Вот я лежу на полу, сильно прижатая к выцветшему линолеуму щекой и остальной правой частью моего тела. И никакой боли – хотя краем приоткрытого глаза я вижу, как медленно растекается по узорам линолеума моя кровь. Запаха крови – запах стали и чего-то тёплого – я тоже не ощущаю. Я вообще не дышу. Зовут меня Сандра Джонсон, мне тридцать два года, я замужем и до какого-то времени была на втором месяце беременности. До какого-то времени – это до трёх часов пополудни. Именно тогда мне захотелось перекусить, и я решила отправиться на кухню. Где нахожусь и до сих пор. Моя смерть нелепа, и, скорее всего, о ней ещё долго будут шептаться наши соседи. Я слышу, как закипает чайник, который я поставила на плиту перед тем, как подойти к холодильнику и выхватить из него сандвич. Манера у меня такая – с утра, ещё до того как мой муж спускается к завтраку, я готовлю сандвичи. Два – ему на ланч, и парочку на «всякий пожарный». Я хорошо помню, как снимала с сандвича фольгу и как положила его на тарелку. Я очень люблю своего мужа. Пусть он и не адвокат и не известный писатель вроде Стивена Кинга, а всего лишь менеджер по продажам в одной захудалой компании. Но если бы он узнал, что именно он стал причиной смерти меня и нашего ребёнка… Что ж, мне ещё предстоит увидеть (или услышать) его реакцию. У меня совсем незавидное положение, надо сказать… И время подумать над ним. Смерть не кажется мне теперь воротами Рая или Ада. Смерть оказалась как бы и совсем не смертью. И сейчас меня больше интересует, что будет со мной, когда тело извлекут из-под тяжёлой металлической двери и похоронят. Буду ли я продолжать своё немое вещание? Итак, на переднем плане продолжает натужно свистеть чайник. На заднем – всё тот же линолеум – вечное поле битвы меня и грязи, которую так любит приносить Джо на ботинках. И на долгое-долгое время моим постоянным любовником стал человечек с этикетки на бутылке «Мистер Пропер». Кровь добралась до моего правого глаза. Видеть что-либо стало трудней. Но выше она вряд ли поднимется… Знаете, если бы я могла – я бы улыбнулась сейчас. Я только собиралась присесть на стул в ожидании, пока закипит чайник, когда зазвонил телефон. Да, и это был мой муж. Впрочем, для меня догадаться не составляло особого труда – это почти всегда был муж. А если не муж, то страховые агенты или старушка, извещавшая о задолженности по оплате кредита (полгода назад мы немного расширили нашу жилплощадь, и переехали в другой район). Почему Джо позвонил? Всё просто. С двух до трёх в офисе был обед. И обычно мой любимый звонил просто чтобы поблагодарить за то, что я обрезала корочки на хлебе его сандвича, или же пожурить, когда я забывала посолить яйца. Но так было обычно, а сегодня, как вы уже поняли, у меня был не совсем обычный день. И позвонил он для того, чтобы напомнить, что рабочие по установке дверей приедут после шести, и он постарается приехать к этому времени. Видимо не хотел оставлять меня наедине с ними. После разговора с Джо и произошёл этот инцидент. Быть может, я случайно задела эту пресловутую дверь, или же грузчик поставил её не так, но когда я проходила на кухню, дверь тихо опустилась мне на голову. Хотя, наверно, её просто не стоило ставить близко к проходу на кухню. Из жизненных ощущений я не запомнила ничего, кроме давления. Просто жуткого давления на правый висок. Скорее всего, я была вынуждена сесть на колени, или попыталась продвинуться вперёд, но, тем не менее, я оказалась под этими дверями. На этом всё и кончилось. Мой Джо приедет не раньше шести… А сейчас, наверно, ещё только три часа, и меня найдут не так уж быстро. Чем занять свой блуждающий в теле дух? Да, вот это уже реальная проблема. Я могу лишь размышлять и наблюдать. Наблюдаю свою тёмную кровь на ленолиуме, который я помыла утром, и основание стены прохода. Мы ещё не успели поклеить новые обои – а эти, старые, просто ужасны. Мерзкий розовый цвет и нелепые летящие птицы. Правда сейчас я видела лишь основание плинтуса. Никакого розового цвета и птиц. А размышлять, ровным счётом, не о чем. Вот она, смерть, и никаких сказок о ярком белом свете и ангелах с розовыми задницами. Как это можно назвать? Суровой реальностью? Скорее всего. Хотя нет, суровой реальностью можно назвать чайник, пластмассовая ручка которого скоро перегреется настолько, что начнёт плавиться. Суровая реальность – это распахнутое настежь маленькое окошко слева от плиты, и старые, допотопные занавески, оставшиеся от прежних хозяев дома. Суровая реальность – это время, которого у меня оставалось слишком мало. Представляю, как загорится пластмасса на чайнике, и как услужливый порыв ветра кинет на огонёк дешёвую синтетическую занавеску. Как начнут плавиться изображённые на занавеске белые кролики, а во вспыхнувшем огне можно будет увидеть, как рисунки оживают и пытаются перескочить, спасаясь, на нетронутый участок ткани. Суровая реальность – это то, что мой Джо так и не узнает, что я носила под сердцем его ребёнка. Хотя это, наверно, даже к лучшему – меньше вины на его плечи. Хотя, кто станет винить во всём моего любимого мужа? (тут я бы рассмеялась) Я всегда мечтала о кремировании!