2-й рассказ. ----------------- А у меня наоборот с женою в жизни было. Прожил я с нею только год и думал, что любила. Её-то очень я любил, Как с нею повстречался, ну, полчаса поговорил и ей в любви признался. Когда её поцеловал, она аж растерялась; потом, когда к себе прижал, чуть-чуть заулыбалась. Я ей жениться предложил, она в ответ молчала. На грудь я руку положил, как водится, сначала. Она её сняла с груди, как осторожно сдула. «А что же будет впереди?» – с улыбкой я подумал. И руку положил опять, но более нахально. Вдруг начала она вздыхать по-детски и печально. «Ну что ж, детдомовка ведь я, меня легко обидеть. Уже не раз меня дядья своей хотели видеть. И ты такой же, как они? Тогда давай, послушай, скамейка вот стоит в тени, возьми сиротку, кушай!» О, как её я целовал, пытаясь успокоить! Себя скотиной называл, что мог её расстроить. И говорил, что пусть со мной и чёрта не боится. Вот только станет мне женой – во всём и убедится. Ей только месяц, тридцать дней ещё быть, как невесте. Потом поженимся мы с ней, и будем вечно вместе. Её совсем заговорил, болтал напропалую. И с губ её я бражку пил, без устали целуя. Над шелестящею волной в ночи, как вакса, здесь стала мне она женой ещё до ЗАГСа. Привёл в родительский я дом её после детдома, считай, почти что босиком, лишь с парою котомок. А в них лишь майки и трусы, казённое пальтишко. Она казалась без косы подстриженным мальчишкой. Косу запрячет под берет и как пацанчик будет. Одно скажу: красивей нет, когда косу распустит. Росточком – только до плеча, стройна, как тополёчек. Порой хотел бы рассерчать, да нет на это мочи. С отцом и матерью они не то, чтоб полюбились, но вместе проводили дни и, в общем, подружились. Полгода вместе жили мы, потом квартиру дали. Я помню: также в эти дни был награждён медалью. Как молодой шахтёр-герой был на каком-то съезде. Потом в дом отдыха с женой на целый месяц съездил. Домой вернувшись, приобрёл в квартиру мебелишку: диван-кровать и шкаф с бюро, и стулья, и стол-книжку. Отец и мать купили нам в подарок телеящик, чтоб мы могли по вечерам сидеть друг с другом чаще. Но что-то чувствовал порой, что где-то есть заноза, – то вдруг она, как за горой, то в сторону заносит. В постели стал не очень мил: то вдруг мешает что-то, то то да сё, то нету сил, то просто неохота. Какой-то холод промеж нас, но нет причин раздора. Подумал, было, я про сглаз, про силу наговора. Ведь есть такие – им всегда чужая радость в зависть, и счастье прёт из них, когда сумеют всех ославить… Да, я забыл ещё сказать: она сидела дома, любила книжечки читать, ходила по знакомым. И собиралась поступать она весной на курсы. Отец ей взялся помогать во всём, в чём был он в курсе. Отец – хороший инженер, на вид лишь, как убогий. В науках точных просто зверь, и помогал он многим. К родителям моим домой она ходить любила. Сначала только лишь со мной туда она ходила. Потом за помощью одна шагала и в метели. С отцом частенько допоздна за книжками сидели… Весной экзамены сдала, на курсы поступила. Жизнь в русло, кажется, вошла. Всё стало, как и было. Улыбки, шутки и любовь, когда и где возможно. Но в сердце ныла, ныла боль, что это всё подложно. * В июне было. Уходя на смену утром ранним, я куртку снял свою с гвоздя, и палец им поранил Прилично так вот разодрал, со зла, подумать, будто. Другой рукой порыв зажал и так пришёл в медпункт я. Медбрат меня перевязал, – начальник аж смеётся. «Иди домой, – он мне сказал, – сегодня обойдётся». Зашёл в столовую, купил там две бутылки кваса. Одну тот час же пригубил, другую взял в запас я. И в бодром духе зашагал, как конь в подпруге. Но дверь открыл и… задрожал я, как в испуге. Мне показалось, что воры. Но голоса знакомы! Я затаился до поры, меня ведь нету дома. – Ещё разок! Как хорошо!… – Ты – чудо! Мастерица! – Но как бы муж вдруг не пришёл… Что в спальне там творится? Дверь приоткрыл. Всему конец! Неужто, в самом деле моя жена и мой отец средь дня в моей постели?! Она сидит на нем верхом и скачет, как на кляче. А он, гнусавя шёпотком, от наслажденья плачет. Я их не бил, не трогал их. Не бил я и посуды. Но посинел он и затих, услышавши: «Паскуды!» Врачи сказали, что инфаркт, – отец давно был болен. И подтвердил потом суд факт, что я в том не виновен. Жена сбежала в тот же день. Куда? – никто не знает. Но по сегодня её тень меня всё донимает. Наша реакция ------------------- Мы молчали, слушая рассказы, а вернее – исповедь души. Кто-то тёр глаза, лицо измазав, кто-то вздохи матом заглушил. Рядом – смерть, заложенная нами, силой, может в миллионы тонн. Души вороша себе словами, мы себе не сознаёмся в том, что в мгновенье – где-то бут сорвётся, где-то кто-то что-то позабыл, и вселенная для нас взорвётся, превратив нас в нереальность, в пыль. Это дремлет в недрах подсознанья. Жизнь с её пороками сильней! Потому исполнены вниманья, прикасаемся сердцами жадно к ней. И чужая боль своей дороже. Сопереживаем. Только вот подсознательно мечтаем: «Может нас такое в жизни обойдёт. Кто-то, помню, тихо подытожил: «Баба, хоть невеста, хоть жена, словно «мина», как взрывчатка тоже, может жизнь разворотить до дна!» А другой с улыбкою заметил: «Братцы, мы на то и мужики! И живём мы с вами тут на свете, чтоб вести себя, как взрывники – быть внимательным, не допускать ошибок, ну, а если, то один разок! Мир наш неустойчивый так зыбок! Надобно побольше нам улыбок и катить по жизни свой возок. Ведь дорога наша так мгновенна! Но не зарываться чересчур. Да и помнить надо непременно: баба – лишь всего бикфордов шнур. И всегда от нас зависеть должно, быть ему горящим или нет. И пускай, когда это возможно, всем нам раем будет этот свет!» Середина – 60-х