(продолжение "Под солнцем Самарканда" часть 9-я) привёз я братве, новенький, в заводской ещё смазке, запал, - в жизни такого, никто из них, вообще, не видал! Взяли родной наш портвейн "Таврический" и - на дорогой, любимый нами с детства, бульвар Исторический. Там я своё мастерство им показывать стал, - ключ острым концом к капсюлю приложил, в ладони зажал, и о гранитный пьедестал памятника Тотлебену, долбить им начал: с третьего удара - раздался щелчок, - и пошёл дымок, из ладони запал ускользнул - и упал, возле ног… Я знал, что горит он - три с половиной секунды, - но дым меня просто заворожил, пытаясь схватить его, - (он был раскалённый), я ещё вспоминал как всё-таки непутёво я жил,… и в момент, когда бросал его в кусты, – раздался взрыв. Ладошку мне разворотило, и весь я был в чёрном дыму, братва меня под руки подхватила и к Толькину отчиму домой потащила. - (Почему?) Тот вмиг всё понял, йод не нашёл и залил мне в жменьку - зелёнку (кровь теперь текла непонятного цвета), потом, вся пьяная гурьба, пошла - в травмпункт первой ГБ, где встретила нас медсестра - Кузьмина Света, - - (моя бывшая подруга), я её попросил меня - не узнавать, так как на вопросы врача, начал отчаянно врать: Что поранил руку - вися на заборе, что работаю на "Водозаборе", что живу я - на море, и что у меня – горе! Рану, они мне со Светкой зашили, но домой не отпустили, а - в милицию сообщили, но ждать я её, конечно, не стал, - пошёл на крыльцо, (вроде как, – покурить), и оттуда - удрал… Дома слышал одно: "ох!" да "ах!", - покидал Севастополь родной, той зимой, - будто с фронта, - в бинтах… Командир мой, меня встретил хмуро, - ведь - на месяц, освобождение от нарядов, работ, физкультуры!... Только, бинтов, повязки (а теперь ещё, шрам) подтверждают, что - наяву было всё это там, а не - во сне, или какой то - прекрасной сказке! (Как - до сих пор, представляется мне…) В оцеплении Как то зимой, раз ударил мороз, - градусов было – все двадцать, " Русский, билят, пришёл, - зима принёс!" - местные - на нас - волками глядят-матерятся… Поставили как-то той зимой, - в оцепление нас, напарник мой - Колька, (Отто Скорцени), я эту кликуху ему прилепил, когда он - хлоркой шинель свою метил, и букву "в", в фамилии своей, - пропустил-не заметил, и за это стал на четыре года, вместо - Скворцова, - Скорцени… Периметр оцепления, – 70 км, (карту полигона вчера я смотрел), и местные саксаулы, на своих ишаках и верблюдах, - могут без этого – запросто, попасть под обстрел… Вечер плавно сменяет ночь, ветер с морозцем, пробирает в степи - аж - до кости, и некому в этой пустой, голой пустыне нам с Отто помочь, с назначенной точки уйти нельзя, - потому что никто нас тогда не найдёт, и останемся тут – навеки! Время медленно тянется, да ещё - в такой темноте, что - хоть выколи Кольке глаз, (или - себе!) - о те чёртовы-острые-прочные, саксауловы ветки… (продолжение следует)