Река Молочная… Октябрь... Сорок третий… Еще не убраны убогие поля… Под Трудолюбовкой на склоне лихолетий Стонала, выла от насилия земля… Закат кровавый пацанов застал в дороге… Шли новобранцы ровным строем на войну… И кто-то мамку вспоминал, а кто-то Бога, А кто-то черта проклинал и Сатану. Средь них отец мой был… Он шел походкой твердой, Как все, тащил покорно груз и не бузил, Он был из тех людей особенного сорта, Что не скулят, хоть, сколько им не нагрузи. И старший брат Григорий шёл с отцом бок обок, Он был всегда ему за мать и за отца, Его душа и сердце были высшей пробы… Он шел на запад до победного конца. И их повзводно и поротно разместили В лесопосадке до рассвета ждать приказ… За три часа наукам сложным обучили И трехлинейку показали в первый раз… Лежали мальчики безусые под взглядом Ночного неба и молились в темноту… О чем им думалось за полчаса до ада? Какую брали они в мыслях высоту? Не надышаться им и не наговориться, И, вряд ли кто-то сможет в эту ночь уснуть... А небо звездами так щедро колосится, Им от луны, хотя бы, крошку отщипнуть… Вздохнул рассвет и вот приказ, как выстрел грянул... Пошли ракеты друг за дружкой, наугад... И мир обрушился, как будто в бездну канул… -Прощай, Иван! - Прощай и ты, мой старший брат! Пошли в атаку… Впереди два русских танка… Вот минометы завели свой разговор… И руки в стороны и сердце наизнанку - Идет серьезный, не естественный отбор. «Ура!» над полем захлебнулось очень скоро, И утонуло в почерневших облаках… Застыла пуля в не задернутом затворе, И тихо «мама» оборвалось на устах… И были все бойцы, как будто на ладони - Не на десятки снайпера им счет вели... А вот еще один застыл в земном поклоне, И через миг его укрыли ковыли… Лежали мальчики... Кто жив... Кто бездыханно... Не все поднимутся для нового броска. Лишь, как воробушки, мелькали беспрестанно Шальные пули и осколки у виска. Не торопилась ночь… И время, как застыло… Какой же щедрый нынче выдался покос… О, что же ты, старушка в белом, натворила? Ведь матерям не скоро выплакать всех слез… А вот и сумерки, а вот и час затишья, И прибыл с тыла долгожданный медсанбат, И звали девочки: «Откликнитесь, братишки!», Но, к сожаленью, было некого спасать… И им могилой станут свежие воронки… И дождь осенний их оплачет в тишине… И разлетятся, словно листья, похоронки, Неся по хатам скорбь и ненависть к войне… Колышет ветер ковыли и гложет память… Как тяжело теперь об этом вспоминать, Но жив остался мой отец! Наш русский Ваня! Чтоб на Рейхстаге свое имя написать, Чтоб расписаться за мальчишек тех погибших, И отомстить за них, за жен и матерей, Чтоб рассказать о том, что не напишут в книжках, Словами страшных будней юности своей… Перелистала жизнь года… Печаль остыла… Не так уж к старости стремителен полет, Но бьется пульс в груди, и кровь струится в жилах! И снова здесь отец у Пришибских высот! -Проснитесь, мальчики! Родные одногодки! Взгляните, май пришел, и сеются поля! Давным-давно уже не носятся пилотки, Не содрогается от ужасов земля. Сады беснуются и мир в живые краски Щедро одет, под кровлей птицы гнезда вьют, Давно изгнили той войны стволы и каски И сыновья границы зорко стерегут. И память вашу чтят достойные потомки, И внуки бегают за краешек земли, И соловьи поют в садах легко и звонко, И возвращаются порою журавли...