Вернувшись домой сам не свой Дима в смятении пометался из угла в угол, потом упал на диван и застыл. Он снова и снова переживал события сегодняшнего дня, то впадая в отчаяние, то вновь обретая надежду. О, чурбан неотесанный! — казнился он. — Как теперь смотреть Лене в глаза? Что она будет думать о нем? Наверно, сейчас обо всем рассказывает своей маме. А вдруг та посоветует Лене не оставаться больше с ним наедине? <cut>Что тогда делать? И ведь не к кому даже обратиться за советом. Это она может своей маме рассказывать все — даже самое сокровенное. А он... попробовал бы рассказать своей... о том, что наделал. О, он такого бы наслушался! Что он последняя дубина — самый ласковый эпитет, прозвучавший бы из ее уст. Да как он мог! Да как он посмел посягнуть на честь девушки! Без ее согласия. Интересно, а как его спрашивать? Лена, ты согласна на... что? Да у него язык бы не повернулся. А вдруг она бы ответила: “Ай-я-яй, как тебе не стыдно?” Хотя нет — Лена бы так не ответила. А как бы она ответила? Ой, об этом невозможно даже думать. Но как же теперь вести себя с ней? Папа? А если с ним посоветоваться? Нет, это еще хуже. Запросто может по роже съездить. Интересно, как они с мамой... в первый раз? Ну, конечно, — после свадьбы. Они же такие примерные! Он снова вскочил и пометался по комнате. Ужасно хотелось ей позвонить, но он никак не мог решиться. Что, если Лена не захочет с ним разговаривать? Но ведь она при своей маме сказала, что любит его. Как же поступить? Вдруг он обнаружил, что одна его рука держит трубку, а другая уже набирает ее номер. Вот это да! — поразился Дима. — Мои конечности зажили своей жизнью. Для чего тогда мозги, если они им не подчиняются? Пока он размышлял, рука поднесла трубку к уху, и он услышал ее голос. — Лена, я хочу тебя увидеть! — сам собой произнес его язык. Язык тоже жил своей жизнью — Дима ему вовсе не давал такой команды. — Дима, — начала Лена и посмотрела на маму. Та сделала пальцем отрицательный жест. — Димочка, извини, давай завтра? На нашей скамейке в Театральном саду. В десять часов, хорошо? Испытывая сложное чувство сожаления и облегчения, Дима положил трубку. Опять побегал по комнате, не находя себе места. Счастье, что родителей не было дома. Мама из него душу бы вытрясла, чтоб узнать, что случилось. Она мгновенно угадывает, когда с ним что-то неладно. Пришлось бы выкручиваться — непонятно только как. Вдруг он почувствовал, что больше не может находиться в четырех стенах. Надел куртку, вышел на улицу и побрел, куда глаза глядят. Живущие своей жизнью ноги привели его прямехонько к ее дому. Плюнув на приличия, он зашел во двор и сел на скамейку под начавшим зеленеть кленом. Так он сидел на виду у всего дома около часа, втайне надеясь, что она увидит его в окно и выйдет под каким-нибудь предлогом — в магазин или еще куда. Но она не вышла. Наконец, он встал и побрел обратно, ничего не замечая вокруг, весь погруженный в свои мысли. И по дороге налетел на столб, внезапно выросший у него на пути. Столб взял его за плечи и хорошенько встряхнул. Дима поднял голову. Перед ним стоял его приятель по классу Саша Оленин. — Ты хоть смотри, куда идешь, — осуждающе сказал Саша, — а не внутрь себя. Так и под колеса угодить недолго. Что случилось? — А ты чего в наши края забрел? — задал Дима встречный вопрос. — Да я Ирку проводил и решил пошататься. Голова кругом идет. Влипли мы с ней. Вроде, все делали, как надо, и вот... Теперь главное, чтоб ее родители не пронюхали. Они же ей голову оторвут, а меня по осям координат разложат. Для них ее золотая медаль — священная корова. Если не получит, они ее из дому выгонят. — И что теперь? Как будете выкручиваться? — Ох, не знаю. Ирка ревет, боится к врачу идти. Слушай, у тебя нет знакомого гинеколога? — Откуда? — Ну, не знаю. Может, у матери твоей есть? Она же завуч — знакомств много. — Да, ей только скажи! Сразу Иркиным родителям доложит. А почему бы Ирке просто не сходить к районному врачу? — Несовершеннолетняя. Обязаны родителей поставить в известность. Вот влипли, так влипли. — Да, вам не позавидуешь. Постой! Я с теткой поговорю. Она в роддоме работает, может чего посоветует. Попрошу, чтобы матери не говорила. Она меня обожает. — Спасибо! Саша с чувством пожал Диме руку. Они помолчали. Потом Саша участливо спросил: — А как у вас с Ленкой? Тоже не все гладко? — С чего ты взял? — Да вид у тебя. То все сиял, а сейчас — как в воду опущенный. Идешь — ничего не видишь. Случилось что? — Да чуть было не случилось. Не знаю, как остановился. Вовремя она заплакала, а то не представляю, что было бы. — А ты что... силком хотел? Смотри, за это статья. Надо, чтоб она была согласна. — Понимаю. Просто накатило на меня. Я же ее люблю до ужаса. А тут такое. Но теперь — все! Пока не женюсь, не прикоснусь. — Ну, это тоже глупо. Сейчас все до свадьбы живут. Саша внимательно посмотрел на Диму, и, понизив голос, спросил: — Димка, а ты вообще... имел дело с бабой? Хоть раз. — А то как же, — солидно ответил Дима. — Хотя, если честно — нет, ни разу. — Тогда радуйся, что у вас с Ленкой ничего не было. Потому что, не умеючи, можно такого натворить. Она бы тебя потом возненавидела − и могла надолго потерять охоту к интиму. Я же через это прошел. Это сейчас у нас с Иркой порядок. А в первый раз — как вспомню! Тоже... без всякого опыта. И я вел себя, как первый идиот, и она — как последняя дура. Но ей простительно — она девчонка. А вот мне — нет. Запомни: прежде, чем иметь дело с порядочной девчонкой — особенно нетронутой, такой, как Ленка, — надо приобрести опыт. И не из книжек, а на деле. — Интересно, где я его приобрету? К проституткам идти, что ли? Да ни за что. — Ну и напрасно. Среди них есть очень даже ничего. Я двух студенток знаю — они этим подрабатывают. Могу устроить. — А ты что — с ними... тоже? Ирке изменяешь? — И не только с ними. Ты что же думаешь: у меня одна Ирка? Да она бы мне через месяц надоела. Это все равно, что все время есть одни шоколадки. Сегодня шоколадка, завтра шоколадка, послезавтра... В конце концов, тебе так захочется простого борща! — на шоколад уже смотреть не сможешь. За мной же полшколы бегает. Есть такие, что на все согласны. Я их жалею. — Нет, я Лене никогда не изменю. Мне никто, кроме нее, не нужен. Не хочу даже думать об этом. — Ой, не смеши! Изменишь обязательно! Да это же нормально. Ты думаешь, твой отец матери не изменял? Или мой? — Мой — никогда! Я в этом уверен. — Наивный! Ну-ну, верь. Но помни: до Ленки найди опытную девку. Это не измена, а приобретение необходимого навыка. Без этого нельзя. — А СПИД? Он, как известно, не спит. И другие нехорошие болезни можно подцепить. Нет уж, уволь. — Да они же каждый месяц проверяются. У них свои врачи есть — знаешь, как за здоровьем следят. — Ну да, сегодня — один, завтра — другой. Они после каждого проверяются, что ли? После этого проверилась, а после того — нет. И готово — заразилась. И скольких заразит, пока до врача очередь дойдет? Нет, приятель, я в эти игры не играю. Даже думать противно. — Дело хозяйское. Но если ты с Ленкой... без опыта попробуешь, ох, как пожалеешь! Помяни мое слово. Большую ошибку сделаешь. Хорошенько подумай над моими словами — я же тебе друг. — Ладно, подумаю. Завтра, если что узнаю насчет ваших с Иркой дел, вечером позвоню. — Смотри, не забудь, я буду ждать. Ты же понимаешь — горит. Только больше — никому! — Да понимаю. Можешь не волноваться. И они разошлись. Каждый пошел своей дорогой. Но совет Оленя сделал свое черное дело. Он зародил в Диминой душе неприятное беспокойство. Будто червячок поселился в ней и стал ее точить и точить. Ах, если б он знал, к чему приведет этот разговор! Он бы вообще перестал общаться с Оленем, он за три версты обходил бы его. Но, как известно, нам не дано предугадать, чем наше слово отзовется. И только одна судьба знает, какие волчьи ямы подстерегают нас за ее поворотами.