часть 24-я
(продолжение "Под солнцем Самарканда" ч. 24. печатается с сокращениями)
Прислал мне дядька-полковник из Киева, свои хромовые сапоги (мечта любого курсанта) Местные сапожники башмачники за 3 рубля (это 29 эскимо на палочке) своими ножичками ловко вырезали и присобачили к ним - изящные венские каблучки! - Смотрелись - здорово! - Но ходить в них, (а, тем паче, стоять), - очень хреново, -
примерно - так, как на льду - корова, я ими вечно - голеностопный сустав подворачивал, но не выбрасывал, -
потому как, - жаль (да и - было модно…)
В выходной наш начфиз организовал легкоатлетическую спартакиаду: Кросс - 1 километр, выступления на спортивных снарядах: - конь-козёл-перекладина-брусья (на которых "крутить" - уже был не трус я) подъём - по канату без помощи ног, а вот, - бегать кросс, как и прежде, - не мог! (Правда, - на полосе препятствий и
спортивных снарядах, относительными достижениями, я, как то - компенсировал - то, своё неумение…)
Этими соревнованьями - начиналось спортивное лето, гвоздь программы - эстафета, а в конце - приятный сюрприз: - победителю - приз! Участники празднества и болельщики на скамейках стадиона-зрители, - все
курсанты офицеры, и военного городка, жители.
Бондаренко лучший наш стайер, и потому - именно - Ване доверили ту эстафету, но мои хромачи - ему
были - больше по нраву, чем кирзовые-казённые-тяжёлые его, - говнодавы! Об особенностях тех сапог-
-скороходов, я его - предупреждал, но он и Военный (а потом и взводный) настоял, чтобы я их - отдал…
Выстрел из стартового пистолета! Свист и рёв с трибун в моих сапогах вырывается вперёд Ванька-бегун,
но - что это? На лицах болельщиков - недоуменье, испуг! - Непреодолимым, стал для Ивана - третий круг!
Мои тесные-узкие хромачи, оказывается, - очень ему ноги трут, а на ходу-на лету, снимать с себя сапоги,
было ему - не - с руки! И соревнованья, для нас, - так, ничем и закончились, - прямо, тут…
Как нелегко к концу бурсы, в гуще курсантских масс, обнаружить учёбой и солнцем пустыни не иссушенного,
так же трудно было найти среди нас, местными гадами хотя бы раз, за всё время, хоть - одного не укушенного.
Днём летом в пустыне, как вы знаете, - жарко, хоть - до трусов можешь раздеться, а от пекла - некуда деться!
Ночью же - всё наоборот: в поддёвку-вшивник шинелку-шапку-комбинезон утеплённый, хочется разодеться…
26 июля, в самый, по тактике - ГОСов разгар, высадили нас с Шурой Выборным в горах, на курган Таштепа
с, запасом ШИРАСов разных калибров биноклями, рацией, - с задачей, - вероятного противника, имитации.
Понаблюдав, как солнце садится, съели мы с ним мой с-хуй паёк, (его - на завтрак), и стали устраиваться на
ночлег, в надежде, что нам приснится, как пьём мы - чаёк (что могло нас ждать, - лишь, - послезавтра!...)
На все пуговицы застегнувшись, натянув плащ-накидку до подбородка, уже в полусне я, встрепенувшись, ощутил - как что-то по шее моей ползёт и, вдруг, - вцепляется в глотку! Я, инстинктивно, его хватаю рукой,
Шурик фонарик включает, и это - что-то, в руке зажатое, – мохнатой фалангой, из ладони моей выползает…
Каждому – своё, - дело вкуса! Но на кадыке моём, Шурка отчётливо различает - следы от её двух укусов!...
Я её раздавил сапогом, по рации на помощь зовём, но в эфире режим радиомолчания и мы оба в отчаянии…
Только к утру приехал медбрат на большой санитарке, сделал укол и увёз в медсанбат, откуда к вечеру я
убежал своим ходом, - к ждущей меня, моей ненаглядной, крымской татарке...
А до этого случая, как-то чиня палатку, (на дырку, вырезая заплатку) я не заметив, задницей, лишь в одних солдатских трусах, - (хорошо, что в то время она, была костлявая у меня), сел на фалангу, она раздавилась, и куснуть меня сразу, - у ней - не получилось, когда же я встал, - Юрка Беляев, на пятно на трусах указал:
" Посмотри, - что это сзади к тебе прицепилось?..."
(продолжение следует)