытых миру сердцем, Окружающие вяло Реагируют на лица); Заслужить бы пониманье, Неба высшую любовь, Но об этом позже вновь. 3 О родителях вы праве Требовать теперь главу, Только всё же не пойму Недогадливости многих: Если уж послало небо Шансы выжечь сатану, То родителей и предков Подберёт оно тому, Кто в борьбе в себе и выше В первом движется ряду. Есть терпенье, пониманье, Жалость, гнев, любовь и боль, Только к жертве безвозвратной Так никто и не готов. Требуя безмерной жертвы, Прав формально ты, творец, Но не буду лицемерить – Это жизни ведь конец, Праведник, умом всесильный, Твой возлюбленный пророк, Только он такою мерой Может осознать, воздать, Всё и вся тебе отдать И себя обречь на муки, Возлюбя всего тебя, Всё и всех тобою меря, Возвращая всё в тебя. 4 Об отце уже писал – О хороших очень трудно: Как Одетта - так ранима, Что беспомощна она, Как Козетта - так забита, Ждёт кровавая слеза, Д'Арк обманутая Жанна, Золушка без волшебства, Робин Гуд, Дубровский, Зорро – всё один и тот же плач – до сих пор за справедливость обнажает меч палач. Сделать всё в любви сердечной, Даже жертвовать собой – Вот удел, земной, конечно, Пред родителями долг Стоит исполнять нам вечно И напутствовать детей, Научив за всё бороться, Справедливое ей-ей, Одолеть барьеры, рвы, Покорить вокруг вершины В восхождении любви К сотворенью и свету. И на свете лучше нету, Если превзошёл потомок Быстро предка своего, Новый путь открыл, стал ловок В воссоздании всего. Ну а маму звали Лиля, В ней души Шамиль не чаял, Думал долго вечерами, Как её благодарить. И она, в нём необычность Видя яркость, божий свет, Поняла всю непривычность Озарений у людей. Боже мой, не надо стычек Меж любимыми людьми, Ведь гармония нам свыше воздана исправить мир. Ведь в любви решать так просто Очень сложные дела, Только дьявол нож свой острый Точит, чтоб его взяла. Но за мудростью победа, Истина, любовь, закон, Одолеть легко нам беды, Коль Единое во всём Мы легко распознаём И Его программу видим, Музыку Его коль слышим И живём с Ним в унисон. 5 Сочинял стихи Шамиль И писал роман кровавый, Был таким подлунный мир, Бег за призрачною славой. Наяву в виденьях видел борьбу образов оживших, фильмы, музыка и книжки подтверждали его мысли. Зеленоглазая брюнетка, Алиса, разделяя кровь, несущая творцу любовь, созданье тонкого сознанья как расщепление ума, к Шеми торжественно пришла. И сам я был проводником по просьбе этих двух сторон, божественное провиденье, связь в миллиардах наших лет, и вечно наше притяженье, здесь есть гармонии секрет. Есть тайна тайн: необъяснима для смертных вечность душ слиянных, глаза, молчание и речи – ведь Шеми был богов предтечей, творца любимым проявленьем. Куда ж направить чудный гений? Но оставляет каждый век свой лёгкий популярный след. Услышан с детства рэпа слог, в чём Шеми превзойти бы мог любых кумиров без сомненья, и вовсе не моё тут мненье, а творчества живой итог. 6 Люблю я гениев, в них нет ни женщин, нет в них и мужчин, весь секс, вся страсть – божественное пламя, природа создала их как высшую награду, чтоб изменился мир. Платон и Пифагор, Евклид и Архимед, Паскаль, Ньютон, Декарт и Максвелл, Пуанкаре и Гильберт, Дирак и Гейзенберг, - их мысли изменили всё. Открытия расцветили нам жизнь, обязаны мы чудакам-фанатам; и ДНК, и РНК, и расщеплённый атом, коллайдер-чудо и полёты в космос, и термоядерная станция в Европе, - лишь только эти вещи оправдают нас и жалкое существованье, но правит глупость: на знания нет денег - на армию, насилие, на развлечений бред зато не жалко ничего, мир получает нищету, болезни, голод, а банкам помощь за наш же счёт – известный лохотрон – собрать правителей, банкиров-кровопийц да сжечь! Решает Бог, теперь он инсургент, порою главный террорист и революций пламенных закон. Всегда я в Разум был влюблён, и Он послал мне столько счастья, чудес прекрасных, красоты явленья тонкие, и часто приливы высшие любви! Во взрывах бурных сублимаций и волнах сладостных жакузи сквозь неземные озаренья божественные откровенья внезапно падают с небес, и я готов отдаться весь их музыке, словам, виденьям, хор ангелов венчает гений, он исполняет себя так, что, излучая вдохновенье, весь из себя выходит сам… 7 Шамиль, характер Адриана (не зря я начинал с него), интуитивно понял рано, что истина важней всего; НО ЧТО ЕСТЬ ИСТИНА? Кто знает? Христос, Пилат, учёный, Бог? В Коране сам Аллах считает, что знанье – высший наш закон и сам ему он подчинён! Но я платоник. Знаю, Логос – программа, истина, закон, слово, пониманье, бог, а вместе всё – одна любовь, и всё, что суще, то едино, но человеческим умом Единое не охватить и не представить многомерность и усложнение Его… А знает о себе Он всё? Давно мы мысленно друг в друге, не может крамолой быть мысль, быть с Богом – значит быть Свободным, парить, летать, творить, любить, а главное, Законом быть! Диктуем с Ним на мысли моду… Лицо я вижу – вот умора! – серо-скучного ханжи, хоть целый век его учи, он не туда очки примерит и не туда закон применит, останется смешным мартышкой, чтобы прилично подражать, другим останется лишь ржать. Коль недостаточно безумны идеи в яркой новизне, не стоит теребить нам струны итак не осветлённых дней, в мечты ударимся скорей… 8 Читателю и невдомёк: он спросит: «Где же тут Шеми?». Но ведь я мысли излагаю и, разумеется, его, и мы ведь есть, прежде всего, плод мыслей, умысла, их плена, не стоит пояснять тут дела, конечно, есть тут и мои, за что, читатель, извини)). Теперь я опишу друзей, устойчивые жизни связи; быть может, станет, веселей, когда квартетом соберутся в какой-то Сакуре пить чай. Не скрою, их живьём не видел, и в Сакуру я не ходил, но разве важно так увидеть, чтоб достоверно описать? Не лучше ль слушать и молчать, как Кот Чеширский, улыбаться, на расстоянье познавать? Альберт, философ, острослов, шальных приколов воздыхатель, быть может, соткан весь из грёз, как любовник виртуальный. А Искандер, серьёзный очень, умный, сильный и смешливый, в душе вдруг притаилась осень, как в любви плакучей ивы. Рустам, сентиментальный, тихий, добьётся почестей и славы на поприще, на горделивом, плавно проявляясь в главном. Четвёрка славных мушкетёров или бетховенский квартет? - скорее, в рэпе порастёртом – таков ведь времени ответ – команда юных куплетистов перед любовью и судьбой; рассудит время, кто кем станет, какие сбудутся мечты, распределённая местами и разделённая годами жизнь не старается остыть. Что остаётся нам от дружбы? Воспоминания и фото. Серьёзно относиться – грустно, ну а смеяться неохота. Запишется душа на звёзды любовью, негой, добротой. Жизнь подстрекает и заводит, но важен нам в конце итог. (Почти как Ржевского намёк)). Главу не стану завершать, ведь Шеми вечная что песня. Как без него нам жить, дышать? Жизнь без него неинтересна… Глава 3. КАМИЛЬ 1 Цветок, иль чаша, Ориона, у знания свои есть корни, в плену живя абстракций строгих, надеемся, всё будет ровно, в согласье, мире и покое, но долетает вдруг сигнал, что вот взорвётся Бетельгейзе, что деньги, рынок ждёт обвал, о, лучше б я не начинал! Нельзя без войн и революций историю свою вершить, и звёзды плазмою плюются, коль опостылела им жизнь. Камиль – прекрасный брат Шеми, уже описанный в начале, под бури тягостной зимы сдавал экзамены ворча. Сдать всё экстерном хватит силы, ума и времени к тому ж, спортивный мальчик, просто милый, но по характеру-то муж! За справедливость сразу драться, на лица незачем взирать, кровавой вымазана краской всепобеждающая рать. Во всём расчёт, кругом порядок, был урождён экономист, немцы не стояли рядом – есть управляемая жизнь. 2 Подумали, сухарь-ботаник? Нет, вы ошиблись. Он артист! Смеяться может он часами и петь в пародии, сатире, рекламу так изобразить и даже сексуальный рэп, что можно в смехе надорваться, иль станет голоском так петь, как маленький совсем ребёнок,- где одарённость, там и смех… Но если не победа сразу, то слёзки детские в глазах. Мне трудно это пережить, когда ребёнок опечален, разрывы сердца и души, невыносимость меж мечтами. Легко гармонию сломать, но как создать её, не знают. Привычек пагубная власть нависла над землёй и нами. 3 Не стал ты если Соломоном, возможность есть свой мир исправить, судьба явилась шансом новым, пусть справедливы будут нравы. Мечтаю мир одной страной под властью мудрого увидеть, Кир, Македонский, Чингисхан, Тамерлан, Наполеон, Аврелий Марк и Адриан, когда появится же Он, кто воплотит их план великий? Европы ода и закон нас к цели приближают близко, но всё бессмысленнее траты правителей до власти жадных. Когда б правителем Он стал, моя б исполнилась мечта… 4 «Всё тип-топ: каблучки, макияж…», «значит, ты обычный ламер…», - наш исполнитель входит в раж, обводит публику глазами. Снимая клип в морозном Яне, мы запутались в рамсах… Мы расставили капканы, но не приходят мышки погибать. Приходят Шляпник, Кот, Алиса, Червонная в сиянье королева, Шамиль, Камиль, - знакомые все лица, шутить так с духами нелепо. В мозгу Камиля ясность мысли: дай отличить реальность от другой; а в небесах они и ближе, выше, прекрасны в круговерти неземной. С Камилем Шеми мы спасли, из мрака и соблазнов вырвав, в снах, полных райской красоты, лишь правда и ни грана кривды. Закончу эту я главу, надеясь, что тогда продолжу, когда в событиях найду для этого удобный повод. Глава 4. АДРИАН А так как мне бумаги не хватило Я на твоем пишу черновике. И вот чужое слово проступает И, как снежинка на моей руке, Доверчиво и без упрека тает. И темные ресницы Антиноя Вдруг поднялись, и там - зеленый дым, И ветерком повеяло родным... Не море ли? -- Нет, это только хвоя Могильная и в накипаньи пен Все ближе, ближе ... "Marche funebre"...* А. Ахматова Шопен 26 декабря 1940 года 1 Рожденье в благороднейшей семье, и детство, полное сочувствия к маме, критическое отношение к отцу, неустойчивый и взбалмошный характер. Смерть отца, когда лишь десять лет стремительному в играх Адриану, ученье: греческий, латынь и медицина, математика, философия и право, но более всего раздел кровавый охотничьей добычи, когда вдруг лев всесильный в напряженье просыпался и надолго поселялся в Адриане. До истины, до сути бы добраться, а для того бы поскорее разодрать на куски и кровь излюбленную жертву, познать не просто плоть, а душу, стремленье, притяженье душ и взаимодействие с другим, так поразительна любовь от обнажённости и страсти до самого изнеможения и смиренья, даже жертвеннейшей смерти. 2 Любитель красоты – совсем не обольститель, напротив, ненавидит он разврат, обман и ложь, и проституцию, которая на гнусное предательство похожа, жизнь среди льстецов нехороша. Вот музыке, поэзии душа его открыта, он с юных лет писал – есть тома три стихов. Но разве виноват мужчина, что столь его натура утончённа, что он изящен, полон чувств, что столь душа сложна, что жаждет чистую любовь? Пусть мужественно, крепко тело, пусть благородная душа стремится к творчеству и знает своё дело, ведь только полнотой своей жизнь будет хороша… 3 Траян, кузен отца, был строгий попечитель, тело требовал и волю укреплять, нашёл учителя –философа Исея, к нему в шестнадцать лет в Афины с большим желаньем прибыл Адриан. Прогулки в спорах и беседах средь розовых садов, писать и жить непринуждённо и чувствовать любовь и доброту, и пониманье, от шуток, радости смеясь, - ну что ещё, скажите, надо для счастья полного, для возрожденья вновь? Счастливое то было время, но жизнь торопится, и мнится на восемь больше лет, казалось, зрелыми что были мужчины в двадцать плюс четыре, пусть будет даже в двадцать пять… 4 Желанный возраст быстро наступил, и вот женитьба на племяннице Траяна, к женщинам любовь давно разочаровала, но брак есть договор, и так для дела надо. По правилам другим живёт теперь любовь. В одном закрепощён, а вот в другом свободен, так мало дела, и так много слов, и Адриан, чтоб покорить народы, мир новый сотворить, как настоящий Бог, поехал на Восток и воевал, и строил, стал избранным Юпитера избравшим; став императором построил стены и города, и храмы дерзновенные, и на Олимп взошёл Бог, всесильный, новый. 5 Прошло шесть лет, как начал править миром божественный, но сложный Адриан, среди побед великих и свершений, как в суете, ему высокий долг был дан. Признанием заслуг казался Зевсу похищенный в его покои Ганимед. Мы часто видим архетипы неба, в созвездии Кастор и Полидевк. В Вифинии свершило чудо небо, явился Антиной, в свои тринадцать лет превосходящий негой Ганимеда, в душе несущий лишь любовный свет. Для душ сплетённых новые поездки по Греции и Азии с посещеньем оракулов, храмов и мистерий, затем Пальмира у Адриана ног, Александрия Птолемеев, Канопа… В оазис Амона по Македонского следам лежал к оракулу божественному путь; там пораженье льва, там тайный смысл словам придан: был должен сокол утонуть пред возвращеньем венценосца в Рим. Natura deficit, fortuna mutatur, deus omnia cernit. 6 С тех пор жизнь Адриана – просто праздник, исполнились желанья все, мечты, но это не в раю, а на земле, всё где разно, где взлёт веселья с признаком беды. Взгляд Антиноя, тёмные ресницы, зрачок серо-зелёный в желтизну, рядом сокол, задумчивая птица, всей тайны никогда я не пойму… Семилетье быть счастливым много, Адриан и рядом благодать, а враги хотя исходят злобой, можно их пока не замечать. Зависть, сплетни, ревность, кривотолки, на земле в грязи судьба богов, Антиноя тайно окружили волки, приговор их, как всегда, готов. Кто посмел своим смазливым видом полнить землю множеством теней и брезгливостью холодной горделиво презирать до тошноты людей, расставляя тысячи скульптур, превзойти богов и бросить вызов? Антиною в Ниле утонуть – за любовь, везенье и капризы! Пусть твой бог построит Антинополь, ликами тебя не воскресить, что душой едины, уничтожим злобно, и запреты возведём свои… 7 Столько испытаний Адриану выпало на долю, и за что?! Умереть так хочется, но «рано» - поживи, помучайся ещё! Восемь лет безумия и мук, магии, раздумий и депрессий, уходящий в замиранье звук – это боги покидают землю. Вызывая демонов и духов, с ними породнился Адриан, в новом теле воплотиться круто суждено – и будет маскарад… 8 И читатель может догадаться, что Алиса, Шеми, Адриан - для творца всесильного лишь маски, в них игра, экзамен и туман, что рассеется от дуновенья ветра времени и грядущих дел, только этот миг благословенный описать мне, видно, не успеть… Глава 5. HADRIEN ET YVETTE Pour ma part, souviens-toi, ne te l'avais-je dit? Mes amours ne savent jamais ;tre l;g;res. A mon premier regard j'ai vu mon paradis, C';tait toi, mon bonheur, ma passion viag;re. Cet amour est entr; dans mon coeur tout b;ant, Il y a conserv; son rythme de g;ant... 1 Le lecteur se souvient: le nouveau h;ros Hadrien est d;clar; dans l'ouverture - il a rencontr; par hasard sa tant attendue belle bien-aim;e Yvette. Читатель помнит: есть новый Адриан, кто упомянут раньше в увертюре, - сей странный и смешной чудак, на самом деле от природы гений, приехал на каникулы в Париж, где с камерой бродил в безмерном любопытстве, а вечером в Гранд-Опера споткнулся и упал на девочку Ивет и до беспамятства в неё влюбился. 2 Он бредил в лихорадке от любви, запутавшись в французском и английском; Ивет смеялась: безумный русский идиот уже давно описан Достоевским. Он падал на колени целовать ей ноги, руки. В смущенье полном пришлось ей убегать. За что такие муки? Любви ответной нет. Зачем страдать Ивет? А делать вид и умирать от скуки, давиться смехом быстро надоест. Прошла неделя пыток этих, и смысл обнажился вдруг: есть в Адриане гениальность, он в математике и физике король, и истина так доставляет радость, что светится весь мир вокруг. 3 И синие бездонные глаза Ивет наполнились немалым любопытством, весёлым щебетаньем она странные рассказы Адриана сопровождала пением и смехом, а он твердил про многомерность мира, что мы живём в струне, не ведая того, что самый лучший есть теперь коллайдер, что мир возник совсем из ничего… Сыграв в четыре руки Бетховена, Шопена, Листа, они почувствовали вдруг каких-то струн своих единство, переплетенье струн души. Блондинкам нравятся брюнеты и их зелёные глаза, Ивет теперь заметив это, вдруг поняла: любовь пришла – как неожиданна судьба! 4 Любил прогулки по Парижу: бульвар Гренель, Эйфель и мост, прекрасна летом эспланада, затем Пале-Рояля гость; зайти бы надо в планетарий, но Елисейские поля и обелиск, Триумфов арка, у Лувра вечная толпа зовут на пешую прогулку, туристов иностранных говор отдаётся в ушах гулко, затем сверну к Гранд-Опера, наверно, закусить пора, поэтому на Риволи пойду в любимое кафе, когда-то рядом жили мы, годов мне было двадцать три. И вот Ивет и Адриан гуляют этим же маршрутом, гуляют в неге и любви и так же, как гуляли мы… 5 Мне говорят, читать о счастье ужасно скучно, ни о чём, у счастья пресное лицо… И что же это за любовь? Где событья и тревоги? Где скандалы, беды, горе? И где трагедий высота? Где суицид? И где барьеры? Без смерти что за красота? Читатель, извини за счастье! Краснею иногда в метро, когда внезапно замечаю среди всех угрюмых лиц, что счастлив я и сердцем чист. Ну, счастливы мои герои! Зачем всегда нужна печаль? Париж – веселье, смех и праздник, и революции печать. И пусть таким он остаётся, пусть в нём героям хорошо, Париж вас приглашает в гости приобрести своё лицо. 6 Не скрою – знаю я Ивет, и Адриана тоже знаю. Ивет всегда я шлю привет, она в ответ: «Mon petit Albert». А Адриану шлю задачи, нерешённые проблемы. И как без них, и как иначе? Прояви в них ярко гений. Теперь же должен пояснить, какая связь у душ героев. Переселенье в малом душ фрагментами геномов их, в небесном виденье слоями, лишь грани схожие свои в обычных связях переносит, но все они как расщепленье одной божественной души, той, что вначале многомерна и лишь Единому верна, но коль разорвана программа и не исполнена она, то к тождеству подходит близко, тут не раскрою весь секрет, читатель сам прочтёт записку от своей немой судьбы и догадается, как свыше заправлены для жизни мы… Глава 6. ГЕНИИ 1 Есть гении, что зажигают на долгое в тебе огонь, воспламеняют, вдохновляют, и ты летаешь день и ночь. Концерты помню Исакадзе, на скрипке порвана струна; и Паганини, словно демон, - его в себе нашла она. Шопена так играл Султанов, неистовство и темперамент, и класс Наумова внимал, что так Шопена больно ранит. Мравинский и его оркестр Губайдулину, Канчели записывали…, тихий вечер, Ночь в Мемфисе, а Хапи – Стикс, и под окном мечтали ели, что кто-то не забудет их и нежной музыкой, глазами обвеет или обведёт, романс исполнит им Брегвадзе. Ах, Нани! Как она поёт! 2 Давно я гениев не слушал… В Рахманиновском был концерт: В сочельник днём играл Маслеев, - Слов выразить всё это нет! Гармония и интеллект, И пониманья глубина. Светилась чистая душа И воспаряла прямо к небу. Из вечности бы вспоминать: Маслеев Дмитрий, где Вы, где Вы? Взлетали пальцы над роялем, Витал рахманиновский дух, Ненастоящее завяло, И истина спустилась вдруг. Есть в мастерстве такая тайна, Из чувств и разума сплетенье, Что проявление столь важно – Труд подтверждает высший гений. Вы излучали гениальность, Из сердца вдохновенный звук, Склонялись звёзды величаво К прикосновенью Ваших рук. Душа стремится вся излиться, Полна любви и доброты. И светятся от счастья лица: Сошли к ним музыкою Вы. Для совершенства нет предела, Но и предел есть совершенство. Вы сможете так много сделать Из интеллекта, нот и жестов… 3 Подвижники. Их за руку ведёт сам Бог. Аскеты: к небу лишь любовь. Им шепчет гений. К ним приходят сны и откровенье Рабийи. В «божественности» Лживые мещане. Дома, дипломы, дети, деньги… Тонуть в дерьме из этих «Д» Нет большего несчастья, Не приведи, Мой Бог, Такого «счастья». Полёты мысли, Знанье, Озаренья, Гармонии сияющей вершины, Свет, Сокрушающий все тени, И подвиги, Что каждый день вершите… К Единому Высокая любовь, Что В СЕРДЦЕ БОЛЬШЕ НИКОМУ НЕТ МЕСТА! Жизнь жертвенную Вывести на бой, Чтоб никуда вам От НЕГО не деться! 4 Новая ритмика новых стихов в компьютерных генах и квантах. Скрежетов громких ныне стих ход, и публика неадекватна. Но всё неизменное вечно во мне: гармония любит мой случай. И всё повторяется, как на Луне, - в улыбке счастливая участь. Одержано много побед над собой, в каждом открытии взлёт и паренье. Не иссякает душевный огонь, влекущий к новым твореньям. Склонилась в тумане сирень над водой, в плавном движении лебедь. И вечером тенью мелькнула одной любовь, которая светит… Старая ритмика старых стихов, фонтан, соловьи и розы. Цветисто цвести и лет ещё сто созвездиям Судеб задорных. 5 И тьму презрев, идёте в бой, и на алтарь себя, как жертву, вы принести всегда готовы за Истину, Закон и Свет, за Справедливость и в них веру. Как в первый и в последний раз, с волненьем, трепетом и силой, вам восходить на эшафот или в костёр, взрывая страсть, как Жанна Д’Арк, Джордано Бруно, запомнив всё, что сердцу мило, вернуться к звёздам и сверхструнам, к истокам снова чтоб припасть… 6 Всё выполнено, всё прошло. Сует забытые детали стучатся в зимнее окно, но здесь весна и снег растаял. Исполнен долг. Всё хорошо. И творчества горят фонтаны. И солнце яркое взошло. И звёзды раскрывают тайны. Любовь и Истина едины, законом светятся в Едином. И в вечности с тобой одни мы, как в классике, давно старинной. Здесь рай, Карнак, Един Амон, закон для чисел и любви… Мир гениями возрождён, и Разум лаврами увит… 7 Вы просто музыка: иной создали мир, где страсти для того, кто справедлив, чтоб истина в законе победила. И, словно числа, в виртуальном мире абстракции танцуют и поют, на время ставшие людьми, на краткий миг придя на землю, несут нам музыку свою. И символами в вечности огня другими станем, но всегда своими, и управлять всем этим будет Имя того, кто возлюбил Тебя, из мириад творя и собирая, и ожидая нужного ответа, уйдя из круговерти этой куда-то в мысли, как в обломки рая. 8 Себя ты мучаешь, писать не позволяя. Рой мыслей буйных в голове кружит, пытаясь вырваться к сиянью и новому дать жизнь. Взлёт дум расписан, и уже сверкает ярким оперением их явь. Вздыхает лист под стон и слёзы скрипки, и лепестки трепещут и летят. Струится ручеёк, и вьётся паутина, из нитей тонких путаный узор, распластан слой изысканно-картинно, а под поверхностью мир обращён струной. 9 Ко мне явился лик святой аскета Рабийи, смысл прозрачный её слов я уловил в ночи: «Писать стихи в тиши ночной и думать о любви, любовью жить и быть одной… О, Господи, прости! Я не одна – всегда с Тобой, и в снах, и в яви - Ты! Плыву я в небе голубом… О, Господи, прими! Пришла в твой Золотой чертог и принесла стихи, как за последнею чертой… О, Господи, живи! И в сердце Истины Любовь, и Истина в Любви. Взрываться только бы звездой… О, Господи, твори!»