Сюжет написан по мотивам сценария фильма "Инк" (Ink). (Джеймин Винанс) Что в жизни может быть важнее многомиллиардной сделки? Душно. Страшно душно в этом городе механических сердец. С каких пор мир стал казаться кучей мёртвых, размалёванных коробок? Джон богат и вполне успешен. Он талантлив. И даже, чёрт побери, вполне симпатичен. "Что с тобой случилось?" - промелькнула у него в голове мысль. Он не заметил её. Он спешил к своей машине, будучи в бешенстве. Всё катилось в пропасть. Джон ненавидел этих людей. Ненавидел безразличие в их глазах, лицемерные улыбки. Ненавидел душное солнце, которое нещадно жарило его голову. А ещё так душно. Невыносимо душно. Настолько, что ему хотелось снять с себя это тело, как дешёвую одежду и убежать. Так что в жизни может быть важнее этой сделки? По мнению Джона - ничего... И он, наверное, прав? Во всяком случае, так он решил для себя. Множество раз на дню нам приходится делать выбор, и Джон - не исключение. С невозмутимым внешне выражением лица он упаковал свои рабочие вещи в машину. "Если я не успею, то всё кончено. Нужно угодить этим людям, снова солгать", - говорил он себе. Что-то подгоняло его уехать очень далеко. Так далеко, как только можно, и на высокой скорости. Но он не мог. Упаковав вещи, он глубоко вдохнул пропахший горячим асфальтом воздух, сел в машину и снял пиджак. Так было уже легче. Хотя душно было всё равно. "Так нельзя, - говорил Джон, - надо успокоиться". И он действительно выглядел спокойным. Хорошо выглядящий молодой, высокий мужчина с деловым видом сидит за рулём. Что у него может быть плохого в этот чудесный солнечный денёк? Нельзя показывать своего отчаяния. И нужно делать вид, что ты не видишь равнодушие к себе этого мира. Отлично. Музыка как раз кстати. Из колонок стали доноситься звуки композиции Red Hot Chili Peppers. В какой-то момент его руки крепко сжали руль, невозмутимое лицо скривилось от гнева и боли, и Джон закричал во весь голос: - ЧЁРТ! ЧЁРТ! ЧЁРТ! Никто не слышал. Музыка играла громко, а на трассе почти никого не было. Человек думал, что его никто не слышал, но, странно, ему показалось, что он услышал чей-то холодный смешок. Вероятно, это был тот, кого он так неосторожно позвал три раза. Дёрнувшись, он посмотрел по сторонам, но никого не увидел. На лице его застыла гримаса обиженного ребёнка. Чтобы больше не дать себе сорваться, он сделал глубокий вдох, чуть сбавил скорость и стал рассматривать привычный городской пейзаж. Ага. Уличный художник. В этот солнечный, ясный день парень рисовал на холсте что-то довольно мрачное. Ляповато-бордовые пятна на чёрном фоне не воодушевили Джона. Особенно ему было не понятно беспечное старание этого грязно одетого человечка, который, конечно, считал себя непризнанным гением. Но что-то заставило его вглядеться в холст. Чёрный коридор, в котором мелькали сутулые тени, горел бордовый отсвет, заставили его отчего то содрогнуться и перевести дыхание, сделать затем всего один лихорадочный вдох... У Майка тоже выдался не очень хороший день. Он опоздал на работу, не успев позавтракать, а накануне его бросила девушка, в результате чего он не спал всю ночь, проведя добрую её часть в баре. В результате он купил немного еды в ближайшем фастфуде, нажал на газ и поехал. Плохой день Майка только начинался. Он уже подъезжал к офису, когда внезапно его машина на что-то наехала, и кофе, который он держал в руках, пролился на брюки. Замешкавшись, он попытался поставить стаканчик на место, но... Фургон и легковая машина столкнулись вместе так просто, быстро и легко, как сталкиваются на лету бабочки. Никакого трагизма ситуации, большого взрыва и милицейских сирен. Джон, разглядывавший холст, успел лишь увидеть, как оборачивается к нему художник. А потом раздался страшный шум, адреналин подскочил в крови, страшная боль пронзила всё тело, и Джон потерял сознание. Проваливаясь в небытие, он слышал голоса вокруг себя, но ответить не мог. Сигналы не поступали в конечности. Словно измятая кукла, он продолжал сидеть в автомобиле. - Проснись! - рычал ему в ухо чей-то голос, - Проснись! Проснись! Этот голос раздражал его и пугал, напоминая ему рычание адского пламени. Но вскоре наступила тишина, голоса становились всё более приглушёнными. - У нас мало времени, - наконец, уловил он чей-то решительный, женский голос, который звучал будто в зале с хорошей акустикой, благодаря которой эхо раздавалось у него в голове. Он хотел спросить, чей это голос и на что ему мало времени, но не смог шевельнуть губами. - Тик-так... - сказал мужской голос беспечно и иронично, - Этот человек погиб. "Что за чушь? - возмутился Джон, - Кто они такие? Я жив! Я... жив?" А художник стоял и смотрел, как снуют машины вокруг аварии. Подоспели дорожный патруль и скорая помощь, а между тем людей на улице почти не было. Картина художника была закончена. Смерть человека - это почти всегда выбор человека. Не будем здесь развивать эту тему. Просто учтём этот факт. Человек существует только потому, что он имеет право выбора. И этим правом он отличается от зверей. Мы - то, что мы для себя выбираем. Мы выбираем для себя нашу реальность, наши события. Кто-то понимает это и слушает себя. А кто-то только думает, что слушает себя. Наш герой не умер телом, но был потерян душой. Вернёмся же назад и посмотрим, что произошло. Повернём стрелки и посмотрим на эту странную историю с другой стороны. Как известно, нет ничего загадочней, чем изнанка этого мира, которая простодушно игнорируется обывателями его лицевой стороны. Как такое произошло? Что произошло? Каким образом мы можем выбирать - умирать или нет? *** Джон проснулся от того, что чьи-то маленькие пальчики гладили его лицо. Немного поворочавшись, он вновь замер, и тогда ладошка требовательно ткнула его в щеку. Это тоже не сработало. Послышалось сердитое "Уф", и маленькая ручка, помедлив, безжалостно схватила Джона за нос. Первое, что он увидел, когда открыл глаза, была светловолосая головка с двумя хвостиками. Светлые брови её были насуплены, губы важно поджаты. Посмотрев на папу, малышка отчётливо сказала: - У меня встреча. Честное слово, Эмма и впрямь выглядела так, будто у неё совещание в какой-нибудь большой корпорации. Джон тут же попытался выкрутиться и сказал таким же важным тоном, каким говорит с взрослыми: - Но моя ассистентка должна была её перенести, - после чего отважился закрыть глаза. - Она не перенесла, - покачала головой его упрямая дочь. - А ты ей позвони, - отбрил Джон. - Мама сказала, что ты не разрешил перенести встречу со мной, - торжественно заявила малышка. Это был беспроигрышный ход. После слов, "мама сказала..." обычно всегда наступает время великого компромисса. Джон это понял. Осталось надавить на жалость... - Пожалуйста, - пробормотал он, - всего один раз. Малышка скрестила руки на груди, выражая этим непреклонность, и покачала головой: - Не будь лентяем! Джон усмехнулся, открывая глаза: - Лентяем, говоришь? Я работал восемьдесят часов в неделю, а ты что делала? Эмма насупилась, явно собираясь придумать, что же она такого делала эти восемьдесят часов. - А я ещё маленькая, - не смутившись, наконец, ответила она. Впрочем, победа, в любом случае, была за ней. Джон очень любил свою дочь, хотя не считал себя хорошим отцом. Отправляясь с ней на прогулку, он немного терялся, так как не представлял себе, как играют с детьми. Ему казалось это нелепым. Поэтому собирался он с неохотой. И вот его дочь весело скачет по рельсам железной дороги, что около дома. Заброшенная железная дорога служила своеобразной границей между территорией домашнего участка и рощей, куда вприпрыжку бежала малышка. Глядя, как она перебирает ножками, он тоскливо зевнул, вспоминая постель, хотя без улыбки наблюдать за ребёнком было невозможно. - Скорей, папа, у нас мало времени! - воскликнула Эмма, устремляясь вперёд. Фантазёрка. Времени навалом, просто в очередной раз она придумала какую-нибудь свою "историю", в которую ему сейчас придётся играть. "Да уж. У нас так мало времени, что я не успел допить свой кофе", - Джон тоскливо посмотрел на стаканчик с чёрной жидкостью, который взял с собой. - Скорее! - малышка подбежала к высокому дереву, излучая первую боевую готовность, - Надо построить высокую стену, чтобы чудовище не перебралось через неё! Джон растерянно огляделся по сторонам. Было на редкость тихое и мирное солнечное утро. Тихий шелест травы и пение птиц под качающимися ветвями деревьев будто нашёптывало Джону сладкие сны. "Ну и фантазия у этого ребёнка", - удивился он, понимая, к тому же, что строить стену не из чего. Но в ответ на его изумление маленький полководец вытащила из-за дерева палочки и шустро понесла к месту, где должна располагаться некая гипотетическая стена. Взглянув на своего белокурого воина, Джон с сомнением спросил, ещё раз тоскливо покосившись на свою кружку: - А что насчёт чаепития? Что, маленькие девочки больше не любят пить чай? Проигнорировав его реплику, как нечто, недостойное внимания, девочка взяла в руки одну палку и, выпрямив спину, наставила палку на отца, словно жезл или меч. - Ты копаешь ров! - повелительно сказала она. "Это нормальные маленькие девочки любят чаепития. А Эмма любит заставлять своего отца изображать послушного прапорщика. Абсурд", - усмехнулся про себя он, глядя в смелое лицо малышки, но "жезл", который оказался лопатой, взял. - Копай ров быстрее! До того, как придёт монстр! - скомандовала Эмма. И выражение лица такое серьёзное-серьёзное. Как кирпич, который преследует чью-нибудь неподозревающую макушку на протяжении двадцати этажей. - А твоя мама не может выкопать ров, когда проснётся? - снова тактика "надави на жалость", - Я не вполне готов... эээ к выкапыванию рвов, - пробормотал Джон, начиная чувствовать себя необразованным кретином рядом с этой маленькой, решительной девочкой. Но дочь его будто не слышала. Она очень быстро сооружала из прутьев нечто вроде загородочки, которая, вне всякого сомнения, должна была обозначать большую, неприступную стену и всё повторяла: - У нас совсем нет времени! - Эмма, - Джон впервые назвал её по имени. И эта интонация девочке не понравилась. Он всего лишь воспользовался правом взрослого. Взрослым разрешается повышать голос в любой момент, когда им нужно что-то получить от ребёнка. Сообразительная Эмма поняла это. Она удивлённо посмотрела на отца, ожидая объяснений. - Я не буду. Копать ров, - сказал он со вздохом. В ответ девочка посмотрела на него с чистым, ясным укором в глазах и ничего не сказала. Нижняя губа её чуть оттопырилась. - Поиграй... в эти игры с мамой, хорошо? - сказал Джон чуть мягче, видя это не по-детски глубокое выражение огорчения, - Всё равно мне это никогда особенно не удавалось. Но Эмма продолжала молчать, серьёзно глядя на отца и как бы что-то просчитывая в уме. Наконец, она произнесла тихо и твёрдо: - Ты сможешь, папа. Я в тебя верю. Она сказала это так, будто вопрос шёл о жизни и смерти. Джон немного смутился, а Эмма внезапно оглянулась, на личике её отразилась паника. - О, нет! - крикнула она с таким неподдельным отчаянием и упала за перегородку, что то выслеживая из этого укрытия, что Джон вздрогнул, вглядываясь вперёд: - Что случилось? - Уже поздно! Он идёт! Не успеем выкопать ров! Ложись, пап! - паниковала Эмма. С тяжёлым вздохом Джон присел на траву. Ну, хотя бы ров копать не придётся - и то хлеб. Однако, какое-то тревожное чувство шевельнулось у него внутри. Его дочь была не только фантазёркой, но и актрисой. Как здорово она разыграла испуг... Внезапно ветер качнул кромки деревьев, пробежавшись по траве, и Эмма вскочила с места, таща себя за воротник футболки куда-то в сторону и повторяя: - Ааа! Меня схватили! Пап! Он схватил меня! Спаси меня, папа! Спаси! "Потрясающая трагическая роль", - улыбнулся Джон, с любопытством наблюдая за дочкой. Однако, чем дальше Эмма уходила к железнодорожным путям, тем более тревожное чувство охватывало его. - Он тащит... тащит меня в свою пещеру! - вопила Эмма, - Он такой уродливый! Он схватил меня! Ну, спаси меня! Джон вздохнул. Чувствовал он себя, конечно, очень глупо. Однако, он взял в руки палку, которая ещё недавно была лопатой, и с воплем бросился вперёд, "спасать" Эмму. Отбиваясь от невидимых лап, он колотил по воздуху палкой, издавая рычащие, нечленораздельные звуки. Выглядело это очень похожим на шизофренический припадок, но Эмма была в восторге. Совершить маленькую, безобидную и на первый взгляд, непонятную глупость - иногда это тоже подвиг. Подвиг против собственных стереотипов. Джон даже представил себе этого монстра - он большой, похож на человека, с неуклюжим, крючковатым носом и злыми, крысиными глазками. После воображаемой схватки с монстром Джон подхватил на руки дочь и грозно заявил чему-то невидимому: - Отойди от неё, засранец! - Сделай его, папа! - смеялась Эмма, - Сделай этого сукиного сына! - Тронешь мою дочь, будешь иметь дело со мной! - продолжал рычать Джон. Наконец, монстр был повержен, и папа закричал, падая вместе с Эммой за перегородку: - В убежище! Назад в убежище! - У тебя получилось, папа! - ликовала Эмма, хлопая отца по ладошке, - Ты победил! Джон широко улыбнулся, а потом удивлённо спросил как бы невзначай: - Кстати, когда это ты начала говорить "сукин сын"? Таким раньше был наш герой... До того, как произошла выше описанная авария, Джону многое пришлось вытерпеть. Прежде всего, потерю жены. Затем - отлучение от отцовства. А мир шёл параллельно от него, как и раньше, шатаясь между пропастью и взлётом. Никто ничего не замечал в судьбе этого человека. Дневной мир ослепительно ярок и так же слеп. Ночь - иное время суток. Обратимся к той роковой ночи, когда в жизни Джона случилась ещё одна неприятность, предшествующая автокатастрофе. Это ночь, в которую его единственная дочь, его ребёнок попала в тяжёлое коматозное состояние. С одной стороны, эта ночь ничем не отличалась от других ночей. На небе светила полная луна, которую внизу затмевали крикливо горящие фонари. Жара спала, и по улицам гулял прохладный, немного пьянящий ветер. Большинство людей уже легло спать. У каждого из них своя жизнь. Свои мысли. Свои мечты. Такие простые мечты, которые для каждого важные. Каждый человек - мир. Иногда люди умирают. То есть, они при этом могут ходить по улице и разговаривать, но внутри себя быть погибшими. Таким образом гаснут звёзды в мире. Но звёзд так много, что мы этого не замечаем и ничему не учимся. А... если погаснут все звёзды, что станет с миром? Люди спят. Люди видят сны. В одной комнате кто-то погасил свет и уже собирается спать. В другой кто-то закрыл книгу, собираясь почитать её завтра... Кто-то поцеловал на ночь сына. А кто-то только завершил работу и с наслаждением захлопнул крышку ноутбука. В любом случае, все спят. Плохие и хорошие. Все бессильны перед сном, где каждый остаётся наедине с собственным неизведанным миром, про который так легко забыть утром. И в это время мир дневной уходит за кулисы. Уходят со сцен актёры... и остаётся то, что есть за гранью этого мира, который все почему-то зовут реальным. На пустынной улице между небольших домиков не было ничего и никого. Только свет фонарей освещал асфальт. Что происходит на улице, на которую никто не смотрит? Как она живёт? Как мыслит разум человека, когда он спит, и никто не контролирует его фантазию? Если мы не контролируем какое-либо место, это не значит, что в этот момент там ничего не происходит. Наоборот. Человек отворачивается, а за его спиной в это время, не смотря ни на что, живёт мир. И живёт так, как никогда не понимал жизнь человек. Увидеть это и представить, способны лишь дети и ангелы. Посередине дороги, на которую никто не смотрел, стали мелькать маленькие вспышки света. Раз - вспыхнула одна и погасла. Будто кто-то невидимый в воздухе на секунду зажигает звёздочки с непонятным звоном. Вторая, третья... вскоре на месте вспышек возник человек. Самый обычный человек. Темноволосая девушка по имени Миа. Увидев её на улице, никто бы не подумал, что это на самом деле совсем не человек. Она огляделась по сторонам, будто прислушиваясь. Ещё пару звенящих вспышек в воздухе - появились ещё два человека. Один темнокожий, могучего сложения парень, молчаливый и внимательный Лео и второй - меланхоличный и светловолосый с бледной кожей - Энди. Человеческие имена и лики, но у всех них было всего одно, объединяющее качество. Какая-то странная отстранённость во взгляде, блеск в глазах, который говорил о силе духа обладателей. Трое, не говоря ни слова, пошли вперёд по дороге, а за их спинами продолжали вспыхивать звёздочки. Появлялись ещё люди. Были молодые парни с быстрым и цепким взглядом и уже бывалые женщины. Все они совершенно спокойно подходили к дверям домов, к окнам и открывали их. На какой бы замок не была закрыта дверь, перед ними любая из них безропотно открывалась совершенно бесшумно, и таинственные гости беспрепятственно проникали в дома. На их пути не возникали сторожевые псы. Они спали вместе с хозяевами, и их чуткий слух и нюх не заметил ничего такого, от чего стоило бы поднять тревогу. Не говоря ни слова, посетители проходили в спальни к спящим людям. Проходили так свободно, будто были здесь тысячу раз. Каждый дом встречал их с распростёртыми объятиями. Но тихо. Чтобы никого не разбудить. С лёгкой, странной улыбкой на лице Миа подошла к спящему человеку. Её глаза видели больше, она знала мысли и сны людей. Она говорила с сознанием спящего человека так, как другие общаются с близкими знакомыми. И сознание доверяло ей секреты, отвечало ей. Она положила руку на лоб спящей женщины, тёплая искра проникла через это прикосновение в сознание человека. Она начинал видеть свой сон. Она видела, что идёт лёгкой, свободной походкой по нежно-зелёной траве. Чистый воздух проникает ей в лёгкие, высокая трава бьётся о ладони, ветер так знакомо ласкает волосы. Она видит мужчину своей мечты, которого не чаяла найти. Он делает ей предложение. А потом она выигрывает в лотерею. Как она удивляется, когда слышит номер своего билета! Она видит своего отца, по которому ужасно скучает, потому, что он умер. Вот он улыбается ей из-за садовой изгороди. "Я думала - ты умер! - говорит она, - Я была на твоих похоронах!" "Нет, нет. Я здесь. Всегда здесь", - говорит отец, обнимая дочь. Готово. Ей будут сниться хорошие сны. Сны, которые говорят о том, что всё в её руках. И на утро, возможно, она будет легче идти по жизни. Кому из нас не снились подобные сны? Сны, после которых приятно и немного печально просыпаться. Сны, которые оживляют мечты и надежды, что так губительны, но и необходимы нам, потому что мы люди. Так работает каждый из этих странных людей, которых никто никогда не видит. Проделав работу, они исчезают так же без слов, как и вошли. И дом отпускает гостей без сожаления и просьб вернуться. Нужно будет - вернутся. Следующей ночью или в следующем году. Каждый видит свой сон. Кто-то видит, как он на чемпионате по бейсболу забивает лучший в истории мяч. Или как в школе его внезапно целует любимая девушка. А потом он даёт концерт с собственной группой перед толпой фанаток. У каждого свои мечты... Слава, деньги, любовь. Женщинам снится утраченная, но вновь вернувшаяся молодость. Детям сладкое, а влюблённым - внимание тех, кого любят. Но на этой улице были и те, кто совсем не хочет спать. Это мог быть кто угодно. Пьяница, шумная компания друзей или... Эмма. Эмма и правда не спала. После того, как её отлучили от отца, её отправили к бабушке с дедушкой. В эту ночь она затеяла очередную войну с игрушками. Она была во власти воображения. То она видела поле брани, где за королевство сражаются рыцари, то переговоры в тронном зале. А правительницей королевства, конечно, была она... Когда люди не спят, рядом с ним всё равно есть кто-то, кто ждёт, когда он заснёт. Так же как и все, одна из странных невидимок пробралась в комнату Эммы. Увидев, что та не спит, Аллель (так звали невидимку) села и стала с интересом наблюдать за малышкой. Конечно, ребёнок её видеть не мог. Эти существа обитают за кромкой реальности, за её кулисами. Девушка немного отличалась от своих собратьев. У неё была довольно специфическая внешность. Бледное лицо правильного овала, глаза смотрят на ребёнка со снисходительным любопытством, орлиный нос настоящей колдуньи давал её лохматому профилю немного птичий вид. Но при этом она была красива. Её подопечной на этот раз оказалась Эмма. Такие задания Аллель нравились больше всего. У детей обычно очень интересные и яркие сны. После такой работы Аллель сама себя обычно чувствовала ребёнком. - Спокойной ночи, принцесса, - говорила тем временем Эмма с важным видом кукле, - Пора отдохнуть вашей красоте. Ваше высочество одарило сегодня весь мир своей красотой. Пора спать, а завтра продолжим путешествие, - после чего она шустро поцеловала куклу в лоб и пошла с плюшевой собакой к шкафу. Но на полпути развернулась и крикнула, - Мятежники напали на базу! Сэр Лоренс, вышлите кавалерию! - вопила плюшевая собака кролику. Но кролик, ясное дело, лежал смирно и не думал шевелиться, - Сэр Лоренс, что с вами?! О, нет, - патетически отчаянным голосом протянула Эмма, - Почему? Он был так молод... - внезапно девочка замолчала и прислушалась. С её лица исчезло выражение трагизма, и возникла осторожность. Она вытянулась по стойке смирно, чего-то выжидая. Её куратор Аллель тоже прислушалась и улыбнулась. К двери подошла бабушка и сказала: - Эмма, ты же там не играешь? На лице её внучки изобразилась судорожная попытка сообразить. Наконец, она сделала важный вдох и стала очень старательно храпеть. Храпеть у неё получалось не хуже чем у дедушки. У храпа можно было различить музыкальные фазы вроде крещендо, например. Куратор склонила голову в беззвучном смехе. - Это очень убедительный храп, - усмехнулась бабушка, помолчав, - но ты должна погасить свет, молодая леди, - храп немедленно прекратился. Спустя секунду погас свет, - спасибо, - улыбнулась бабушка, уходя. - Спокойной ночи, бабушка, - громко сказала Эмма. - Спокойной ночи, лунатик... - рассмеялась бабушка. Ну вот. Эмма закрыла глаза. Куратор, вздохнув, села на постель и протянула руку ко лбу девочки. Настал и её черёд видеть хорошие сны. Всё шло гладко, как думала Аллель. Утомлённая игрой, девочка почти сразу заснула. Работа кураторов, которых, кстати, можно назвать ангелами, скоро должна была подходить к концу. Ночь проходила на удивление без происшествий. Но внезапно на улице стало происходить нечто странное. Стало холодно. Исчез летний ветерок, воздух застыл и стал совершенно безжизненным. Тени домов и машин будто ожили. Они наползали на свет от фонарей, поглощая его. И сам свет потихоньку везде гас. Часы пробили три часа после полуночи... В полной темноте появился тусклый свет. Когда светлое пятно на асфальте выросло, от тени выделился чей то силуэт. Непонятно, что это было за существо. По телосложению он был похож на человека. Тело его закрывала плотная, чёрная одежда, лицо его было закрыто прямоугольной, стеклянной линзой, за которым лицо искажалось весьма неприятным образом, как в злом кривом зеркале. Спустя секунду следом за ним появились ещё несколько таких же странных существ. Так же, как их предшественники, они беспрепятственно заходили в дома и спальни к людям. Но что-то тревожное приходило вместе с ними, и дома впускали этих существ не так охотно, как ангелов. Миа уже ушла, когда в комнате её подопечной появился этот странный человек с линзой на лице. Женщина, нахмурившись во сне, инстинктивно отвернулась, когда у её постели появился странный человек, который невольно внушал ужас. У него было непримечательное лицо. Такое же, какое может быть у любого среднего гражданина. Но за этой линзой лицо выглядело синевато-бледным. Выражало оно полное безразличие, и холодная, презрительная улыбка постоянно была на губах. Он спокойно стоял в стороне и впивался взглядом в спящие глаза женщины. Его бесформенная тень поползла по полу. Эта тень была темнее тьмы. Подёргиваясь, она проскользнула к постели, и её край закрыл лицо женщины. Улыбка незнакомца стала шире. В этот момент во сне спящей стали происходить изменения. Сбывался самый худший кошмар - её фобия - вода. Ей снилось, что она долго и мучительно тонет. Странные блики бегали по стеклу линзы - то ли отблески адского пламени, то ли отзвуки снившихся кошмаров. А улыбка была такой же безразличной и холодной. И уверенной. Женщине снилось, как про неё сплетничают, говорят о ней гадости. Чувство стыда. Неумолимого стыда до мурашек прожигало тело. Ей снилось, как из её рта течёт кровь, и её не остановить. Не остановить потоки крови. И вместе с кровью выпадали зубы. Кажется, утром кого то ждёт дурное настроение. Кто-то не выспится. И так везде. Глупые страхи и фобии, самонаказание и неверие в себя, жажда причинить зло или отомстить... Обо всём этом говорит подсознание людей. Подсознание делает выбор. Зло или добро? Развиваться, идти дальше... или умирать просто так, незачем? Человек делает выбор в своём мире. Человек слушает голос. Он может говорить тихо и сладко, улыбаясь и навязываясь, а может говорить правдиво и резко. Каков выбор? Кому-то снится позор. Кому-то уродливость, потому что он боится потерять красоту. Кому-то снится боль или смерть... В такие моменты человека кто-то ругает. Ему снится, что близкий ему человек говорит ему в лицо всё самое плохое, что он сам о себе думал. Снится, что тебя пытает или убивает любимый человек. Эти странные люди тоже говорят с подсознанием людей. Они имеют на это право, потому что сознание человека всегда само выбирает - какому из этих голосов отдавать предпочтение. К Джону тоже раньше приходили такие люди. А после смерти его жены Шелли стали приходить каждую ночь. - Ты больше не можешь уделять много времени семье, у тебя есть дела поважнее, - говорил ему странный человек во сне, - Они постоянно упрекают тебя в том, что ты уделяешь им слишком мало времени? Они завидуют тебе! Ты работаешь и трудишься ради них, а они этого не ценят! Почему никто не замечает, какой ты особенный и замечательный? И Джон тоже выбирал, какой голос ему слушать. К какому голосу стоит отнестись с доверием. Конечно, ему нравилось понимать, что он особенный, но его никто не ценит... Это был такой тихий и сладкий шёпот, который внушал, что гордость и одиночества - удел сильных. При этом за гордостью и одиночеством понималось гордыня и бегство от себя самого... Сколько людей, слушая этот тихий, сладкий, незаметный шёпот, делали неправильный выбор? Вернёмся к той самой улице, на которой начали происходить странные события. Там возникло ещё одно существо. Одето оно было страннее, чем насылающие кошмары существа, которых мы тут назовём демонами. На нём висели лохмотья, лицо его закрывал драный капюшон. Его могучая фигура шла медленно и как-то неуклюже. Он сутулился, в темноте бегали избегающие света тёмные глазки. За плечом его висела какая-то котомка. На поясе у него находилось множество безделушек. Он не был человеком, но не был ни ангелом ни демоном. Производил он удручающее впечатление... Медленно, но верно, он направлялся к дому Эммы, которая видела свой светлый сон. Воистину, лицо его было уродливо. Оно было очень худое, а из середины лица вырастал ужасно нелепый, большой, кривоватый и длинный нос. Аллель ушла. Задав программу сна и предоставив малышке самой строить сны, она направилась в сторону другого дома, где выполняла свою задачу её подруга - Ариадна. Её не было рядом, когда уродливый, странный путник, которого все знали под именем Инк, беспрепятственно оказался в спальне малышки. Он огляделся по сторонам. Детская спальня была уютно обставлена и убрана. Но, что самое, классное, вокруг не было ангелов. Во всяком случае, куратора девочки он не видел. Перед ним лежала малышка. Ниже его раза в два и в три раза тоньше. Она спала на редкость спокойно. Взглянув на её лицо, по ссохшейся душе путника прошлась волна боли. Инк всегда жил с этой болью. Он так к ней привык, что уже не представлял, как можно иначе. Скривившись раздражённо, Инк подошёл к кровати девочки. Пока что всё шло гладко. Он приблизил свою руку ко лбу ребёнка и сделал короткое нажатие в центральную область. В этот момент она резко проснулась. Её сознание отделилось от тела. Произошло это так резко и быстро, что Эмма не поняла, что произошло. Острая вспышка страха, и вот она сидит в своей постели. Оглядевшись, она никого не увидела. Инк спрятался. Вздрогнув, словно от озноба, она осторожно легла обратно. Она пыталась убедить себя, что спит, но её сердце почему то говорило ей бежать. Чувство, что кто-то рядом, не давало ей покоя. "Здесь никого нет. Я не верю в страшных монстров, - повторяла Эмма, - Бабушка меня засмеёт, если узнает, что я верю в чудовищ...". Тем временем, оставаясь бесшумным и невидимым, Инк приближался к постели девочки. Он раньше никогда не контактировал с людьми, но, во всяком случае, теперь он понял, что это совсем не трудно. Он был уже готов заставить Эмму пойти с ним, но в этот момент... он почувствовал чей-то гнев. Это был ангел-куратор. Аллель почувствовала страх подопечной и вернулась. Разбив окно, она оказалась в комнате. При этом... окно мгновенно собралось из осколков обратно, будто ничего не было. И всё это без единого звука. Просто будто ветер ударился в окно... Сразу, как только она оказалась в комнате, она поняла, что дело плохо. Обычно, потерянные души не осмеливаются контактировать с людьми, но этот экземпляр был очень необычен. И очень силён. Про него складывали целые легенды. Его звали Инк. Аллель видела перед собой старую, мудрую, светлую, но совершенно опустившуюся и разбитую душу, которая ещё не потеряла всего своего могущества, но не обладала ни памятью ни чувствами. На переговоры времени не было. Куратор немедленно попыталась выгнать заблудшую душу, но тот отбивался. И очень уверенно. Эмма, увидев, что происходит, одеревенела от ужаса. Этот стукнувший в окно ветер, внезапно появившийся в комнате сквозняк... а затем - страшный человек в лохмотьях и гибкая, темноволосая девушка... почему-то дерутся в её спальне! Сжавшись в комочек, она попыталась успокоиться. В сознании её всё перемешалось, и она никак не могла попасть к двери, чтобы выскочить в коридор. Мало того, она увидела собственное тело на постели и так испугалась этого, что смогла лишь обнять свои коленки и сидеть, дрожа от ужаса. Аллель дралась при помощи чёрного, дубового посоха или шеста, который считала своим оружием и талисманом. Для заблудшей души соприкосновение с ангелом не несёт ничего приятного, поэтому на уродливом лице Инка было написано отчаяние. Куратор знала, что значит это отчаяние и понимала, что одна она не справится. Когда крысу загоняют в угол, она начинает бросаться на человека. Ангел знала, на что способна заблудшая душа, которой нечего терять, в драке с ангелами. В конечном счете, сломан был и посох и, судя по всему, нос девушки. В голове её мелькала только одна мысль: "Нельзя отдавать дитя ему!" У каждой заблудшей души есть шанс стать либо выше по уровню своего развития, либо упасть. Но каждый сам для себя и определяет развитие. Есть множество таких душ, которые выполняют приказы демонов ради того, чтобы им самим стать демонами. Они думают, что так они получают свободу. И, судя по всему, эта сильная душа решила стать демоном, а девочка - плата. Вернее, плата - душа девочки. "А вечер так хорошо начинался!" - с тоской подумала куратор, пытаясь понять, что случилось с её носом. Инк подхватил на руки Эмму и быстро понёс к выходу. Девочке было жаль красивого ангела, которая корчилась от боли на полу. Рассердившись, куратор схватила незнакомца за ноги, и тот упал, выпустив девочку из рук. Не теряя времени. она набросилась на непрошенного гостя с металлической трубкой, которую всегда носила вместе с шестом. Один удар в солнечное сплетение. И ещё один... в место поуязвимей. Куратор увидела на поясе путника небольшой барабанчик. Каждый, кто окажется в коридоре между измерениями, должен иметь при себе ключ. И этим ключом был именно барабанчик. Ударив по нему определённое количество звуков нужной частоты, можно было открыть необходимую дверь. "Если я его не задержу, то хотя бы помешаю...", - подумала куратор и воткнула жезл в барабанчик. Путник этого не заметил. Он задыхался, хотя уже приходил в себя от удара. Прорычав что-то невнятное, он оттолкнул ангела от себя ногами, и она перелетела из коридора второго этажа через перила в гостиную первого этажа, проломив спиной стол. Да, подмога была сейчас просто необходима. Тем временем бедная Эмма, не понимая, что её тело сейчас лежит в спальне, а сознание бродит само по себе, побежала к спальне дедушки. - Дедушка! Дедушка! - кричала девочка, дёргая за ручку двери. Почему он её не слышит? В панике Эмма колотила ручками по стене, но никто её слышать не мог. Внезапно в конце коридора возникли двое. Светловолосая девушка и парень. Испугавшись их появления, Эмма попятилась назад, и её схватил незнакомец. А ведь это была подмога. Ангелы соседних домов почувствовали и услышали, что что-то не так. Криво усмехнувшись безгубым ртом, заблудшая душа вместе с Эммой прыгнул со второго этажа в гостиную первого. Следом за ним прыгнул один из ангелов. На секунду незнакомец ослабил хватку, и Эмма оказалась на свободе. Она тут же спряталась, наблюдая за происходящем. Прежде всего, этот тип был силён. С ним дралось не менее пяти взрослых ангелов, а он ранил одних и отбрасывал других, рыча. словно раненый лев. Затем Эмма заметила, что чтобы они в доме не разрушили, через секунду это восстанавливалось. "Может, это сон?" - подумала она, но тут же нахмурилась. Локти, на которые она упала, болели совсем нешуточно. Тем временем Инка загнали в угол. Но в какой-то момент он раскидала всех ангелов от себя по местам. Схватив Эмму, он понёсся прочь. Ещё один ангел на пути. Совсем молодой. Он схватил душу за голову голой рукой, и Эмма снова оказалась на свободе. Ноги её одеревенели. Нужно было бежать. Вот только она чувствовала себя совсем не так, как раньше. Она была сбита с толку и совершенно растеряла здравый смысл. Всё, что она понимала - надо бежать. Но она успела доковылять деревянными ногами только до коридора. На неё снова бежал этот страшный незнакомец. "Не может быть, - повторяла про себя куратор, пытаясь встать, - Самая обычная душа... оказалась сильнее пятнадцати ангелов? Кто он такой?" Кто-то попытался помочь ей встать, но она крикнула: - Нет! Беги за девочкой! Тело у неё болело, вместо лица кровавое месиво. Конечно, всё сгладит быстрая регенерация, но не сейчас. Сейчас у неё больше болела душа. Её самый важный подопечный в беде, а она едва может стоять на ногах! Инк вырвался из дома. В это время один из ангелов подал клич, и ангелы со всей улицы понеслись выручать малышку. Вот только они были далеко. Он бежал вместе с ребёнком так, будто у него крылья за спиной. Следом за ним по улице бежали ангелы. Они уже были готовы его перехватить, но он открыл портал в коридор между измерениями и исчез с улицы, будто его не было. След был утерян. Ангелы остановились. Они молчали. Каждый из них понимал, что теперь только чудо может спасти ребёнка. Куратор, видя, как исчезает незнакомец с ребёнком, ощутив укол боли в сердце, подумала с ироничной улыбкой, как зол будет он, когда поймёт, что ключ сломан. Таким образом, прошла эта странная ночь. И в эту ночь Джон спал. Никто ничего не заметил. Только на утро бабушка Эммы увидела лишь слабо дышащее тело девочки... Когда утром Джон проснулся, странное, давящее и пустое чувство обитало в его грудной клетке. На самом деле, начинался самый обычный день. Такой же день, как и все остальные в его жизни, не считая того, что на этот раз ему хотелось удавиться. На дворе утро. Он уже сорок минут назад поднялся с постели, но сидел на одном месте и слушал далёкий вой сирены. Он ненавидел этот звук. В комнату не проникали солнечные лучи. Перед окнами росли новостройки. И их Джон тоже ненавидел. Вязкое время мешало двигаться, думать, жить. Хотелось остановить время. Остановить мир. И уйти. Уйти туда, куда ушла его жена. Чтобы не чувствовать чувства вины и стыда... Но. Тело стало двигаться. Джон медленно поднялся с постели. Окинул сумрачным взглядом мир из окна. Наросшая на выходных днях щетина неприятно пахла. Когда он мылся в последний раз? Не важно. Нашарив рукой пульт, Джон включил телевизор. Опять новости? Нет, пожалуй, лучше уйти из комнаты. Услышав голос диктора, он поморщился и пошёл в душ. Ледяная вода заставила его встряхнуться. Теперь осталось сбрить щетину. Он сбрил лишнюю, оставив изящную бородку, подстриг кончики бакенбардов... Оделся в деловой костюм и пошёл на кухню. Может, его спасёт его любимый заварной кофе? И он проглотил кофе, не задумываясь, не заметив вкуса, но немного взбодрившись. Во всяком случае, у него были силы выглядеть бодрым. Теперь просмотр финансовых сводок из газет, чтобы быть готовым к вопросам. И последний штрих - улыбаемся. Джон подошёл к зеркалу, завязав галстук. Некоторое время он мрачно и неприязненно смотрел в своё лицо. Тяжёлый вздох. Улыбаться? Ему впору прыгать из окна. Он опустил взгляд, вдохнул воздух и слабо, но довольно уверенно улыбнулся себе в зеркало. "Правдоподобно, - отметил он для себя, - но как-то вяленько". Он вздохнул и вновь улыбнулся себе, иронично дёрнув бровью. Получилось очень неплохо. Шикарная маска. Глядя в своё лицо и не узнавая его, Джон медленно стёр улыбку с лица, вглядываясь в свои глаза. Через все маски на лице, из души рвалась боль и горечь. "К чёрту боль", - мрачно отмахнулся он. Он сел в свою шикарную машину и отправился в офис. Выйдя из лифта, он принял деловое, но немного лёгкое выражение лица. "Так, - подумал он, - сейчас главное не получать плохих новостей". И в этот момент ему на глаза попалось лицо Роджера, его напарника, который явно терял голову от паники. Увидев его, Джон предостерегающе поднял руку: - Нет. Только не этим утром, Роджер. Я ненавижу этот взгляд. Не выношу этот испуганный взгляд. - Джон, ты не понимаешь. У нас кризисная ситуация! - залопотал он в ответ Роджер. - Не неси чушь. У нас ни разу не было кризисной ситуации, - огрызнулся Джон. - Говорят, что Аполло склоняется в сторону Гамильтона. Джон остановился и на повороте медленно развернулся к трясущемуся напарнику. - Прошлой ночью Гамильтон неожиданно понизил процентную ставку и... - Эй! - довольно грубо перебил его Джон, - Что всё это значит? - С шести... до пяти с половиной процента, - вздохнул Роджер, - Нас перехитрили. Обвели вокруг пальца. - Откуда ты знаешь? - Джон постарался сохранять хладнокровие. - Контракты Карла, - пробормотал Рождер тихо. - Ну да, - кивнул Джон, меланхолично поинтересовавшись, - Какого черта? Кто им позволил это провернуть? Проклятая маклерская контора... Аполло хочет Гамильтона. Гамильтон не нашёл бы и толстяка на рынке. Пошёл он... и Гамильтон. Все они, - Джон развернулся, собираясь направиться в кабинет, - Дело плохо. Я хорошо знаю этих ребят. то, что они сделали, понизив ставку, это чертовски отчаянный шаг. Слушай, Роджер... - сказал Джон, помолчав, - если сегодня сделка сорвётся, то я убью тебя собственными руками. И Джон почти не шутил... Он проследовал в свой кабинет, пытаясь привести в порядок мысли. Сел в кресло, сделал пару звонков. Пока что выходило, что дело со сделкой можно решить, правда, шансов мало. Внезапно раздался довольно настойчивый стук в кабинет. Увидев в дверях отца своей погибшей жены, Джон неприязненно сморщился и пронзил выразительным взглядом пожилую секретаршу. - Извините, - пробормотала она, - он сказал, что это важно. После чего она поспешила удалиться. Внутри Джона поднималось раздражение. - Что ты здесь делаешь? - мрачно поинтересовался он у посетителя. - Я не мог до тебя дозвониться, - на лице у дедушки было написано напряжение и беспокойство. - Если бы я хотел связаться с тобой, Рон, я бы это сделал, - заметил Джон. - Эмма в больнице, - пробормотал он. От этих слов что-то болезненное ткнулось в сердце Джону. Он некоторое время молчал, собираясь с мыслями. - Они говорят, что у неё был какой-то приступ, - голос Рона был хриплым и вконец убитым. Стараясь удерживать на лице спокойное выражение, Джон поинтересовался: - Она в порядке? - Она жива, - уточнил Рон, усмехнувшись, - но она до сих пор без сознания. Сейчас она в коме. Чувство, что у него выбили из-под ног землю, пронзило Джона пустотой. - Что они предпримут? - спросил он убито. - Они пытаются не допустить ухудшения, но... Приступ серьёзно подорвал работу её сердца, - сбивчиво объяснил Рон, - всё может привести к его остановке. Тяжёлый вдох. Выдох. Невидящим взглядом Джон окинул небо за окном. Небо выглядело не голубым, а каким-то мутно-серым... неужели, он теряет зрение? Или что-то другое? А потом раздалась фраза: - Ты нужен Эмме... Кэдди и я с ней, но ей... ей нужен её отец. Эту фразу сказал Рон. Человек, который сделал всё, чтобы его, родного отца, отлучили от неё. Кинув на деда испепеляющий взгляд, Джон поднялся со стула и сказал как можно сдержаннее, хотя в нём клокотала боль и обида. Боль за ребёнка и старая, жгучая обида на то, что когда-то его от ребёнка отлучили: - Это больше меня не касается. Рон стушевался и сказал: - Послушай, мы должна забыть обо всём этом ради твоей дочери... Снова укол боли, но Джон понимал, что Рон прав. Он пробормотал: - Что я могу сделать? - он задал вопрос, чтобы и правда узнать, чем может помочь, но внезапно в его сознании шевельнулся тихий, вкрадчивый шёпот: "Он хочет управлять тобой...". Содрогнувшись, Джон разом вспомнил все обиды и выплюнул, - Я спрашиваю, Рон, что я могу сделать теперь! - Рон немного опешил, подавшись назад. Добрый в душе старик, он чувствовал свою вину перед Джоном и искренне хотел примириться, поэтому такой негативный отпор сильно его огорчил. - Что? - давил Джон, - Теперь я достаточно хорош для того, чтобы быть её отцом? - Джон, - тихо и твёрдо окликнул его Рон, - мы действительно должны забыть об этом. Всё это в прошлом... - Точно? - саркастически усмехнулся Джон, - Для меня это - чёртово настоящее, Рон! Слушай, ты убедил всех, что я антихрист, и что ты заберёшь её от меня! Ты не можешь оставить это в прошлом! Потому что я этим живу! Рон печально опустил глаза. Он был сильно уязвлён. Ему пришлось через многое переступить, чтобы первым настойчиво добиваться примирения. Чувство вины перед Джоном и внучкой, которая скучала по отцу, сделало своё дело, и он захотел всё исправить. Видя в глазах Джона такой явный гнев и непримиримую злобу, он даже на пару секунд потерял дар речи, думая, какой бес в него вселился. Тем временем какой-то иной голос в сердце Джона очень тихо и мягко укорял его в том, что он делает. Он и сам понимал, что нужно сейчас уступить, подумать о дочке, забыть обиды, но это так сложно, когда что-то подстёгивает эту обиду, какой-то голос напоминает о ней... Даже понимая, что он действует не правильно, Джон не мог поступать иначе. - Успокойся, Джон, - удивлённо и огорчённо сказал Рон, стараясь быть спокойнее и тише, - я ведь понимаю, что ты сильно переживал... - О, Боже, - закатил глаза Джон, - он понимает... Прекрати! Я не хочу это слышать! Не хочу! - раздражение и боль поднимались в нём комом. Спокойный и успокаивающий тон Рона убеждал его, что он не прав и нужно забыть обиды, но чем больше он казался Джону правильным, тем сильнее поднималось в нём раздражение. Тогда старик замолчал, ясно и твёрдо глядя в воспалённые глаза Джона. Он не узнавал этого человека. Он хотел извиниться, хотел всё вернуть, хотел помочь, но теперь он видел, как с торжествующей злобой и саможалением Джон сказал: - У меня нет дочери больше, помнишь? Тебе о чём-нибудь говорит это? Старик тут же представил, как тут стоит Эмма. В больничной рубашке, похудевшая и очень печальная. И слышит, что говорит её любимый папа. Ему стало обидно не за себя, а за ребёнка. Рон понял, что таким образом Джон попытался сделать ему больнее, низко отомстить, забыв про чувства к ребёнку. - Джон, - из-за двери выглянула секретарша, - простите... мистер Хаттсон спрашивает вас. - Я знаю, Джудит, - махнул рукой Джон и с холодным презрением посмотрел на своего "противника". В голову ему пришла мысль, как сделать ему больнее и как при этом не сильно мучиться совестью из-за ребёнка. Он быстро повернулся спиной и пошёл к письменному столу. Вырвав из чековой книжки бумажку, он черкнул на ней ручкой и, бросив её на стол, сказал: - Уходи. - Я пришёл сюда не для этого, - нахмурился Рон, даже не взглянув в сторону чека. - Хочешь поговорить о жизни? - невесело усмехнулся Джон, - Вот я действительно на границе жизни и смерти! В многомиллиардной сделке! "Сделка? Деньги? О чём говорит этот человек?" - изумился Рон про себя, оглядывая Джона. - Ставка - тысяча людских жизней, - отрезал Джон, - а это важно. И ЭТО моя семья. ЭТО всё, что у меня осталось. - Мы сделаем всё возможное для неё, - скрывая негодование, пробормотал Рон, - но... сейчас ты нужен ей, - глядя, как он продолжает собираться на встречу, и ни единый мускул не дрогнул на его невозмутимом лице, Рон воскликнул, как бы призывая небеса в свидетели, - Господи, Джон, да выполни же ты свой отцовский долг! Он впервые повысил голос. В сердце его до сих пор жила вина, и он стремился изгладить её. По сути, всё, чего хотел бедный старик - извиниться перед Эммой за то, что отнимал у неё отца... Пусть он и гулял по барам и не уделял ей время, но он всё-таки был её отцом. И сейчас все планы Рона рушились. Джон замер, оглядев его. "Это ничтожный человек", - говорил в его душе вкрадчивый и сладкий голос. Новая волна раздражения поднялась в Джоне, и он презрительно усмехнулся: - Долг? Что для тебя значит долг? Ты не общался с Шелли пятнадцать лет, а потом внезапно появляешься на её похоронах! Да, о каком, вообще, долге ты говоришь, Рон?! Слушай, опека над Эммой не очищает тебя от всего этого дерьма! Ты по-прежнему мошенник! Ты живёшь с этим каждый день? - Я пытаюсь... пытаюсь удержать тебя от совершения моих ошибок, - горестно пробормотал Рон, вспоминая, как гордость и тщеславие не позволили ему за пятнадцать лет ни разу не увидеться с дочерью. А затем, какую страшную боль он испытал, когда, наконец, решился, но успел лишь на её похороны... - Да, пошёл ты, Рон! Я не ты! Не разыгрывай передо мной старого мудреца! - ярость бушевала в нём. Видя, как старик сжимается под бременем вины и горя, это подливало масло в огонь его какого-то противоестественного торжества. - Как ты не понимаешь! - взорвался Рон, - Дело сейчас не в тебе и не во мне! Самое главное, о чём нужно думать - это Эмма. Малышка Эмма - твоя дочь! - Проваливай, - хладнокровно отрезал Джон. - Я прошу тебя, Джон... - повторял Рон, с изумлением глядя в его почерневшие от гнева глаза. - А я не буду ждать охраны, чтобы выбросить тебя отсюда, - глухо прорычал он в ответ, не мигая. Это был конец. Рон понял это. В лице Джона на тот момент не было ничего человеческого. Даже сами черты лица под влиянием гнева стали какими-то незнакомыми. Чересчур острыми и будто звериными. - Она в лютеранской больнице, - спокойно покачал головой Рон, внимательно посмотрев на Джона и уходя. Глядя, как он уходит, склонив голову в немой скорби, так и не взяв проклятый чек, Джона наполнило чувство тщеславной удовлетворённости. "Все теперь ползают у твоих ног!" - подобострастно шепнул голос в сердце. И этот голос жестоко забивал боль в сердце, отгонял все мысли о том, что в больнице лежит его ребёнок. Ребёнок, которому одиноко, который блуждает в темноте и может никогда оттуда не вернуться. Он работал в этой конторе около двух лет. Когда ему удалось продать пять миллионов грязных облигаций какой-то компании, Шелли была ещё жива. Она радовалась успеху мужа, но её сильно беспокоило то, что он проводит время на работе и в барах, почти не уделяя времени ребёнку. Джон считал это чепухой. Он был горд своим успехом, сотрудники аплодировали ему, завидуя этому удачливому блеску в его глазах, а голос в сердце пел: "Ты сильный и гордый одиночка. Тебе никто не нужен. Ты сам будешь всеми управлять!" Так легко и сладко было слушать этот голос. И даже почти не больно... После этой авантюры Джону удалось неплохо посидеть в баре. - Эй, парень! - его окликнул один из его начальников, - А это ты на меня работаешь? Ты - Джон Салейман? Я - Скотт Гамильтон. Слышал - ты перевёл кучу денег... Пять миллионов - это счёт на большую сумму. - О, да, - улыбнулся Джон, понимая, что только что обрёл классного союзника, - сер, мне просто повезло! На следующий день фортуна вновь улыбнулась ему. - Эй, Тод, - сказал Джон, - помнишь многодоходный счёт, который ты бросил обратно в банк? Только что я продал его! - Я ненавижу тебя, - усмехнулся Тод. На лице Джона играла улыбка... Ещё бы. Теперь сам Скотт Гамильтон приглядывался к нему. Карьера начинала идти в гору. Таким образом, его поставили в начальники, дав ему свой кабинет. У него появилась дорогая машина, дороже и длиннее становились вечеринки. Да. Он стал самодостаточным. Он большой босс, и сам всего добился. Джон помнил, как незадолго до смерти Шелли, как-то вернулся домой пьяным в стельку. Снова выдалась удачная сделка, и он был королём на этой вечеринке. На кухне он налил себе воды, усмехнувшись тому, как ему легко всё удаётся. И весь мир у его ног. - Значит, это смешно? - тихонько спросила подошедшая к кухонному столу Шелли. Джон обернулся и увидел в глазах жены печаль, - Сколько ещё ночей это будет продолжаться? - спросила она без улыбки. - Эй, - улыбнулся Джон, - сегодня у нас великолепный день! То есть, мы... мы просто должны были это отметить... ты понимаешь, - он вновь отвернулся, чтобы глотнуть воды. В глазах Шелли мелькнула скорбь. Она помнила, как раньше и он и его друзья, которых, хотя в то время и было немного, но это были хорошие люди, собирались дома на тёплые посиделки после каждого маленького успеха. Теперь ни на друзей, ни на семью у Джона времени не было, а успехи он праздновал в компании людей, которые с ним мало знакомы и втайне завидуют ему. - Посмотри на меня, - сказала Шелли, не понимая, каким нужно быть слепым, чтобы не замечать несчастья в глазах любимого человека. Джон тяжело вздохнул. Разговор принимал оборот, которого ему хотелось бы избежать. - Что? - неприязненно поморщился Джон, поворачиваясь. - Остановись... Послушай, это должно прекратиться, - говорила Шелли, - ты же не можешь всё время где-то пропадать... "Она ненавидела твой успех!" - шепнул сладкий голос внутри Джона. Улыбка сползла с его лица. Можно считать, что теперь, как бы ни была убедительна Шелли, она не смогла бы донести до него то, что говорило её сердце. - Милый, - Шелли силилась улыбнуться, - у тебя ведь есть ещё и другая жизнь, о которой ты забываешь. Джон холодно на неё посмотрел, но не ответил. В грудь ударил укол совести. Всё-таки, он очень любил Шелли и понимал, что она права, но голос шепнул ему, заглушая совесть: "Она ничего не понимает. Сейчас ты не можешь изменить этой ситуации и уделять время семье". Совесть утихла. Появилось чувство саможалости. Ночи не прекратились. И по-прежнему Эмма могла часами наблюдать, как работает папа, но прерваться он не мог. И по-прежнему холодные ночи, и циничные будни. Семья стала растворяться... А потом... Боже, когда он успел так сильно обо всём этом пожалеть? На похоронах Шелли. Когда он стоял в церкви. В душе его шевелилось раскаяние и отчаяние. Он ненавидел себя, но вернуть время назад не мог. И даже извиниться не мог. А за спиной он слышал голоса, обсуждающие его - непутёвого отца и никудышного мужа. Он остался один среди этих голосов. Словно ветер в деревьях в ночном лесу, эти голоса гудели в церкви. Люди будто позабыли, что находятся в святом месте. А Шелли... Шелли лежала в белом саване. Такая мирная, спящая. И она не могла уже больше подойти, улыбнуться и сказать ему: "Не слушай их, милый. Я люблю тебя"... Он будто остался ничей. Без защиты от целого мира чужих голосов. "Ты был такой пристыженный на похоронах..." - зудел сладкий голос, заставляя Джона с ещё большим усердием себя ненавидеть. И вспоминать суд, на котором от него отобрали Эмму. - Мистер Салейман, ваша семья вытерпела уже достаточно много, - говорил судья. И его аккуратно побритые щёки внушали Джону ещё большее омерзение, чем бесстрастный голос, - Мне неприятно, что она должна пережить ещё больше. Тем не менее, вынужден признать, что с вашим употреблением наркотиков в прошлом и вашим небрежным обхождением с дочерью, необходимо дать вам время на анализ своей жизни. Я вижу, что в настоящее время вы не способны опекать дочь, поэтому суд постановил, отдать опёку над ней её бабушке и дедушке... А Джону хотелось закричать: "Хватит! Остановитесь!" Он так спешил к машине, что уронил бумаги на асфальт. Какая-то симпатичная женщина будучи, видимо, в хорошем расположении духа, предложила помочь их собрать, но Джон резко оборвал её, и обиженная дама поспешила удалиться, бросив ему вслед: - Козёл... И где-то в глубине души Джон понимал, что незнакомка права. *** Внезапно исчезли все звуки улицы и шум шагов ангелов за спиной. Эмма оказалась в тёмном и холодном месте. В этой темноте двумя рядами мелькали окна. В одном таком окне можно было увидеть проезжую часть, улицу. В другом - поле подсолнухов. Это были двери в измерения. Здесь было холодно, пространство казалось вязким. Звать на помощь было некого. Эмму вели, но она беззвучно упиралась руками и ногами. Незнакомец молчал и обращал внимания на её попытки выбраться не больше, чем на пыль под ногами. Наконец, он отпустил её. Эмма понимала, что бежать бесполезно и некуда, поэтому упрямо нахмурилась и села на странный белый песок под ногами, напоминавший толи прах то ли пепел. На лице незнакомца было написано радостное возбуждение. Он увидел окно с знакомым помещением. В нём было пусто. Посередине пустой комнаты стояла лишь ванная. Именно туда нужно было ему попасть. Место жертвоприношения. Он нашарил рукой на поясе барабанчик и, взглянув на него, понял, что он разорван. В голове его пронёсся момент драки с ангелом. Конечно, она должна была понять, куда он так спешит... и сломать ключ. В тщетной попытке он постучал по нему. Без толку. Столько времени отчаяния и жажды свободы от душевных мук... и тут какая-то досадная мелочь отрывает его от цели, хотя он видит её перед собой... Тщетно он стучал по барабанчику, дверь не открывалась. И тогда он закричал от досады и злобы. Вздрогнув, Эмма заткнула уши. Озлобленный на весь мир Инк выбросил барабанчик и заорал прямо в ухо малышке, питаясь её беспомощностью и страхом. Взяв её на руки, он заорал ей в лицо, а потом бросил в пыль. Гнев его был безумен и страшен и глуп. "Надежды нет, - подумала Эмма, жмурясь, - Боженька, пусть бы это было быстро. И я уйду вслед за мамой...". Внезапно он повернулся к Эмме, что-то маленькое и металлическое сжимая в руке. Эмма почувствовала, как в ноздрю ей проникает что-то железное и неприятное. Только тогда она истошно закричала... *** За изнанкой этого мира, дальше, чем коридор измерений, находится мир, где обитают ангелы. Там можно увидеть множество детей и взрослых. Там нет домов и построек. Там животные живут в мире, а ангельские существа поддерживают его. Это не рай и не награда для усопших. Просто когда там оказались первые ангелы, пространство вокруг них стало преображаться. Потому что каждое существо строит вокруг себя такой мир, каким миром является он сам. А раз жили там лишь дети да ангелы, то мир этот был светел и безопасен... Светловолосый ангел по имени Лив Сказочница, известная своей силой и мудростью, в этот день играла с детьми. Был замечательный солнечный день. В золотистой траве мелькали радужные паутинки, молодая берёзовая роща мерно покачивалась под шаловливым ветром. У Сказочницы были длинные золотистые волосы, матовая кожа и всегда добрая полуулыбка. Её так назвали, потому что её очень любили дети и она обладала мудростью через сказки говорить истину так, что ей внимали даже опытные ангелы. Больше всего она любила играть с детьми. Вот и сейчас она осторожно ступала по золотистой траве, пытаясь выследить какого-нибудь спрятавшегося за деревом мальчишку. Но сколько она не оборачивалась - никого не было видно. Иногда из-за деревьев раздавался тихий смех. Дети наблюдали за ангелом. Спустя секунду, в голову Сказочницы попадает мягкий кожаный мяч. Дёрнувшись, она падает на траву, ожидая, когда кто-нибудь из малышей появится. Вот из-за берёзы выглянула первая головка. Затем ещё и ещё. Дети окружили Сказочницу, смеясь и ожидая, когда она вскочит. Но она не вскочила. Тогда самый храбрый мальчик взял берёзовый сучок и осторожно дотронулся до ладони Сказочницы. С рычанием она вскочила, и дети бросились врассыпную, хохоча. Она поймала мальчика и подняла на руки. В этот момент из-за деревьев показался один из ангелов, который защищал Эмму прошлой ночью. Лео был довольно печален. Увидев, как Сказочница играет с детьми, он улыбнулся, а затем сказал: - Инк появился... Он этой ночью унёс Эмму. Пятнадцать взрослых ангелов не справились с ним. Сказочница, нам нужна твоя помощь. - Я ждала тебя, - вздохнула она, - Я знаю историю Инка, как её знает разве что Господь. Крепко вам досталось, ребята? Но ничего. Я знаю, куда мне следует идти. И вам тоже скоро придёт помощь. - От кого? - Свыше. Его будут звать Джейкоб. Ждите... - и больше Сказочница не сказала ничего, удалившись. Компания ангелов тем временем расположилась в берёзовой роще. Аллель чувствовала себя разбитой. - Спасибо, что вызвала подмогу в самом конце, - сказала она Ариадне. - Тебе спасибо, что разбила его ключи... - Я посижу здесь, ладно? - пробормотала ангел, - У меня снова сломан шест... надо починить до следующего похода. - Конечно... кстати, Лео сказал, что к нам направили проводника. - Проводника? - вскинула бровь ангел, - Так быстро? Недоумённо дёрнув плечом, Ариадна удалилась. Таким образом, девушка оказалась в одиночестве. Тело по-прежнему болело, но больше всего её терзало чувство вины. Чтобы отвлечься и успокоиться, она сидела и чинила сломанный шест. Надо сказать - чинить шест разбитыми руками - занятие не из приятных, и настроение её всё сильнее портилось. Вскоре, она услышала, как кто-то неподалёку шепчет: - Раз... два... три... четыре... Раз... два... три... четыре... Аллель неприязненно покосила в сторону человека, который шептал непонятную считалочку. Им оказался весьма необычный тип. Высокий, одетый не страннее чем любой из ангелов, но нёс в руке шарманку. Каждый глаз его был заклеен крест накрест чёрной изолентой. Так что он был явно слеп. На голове он носил капюшон, шептал свою считалочку и умудрялся при этом довольно сносно танцевать на ходу, выделывая настоящие балетные па. "Вроде, светлый. Похож на одного из наших, но я не могу понять, кто он, - думала ангел, - И ведёт себя, как подросток. Может, новенький? Нам на подмогу послали новичка? Да, нет. Не может быть...", - размышляя, таким образом, она продолжала наблюдать за слепцом. Он довольно бодро зашагал вперёд, а затем споткнулся и упал на землю с громким "Оу!". Аллель невольно встала, решив, что тот ушибся. Слепец выглядел живым и здоровым. Покачав головой, он раздосадовано воскликнул: - Пень! - и стукнул кулаком по земле. "Вроде, цел. Чего так расстраиваться?" - ангел в растерянности смотрела на слепого незнакомца. А потом из его рта полилась отборная ругань, заканчивающаяся словами: - Пень, сукин сын! Видя, что парень расстроен, ангел забыла про свою боль и пошла помочь бедняге, который лежал и повторял: - Раз-два-три-ПЕНЬ! Раз-два-три-ПЕНЬ! Раз-два-три-ПЕНЬ! Вздохнув, он погладил землю и сказал будничным тоном: - Привет, Земля. Как у нас дела сегодня? Аллель вздохнула и стала помогать незнакомцу встать. Он встал сам. Опираясь на её бёдра, как на столб самым непристойным образом. Поднявшись, он посмотрел на неё в упор. Именно посмотрел. Девушка опешила, понимая, что каким-то своим образом этот тип видит её. Его руки скользнули выше на плечи, а затем слепые глаза стали разглядывать лицо. При этом на лице незнакомца блуждала обаятельная улыбка. Он пальцами пробежался по её лицу, изучая его, а потом резко выдохнул, убирая руки: - Нет. Между нами ничего не выйдет... У вас не лицо бойца, да? - он усмехнулся, а затем отвернулся от неё, будто внезапно вспомнив про что-то. Странное начало и приветствие, но, надо сказать, живя на изнанке мира сего, Аллель видела и более странных типов. - Ты Джейкоб? - вспомнила ангел услышанное от Сказочницы имя, - Меня зовут Аллель. Ты можешь помочь одной девочке, которую забрал... - Подожди, - нахмурился слепой, прислушиваясь, - ты из тех, кому задали хорошую взбучку. Да! - усмехнулся он, - Бьюсь об заклад, что тебе всё ещё неудобно сидеть... Конечно, когда хорошо надерут задницу, кому удобно сидеть? Алель не понимала, причём тут её раны. Она говорила о том, как важно спасти малышку и всё. - Ты... - она задохнулась от изумления и возмущения, - Ты смеёшься надо мной? - Конечно, - серьёзно кивнул он, - Хобби у меня такое... над всеми прикалываться. Ты тоже острая на язык, да? - и тут он громко и отрывисто рассмеялся от всей души, хотя Алель не понимала, что же в этом смешного и, вообще, новичок начинал её серьёзно раздражать. - Ладно, понял, - сквозь смех сказал он, понимая, что молчание Аллель не предвещает ничего хорошего, - Буду дальше играть в адекватность. Не хочешь волшебного слова, чтобы выбраться отсюда... - Какого слова? - строго оборвала Аллель. - О твоей надранной заднице. Хотя дело не в этом... Да, никто не знает, что ты ледышка. Они все одурачены, но... от тебя и правда веет холодом. Твоя тактика - это позволить милой маленькой девочке исчезнуть, чтобы потом суметь её спасти? - Хватит! - возмущённо крикнула Аллель, дрожа от гнева, чувства вины и несправедливости сказанного. - Ого. Начала говорить, - усмехнулся Джейкоб, - У нас есть виновная, не заботящаяся о детях! - крикнул он. Аллель с большим наслаждением уложила его на лопатки, понимая, что терпеть хамство больше не намерена. И что только этот псих делает в долине ангелов? Хорошенько пнув его, она немедленно от него отошла, понимая, что сейчас ещё немного и стукнет его по лицу. - Я так и знал! - смеялся Джейкоб, - Ты воительница! Храбрый и сильный воин с горячим сердцем... Просто хотел в этом убедиться... Не переживай и не бери в голову, - и про себя добавил, - Конечно, она жестоко издевается над первыми встречными калеками, но кто бы это учитывал? Эй, Земля, - шепнул он траве, - мы ещё встретимся. - Эй, ты! - крикнула Аллель строго, - Это была шутка? Или твоя глупая болтовня имеет какую-то цель? - Но ведь ты потеряла девчонку, да? - в тон ей ответил Джейкоб. В сердце Аллель вновь ударил укол вины: - Я её не теряла! - Конечно. Она была похищена, - кивнул Джейкоб, - Но время ещё есть, - уже спокойней сказал он, - Не всё потеряно. - Ты знаешь, как найти Инка? - выдохнув, спросила Аллель. - Чёрт, конечно, нет! - усмехнулся Джейкоб, Да и кто бы захотел его искать? - вставая, иронично усмехнулся он, - Да и ты получила от него взбучку... - с удовольствием отметил он, - Поступим иначе. Найдём тело девочки. - И что мы сделаем? - с сомнением вздохнула ангел. - Вытрясем из неё эту грязь! - воскликнул Джейкоб громко. А потом, почувствовав, что Аллель озадачена, спустя секунду, громко и отрывисто засмеялся, явно получая полномасштабное удовольствие от беседы, - Да. Мы выгоним из неё беса, - смеясь, добавил он, считая это очень смешным, а потом, обаятельно улыбнувшись, добавил, - Мы её разбудим. - Великолепно! - взорвалась Аллель, - Только на неё нельзя повлиять физически! Только если ты... - она посмотрела, как Джейкоб неуклюже, кряхтя, пытается нащупать на земле шарманку, - ... только если ты Проводник. Аллель знала, что Проводники - ангелы на порядок выше. И обитают они в другой области мира. Она никогда их не видела, но Джейкоб на Проводника похож не был. Таким образом, она задумчиво за ним наблюдала. Джейкоб таки наткнулся на шарманку, потом об неё же споткнулся, чуть не упал и с третьей попытки взял её с земли. "Проводник? - изумлённо вскинула бровь Аллель, - И что? Там, наверху, все такие психи?" *** Железная штука в носу уже не чувствовалась, хотя с ней было немного сложно дышать. Эмма не знала, что это и зачем. Она не понимала так же, почему этот страшный, носатый человек так расстроился из-за барабанчика. "Наверное, он сумасшедший, - вздохнула про себя Эмма, с неохотой семеня за Инком, - Но бабушка с дедушкой меня спасут... нужно только подождать". Она успокаивала себя, но потом вспомнила собственное тело на кровати, которое увидела, когда её схватил за руку Инк. Она отгоняла от себя страшную мысль, что она умерла, и её ведут в ад. Бедная малышка была не так далека от истины. Тем временем мелькали окна в тёмном коридоре. Инк был молчалив и угрюм. Глазами он искал подходящее окно. Наконец, он остановился около одного из них. В нём был виден проём между двумя фургонами. А чуть дальше проезжая часть. "Не может быть! - сердце Эммы радостно стукнуло, - Я вновь увижу солнце! И людей! Я смогу позвать на помощь!" Не говоря ни слова, Инк простучал несколько раз во второй барабанчик, который был ключом от этого окна. Тогда окно стало плавно приближаться к нему, расширяясь, превращаясь в настоящую дверь. Затем в глаза Эмме ударил яркий свет, и вот она уже бежит вслед за Инком, который тащит её за руку. Оказывается, пыль на дороге очёнь сильно колет ноги. Оказавшись на земле, малышка стала чувствовать сильное неудобство, но стиснула зубы, чтобы не говорить. До её ущей доносился звук проезжающих машин, говор людей. Сейчас они дойдут до трассы... Но её заставляли бежать слишком долго. Что-то острое впилось ей в палец и, вскрикнув, Эмма выдернула руку, упав на землю. Инк раздражённо повернулся к ней. Он увидел, как девочка, не плача, пытается растереть ножку. Её белые носочки на подошвах были совсем чёрные. Удивившись, что она не произнесла ни слова, он озадаченно оглянулся. Помехи, вроде, не предвиделось. Выругавшись про себя, Инк понял, что нести эту девчонку он не станет, а идти таким образом ей будет неудобно. Рассеянно оторвав от своих лохмотьев пару лоскутов, он перевязал грубой тканью ступни девочки. Поймав себя на том, что испытывает к малышке подобие сострадания, он почувствовал укол стыда и боли. Глухо прорычав, он грубо поставил ребёнка на ноги и с прежней скоростью потащил за собой, решив, что если будет нужно, он поволочёт её за ногу носом об землю, хотя это может снизить её цену на совете... Когда они вышли на тротуар, Эмма увидела людей. Кто-то спешил на работу, кто-то с кем-то говорил. Никто не обратил внимания на странно одетого человека, который тащил за собой ребёнка. Чувство надежды поселилось в Эмме, и она отчаянно крикнула: - Помогите! - первый крик был слабый, её колотило от страха и взволнованности. Люди будто не услышали её. Может, тихо кричит? Инк не сказал ей замолчать, удивлённо и как-то скорбно взглянув на свою спутницу. - Помогите! - второй крик вместил в себя всё отчаяние, которое Эмма носила в своём сердце, - Помогите мне, пожалуйста! - она дёрнулась вперёд за седым незнакомцем, который не обратил на её громкий вопль никакого внимания. Никто из прохожих даже не дрогнул, услышав детский крик. Тогда Эмма увидела женщину, стоявшую у светофора. Она говорила по телефону и явно никуда не спешила. В последней своей попытке, она сильно дёрнула руку, вырвав её из ладони Инка, и побежала к этой женщине, стараясь не упасть. Подбежав к женщине, она протянула руку, желая схватить её за юбку, но её ладонь наткнулась на стену. Она будто находилась за невидимым стеклом. В какой-то мутной озадаченности Эмма, опешив, смотрела на свою последнюю надежду. Женщина даже не взглянула в сторону Эммы, а та не смогла до неё коснуться и пальцем. В реальности так не бывает, а значит... страшная догадка Эммы становилась правдой. "Не может быть...", - промелькнуло в голове у девочки. На этот раз она даже не закричала, когда услышала быстрые шаги за спиной. "Люди никогда ничего не слышат. Ни в реальности... ни здесь, - подумал Инк, почему-то рассердившись на женщину, говорящую по телефону, - Глупый, тщеславный и слепой народец!" - он резко схватил Эмму за руку, болезненно сморщившись, увидев, как ребёнок дёрнулся в сторону, будто ожидая от него удара. При этом на лице её не дрогнул ни единый мускул, она не вскрикнула, только сжала губы, стараясь молча вытерпеть боль. Поразившись храбрости и силе воли этого ребёнка, Инк вспомнил, что за всё время Эмма даже не заплакала. Что-то было такое в этом беззащитном, маленьком, светлом существе, которое так мужественно терпело боль и страх. Она была не похожа ни на одну павшую душу, ни на одного взрослого. Как часто видел Инк эти души! Уродливые в своём самобичевании, в своей самоненависти или унижении, они лелеяли себя, боялись за себя, думали только о себе, но, бессильные и трусливые, они ничего не желали делать ради себя. Поэтому невольный страх и боль заставил Инка ускорить шаг, почувствовать, что он контролирует этого ребёнка, что он в его власти. Он не перестал бояться, пока не услышал тихий-тихий сдавленный стон. Тогда он пошёл медленней. Вскоре он наткнулся на канализационный люк. Быстро откинув его, он заставил девочку лезть вниз и полез туда сам. Оказавшись в узком коридоре, заполненном трубами. он повёл ребёнка вперёд за собой. Эмма с ужасом оглядывала сырое, одинокое и тёмное помещение. Иногда со всех сторон раздавался грустный и страшный стон. Это топот людей и гул машин сливаются в единый тоскливый звук. Эмма часто дышала, во рту у неё пересохло, и ни одна вода не смогла бы угомонить этот страх и эту жажду. В голове у девочки мелькали страшные мысли, но она решительно отгоняла их прочь. То ей чудилось, что сейчас её принесут в жертву монстрам, то ей казалось, что сейчас ей откроется подземная лаборатория, и её продадут "на органы", как иногда грозился дед. Но ничего такого быть не могло, Эмма это понимала. Она была вне тела, а значит, если её что-то ждёт, то это будет нечто гораздо ужасней физических мук. Наконец, в стене, между трубами они увидели дверь. Самую обыкновенную белую дверь, которая неестественно смотрелась среди всего этого пейзажа. Инк решительно рванул её на себя, и в глаза Эмме ударил свет. Затем она почувствовала холод. Этот холод пронизывал её до косточек. Она оказалась на пороге странной комнаты или коридора. Стены были выложены толстым голубым стеклом, мраморный, чёрный пол был чист, высокий, белый потолок поднимался над ней и уходил в темноту. Здесь ей стало плохо настолько, что она не могла пошевелиться от невыразимой тоски. И стояла тишина. Мёртвая тишина. Эмма поняла, что что-то здесь убивает звук её дыхания. На душе ей стало страшно, мрачная, неестественная апатия парализовала её сознание. Душа её сжалась в комочек, в предвестии чего-то смертельно ужасного и совершенно безнадёжного. В этот момент Эмма поняла, что никто её никогда не спасёт. В конце коридора загорелся свет и на этом месте появился человек в чёрной одежде. Бесшумно. Только воздух будто стал ещё холоднее. Эмма заметила, что Инк как-то пригнулся в бессознательном поклонении. Незнакомец улыбался. Лицо его закрывала стеклянная линза, искажающая его лицо. От этой улыбки Эмме захотелось кричать. Бесстрастная, холодная и презрительная, наигранно счастливая, она действительно внушала ужас. Он смотрел перед собой, но Эмме показалось, что он смотрит ей в душу. И когда его взгляд скользнул по девочке, в глазах её потемнело, руки стали деревянными от страха. Инк молча взял её за плечо и повёл вперёд. Снова странная боль стукнула его в сердце, когда он понял, с каким молчаливым ужасом она идёт за ним, едва переставляя деревянными ногами. Когда они подошли к этому уродливому человеку в чёрном, Инк опустился перед ним на колени. Эмма, окончательно одеревенев, не смогла пошевелиться. Наконец, в этой полной тишине Инк произнёс: - Мне нужна помощь. У меня посылка. Мой ключ уничтожен. Тогда этот человек заговорил шипящим, тихим голосом, в котором звучала холодная, безразличная насмешка и притворное участие: - Ты потерпел неудачу, Инк? - Нет, - сжав зубы, проговорил он. - Потому что неудача - это вариант не для нас, Инк, - улыбаясь, говорил демон, - Только безупречность, - гордо заявил он. В этот момент его безумные, голодные, улыбающиеся глаза посмотрели в глаза Эмме. Девочка выдержала этот взгляд с поднятой головой и полным безразличием, хотя надежда в её душе продолжала умирать. - Так... вы поможете мне? - спросил он. - Да, - демон широко улыбнулся, - Ты хочешь помощи, Инк? - медленно, будто растягивая издевательство, спросил демон. Инк кивнул, пламенея от унижения, - Она нужна тебе, - вкрадчиво говорил демон, - Вместе со стыдом! - усмехнулся он, в упор глядя на Инка, пока тот сжимался ещё больше, - Это... зловоние. Стыд - это настоящее зловоние! - он презрительно вдохнул носом воздух и беззвучно рассмеялся. Затем он отвернулся и взял одно зеркало в стене. Их много висело там. От каждого из них веяло таким же холодом, как от самого демона. - Ключ не здесь, - демон протянул зеркало Инку, - Он разбит на две части. Ключи у странников. Найди все, и получишь доступ к собранию. Инк взял зеркало, но демон долго не выпускал его из руки, презрительно усмехаясь ему в лицо: - Учти, Инк... у тебя всего пара часов. Если потерпишь неудачу, то для тебя это будет конец, - демон выпустил зеркало, - У тебя только один шанс, чтобы стать хладнокровным. "Стать хладнокровным... - эти слова отдались в груди Инка спокойной гордостью, - Это значит - не испытывать стыда и унижения, быть идеальным, свысока смотреть на людишек и павших... не бояться ангелов. Не испытывать боль души". Пригибаясь, он потащил Эмму за руку обратно к выходу. Когда они покинули это место, Эмма немного воспряла духом, но состояние у неё было такое, будто кто-то выкачал из неё все силы. Она не могла без содрогания вспоминать улыбку демона. *** Перед тем, как отправиться в путь, Сказочница молилась. Прислушавшись к своему сердцу, она не обнаружила в нём ни тоски, ни сомнений, ни страха. Вдохнув прозрачный, светлый воздух, она закрыла глаза. И взгляд её устремился внутрь себя. - Готова ли я, Господи? - спросил тихий голос внутри неё. - Готова, - нежно пропело её сердце. - А если погибну... - робко шепнула её душа. - Если в тебе нет сомнений, если ты сильна духом, если будешь бороться, то не бойся смерти, ибо не потерпишь вреда от неё. Такова суть того, кто Победил - воскреснуть. Есть ли в тебе сомнения? Смотри в себя внимательно. Есть ли в тебе страх? Найди его, если есть. - Есть ли сомнения? - улыбка дрогнула на губах Сказочницы, - Есть я. И есть мой выбор. Есть ли страх? Страх - есть следствие неведения и невежества души. Я не ведаю, что приключится со мной, но ведаю, что не паду без боя. - Это мудрый ответ, - лучезарно улыбнулся голос в сердце Сказочницы, - Будет тьма и боль. Будут страдания, ибо ждёт тебя путь в ад. Но ты - ангел. И для тебя повсюду будет рай, ибо рай и ад находится лишь в сердцах тех, кто сам себя создаёт. - Благодарю тебя... - шепнула Сказочница, поднимаясь на ноги. Она оглядела место, в котором так долго жила, с наслаждением прошлась по траве и внимательно прислушалась к пространству. Определив нужное ей место, она достала из своей походной сумки ключи и несколько раз ударила в барабанчик. И солнце померкло над её головой, сменившись уже совсем иным солнцем. Мир людей. Как долго её не было здесь. Оказавшись посередине проезжей части, она спокойно огляделась. Присутствие малышки было совсем недалеко от Сказочницы. "Чтож, - сказала себе Сказочница, - она напугана, но невредима. Ты ведь не тронул её, правда, Инк?" *** Тем временем Аллель собирала экспедицию по спасению девочки. С собой она взяла всегда надёжного Лео и лучшую боевую подругу - Ариадну. Что касается Джейкоба, то он ясно дал понять, что они - лишь его свита. На все остальные вопросы он отвечал либо смехом, либо сумбурной речью, либо задумчивым молчанием. Они двигались мимо рощи в то место, где можно будет воспользоваться ключом, чтобы выйти к телу Эммы. Вся процессия двигалась по полю в полной тишине, и только позади раздавался сосредоточенный шепот: - Раз... два... три... четыре... Слепой ангел с шарманкой игнорировал любые попытки общения. Шёл себе и считал. Все трое реагировали на незнакомца лояльно, но иногда недоумённо переглядывались между собой. - Так, - темнокожий Лео тихонько обратился к Аллель, которая шла впереди всех, - Я всё понимаю, он - наша подмога, но... этот тип внушает мне беспокойство. - Не тебе одному, - иронично усмехнулась она, ещё больше нахмурившись, - Насколько я поняла, мы должны попытаться найти Эмму с другой стороны. Физически разбудить и вернуть назад. Настала тишина. Они оба понимали, что звучит это бредово. Помолчав, ангел спросил: - Понял. То есть - не понял. А как мы это сделаем? Аллель беззаботно махнула рукой: - А вот этого я не знаю, - и добавила, - Сегодня мы просто его сопровождаем. Типа как свита. Ведь он проводник, судя по всему... хотя. - Ты проводник? - Ариадна обратилась к слепому, который не обратил на неё внимания, так как его привлёк какой-то цветок в траве. - Ты знаешь, я бы не пыталась с ним разговаривать на человеческом языке. В этом мало приятного... И, да. Кстати. Он распускает руки, - заметила Аллель и остановилась, доставая из сумочки ключи, - А теперь внимание. Мы делаем это тихо и осторожно, правда, снаряжения у нас нет... - И не деритесь, хорошо? - подал голос Джейкоб. - Ну, мы постараемся, - кивнула Аллель, - Сейчас мы просто будем его прикрывать. Он анализирует место, а мы помогаем и сопровождаем. Мы не знаем, под охраной ли девочка, поэтому соблюдаем тишину. Если нас увидят, то мы будем в невыигрышном положении. Насколько хлопков по барабанчику - портал открылся, и четыре ангела с проводником оказались в лютеранской больнице. Там было на удивление пусто. Во всяком случае, оглядевшись, Аллель увидела лишь людей. Переглянувшись, наши герои быстро нашли нужную палату. Почувствовав руку Джейкоба на своём плече, Аллель глубоко вдохнула, выдохнула, сказала себе, что сейчас шум лучше не поднимать, и подошла ко входу в палату. Охраны не было. Это везение. Аллель вошла в палату и встала перед кроватью. Увидев ребёнка, ей страстно захотелось её разбудить, но она лишь закусила губу. - Что ты видишь? - раздался над ухом спокойный голос Джейкоба. - Это Эмма. Тело девочки. Она лежит на кровати без сознания, - констатировала она. - Что ещё? - продолжал Джейкоб. Аллель кинула быстрый взгляд в сторону бабушки Эммы, которая стояла у окна. - Её бабушка в палате. - Что она делает? - быстро спросил проводник. - Стоит, - пробормотала Аллель. - И она смотрит... - продолжил Джейкоб. - И она смотрит в окно, - раздражённо дёрнула плечом она. - Продолжай, - невозмутимо сказал проводник. - Сейчас бабушка смотрит на Эмму, - кивнула Аллель, - дотронулась до её лба. Джейкоб напрягся, будто прислушиваясь, улавливая ритм. Он слушал, как ладонь проводит по лбу девочки. Будто успокаивающе. Что-то здесь было не так. Что-то было странное в этом движении. Будто бабушка извинялась или чувствовала какое-то огорчение помимо того, что её внучка в больнице. И это "что-то" Джейкоб пытался уловить в хаосе ритмов линий вероятности. Наконец, он подошёл к кровати, вглядываясь вперёд заклеенными, чёрными веками. - Что-то тут не так, - прошептал он, нахмурившись. Помолчав, он спросил у Аллель, - Стоп. А где родители девочки? - Её мать умерла... а у отца забрали опекунство. Эй... Джейкоб, что ты делаешь? "Раз... два... три... четыре, - говорил про себя он, считая ритмы линий вероятности, - всё начинает сходиться...". *** Инк вместе с девочкой, получив наставление от демона, спешили обратно к тому месту, откуда они пришли. Эмма, почти полностью потеряв надежду, больше ничем не выказывала своих эмоций. Безжизненно устремив взгляд в пустоту, она бежала вслед за своим мрачным похитителем. Снова солнце. Снова улица. На этот раз Эмма даже не посмотрела в сторону людей. Словно тени, они проходили мимо неё. Такие неощутимые и безразличные. Будто кто-то поставил движущиеся, бездушные, механические декорации... Внезапно тёплый ветер пробежался по лбу Эммы, и ей показалось, что она чувствует мамин запах. Запах цветов. Эмма помнила, что волосы её матери пахли цветами и теплом. Она недоумённо остановилась. Остановился и Инк. Присутствие ангела такой силы трудно не заметить. Ангел детей. Сказочница. Остановившись, Инк стал медленно оборачиваться, думая, к чему следует быть готовым. Резко оттолкнув от себя ребёнка, он повернулся лицом к светловолосой, прекрасной женщине, которая спокойно взирала на его лицо. Этот взгляд - чистый, твёрдый и невозмутимый, заставил Инка внутри дрожать. Тело его заколотило от страха, боли и желания порвать её в клочья. Видя её такой прекрасной, он сам чувствовал себя последней никчёмной тварью. Сама Эмма заворожено посмотрела на женщину перед собой. Сказочница... улыбалась. Лишь уголками губ, но улыбка эта была тёплой, а от светлой кожи ангела будто исходил свет. "Как же мне холодно", - вдруг поняла Эмма, вздрогнув. Ранее она не замечала, но, увидев Сказочницу, она поняла, какой жуткий холод страха и одиночества сковывал её. Зная, что обречен на поражение, Инк в слепом, остервенелом отчаянии бросился на сияющую женщину. Она спокойно отбила его атаку, приложив его о металлическую перегородку рядом. Она не любила драться, и понимала, что долго это не продержится. Сказочница могла бы быстро обезвредить Инка и взять девочку, но... здесь нужно было спасти две души, и если бы она спасла лишь Эмму, Инк был бы обречён. Поэтому она лишь с сожалением следила за его атаками. Эмма же восхищённо наблюдала за женщиной. В её легких, пластичных движениях, в её глазах не было ни капли страха. "Хотела бы я быть такой же сильной и красивой", - печально вздохнула Эмма, посмотрев на свои дрожащие, маленькие, испачканные ручки. "Одной трёпкой не обойтись, - подумала Сказочница, видя, что Инк впадает в отчаяние, - Он становится одержим и непредсказуем. О, Боже, ты со мной..." - она глубоко вдохнула, вспоминая всё, что чувствовала во время своей молитвы. Это помогло ей. Во время поединка она оторвала капюшон Инка, которым он скрывал свою голову и лицо. - Нет, - Инк оторопело попятился назад. У него оказалась маленькая, бесформенная голова, тёмные, впавшие, бегающие глазки - красноватые и мутные от постоянной боли и безумия. На лице выдавался бесформенный, гадкий, длинный нос необыкновенной величины. Большие, неуклюжие уши и тонкие, дрожащие губы. Это выглядело настолько жалко, уродливо и ничтожно, что даже Эмме стало его жаль. Будто весь облик этого человека выражал стыд, презрение к самому себе и ненависть к миру, обида на Бога и потаённый эгоцентризм. Отчего-то Эмме впервые так сильно захотелось плакать, глядя на него. Сказочница тихо с сожалением вздохнула, выпустив капюшон из рук. Инк дрожащими руками неуклюже одел его обратно, сгорбившись ещё больше, пытаясь защищаться, выставив вперёд руку с грубоватым ножом. Его гневу и стыду не было предела. Не говоря ни слова, он вздёрнул рукав, под которым оказался механизм с кнопкой. Он быстро посмотрел на Эмму, которая вжалась в стену от его взгляда, а потом на кнопку. Сказочница поняла, что дело плохо. - Ты заберёшь её кишки, - грубо прорычал Инк, тряся кнопкой. - Почему? Предпочитаешь убить её, чем передать нам? - тихо спросила Сказочница, - Она ведь нужна тебе, Инк... Понимая, что она права, понимая, что загнан в угол, он согнулся и начал орать. Он привык кричать. Мало что человечного осталось в его павшем полузверином облике. Он не мог сдерживать в себе безумные порывы, накапливающиеся в нём. Сказочнице было больно смотреть, до чего можно довести собственную душу гордыней, ненавистью к окружающему миру и неверием в себя... Конечно. Ад и рай в сердце у каждого. Нет никакого специального мира, куда попадают грешники. После смерти каждый сам пожинает плоды своих мыслей и действий. Вот и всё. "О, человек, как жесток ты бываешь сам к себе... как сильно ты не знаешь себя и как ненавидишь, раз уж творишь такое, с собственными душами", - в сердцах подумала Сказочница, в изумлении наблюдая за Инком. - Хватит, - раздражённо проворчал он, собираясь нажать на кнопку. - Стой, - звонко крикнула Сказочница, поднимая руку в знак примирения и мягко улыбаясь, - послушай, давай поговорим об этом... Оставь её. Вместо неё возьми меня, - спокойно добавила она. Инк стушевался. Сказочница была ангелом, за поимку которой его бы превозносили до небес. Но ведь на совет нужно было привести именно чёртову девчонку! Инк быстро бегал глазками, пытаясь подумать, как поступить. Обида, нанесённая ангелом, жгла его стыдом, и он повторил: - Нет. С ней всё кончено. - Посмотри... - вздохнула Сказочница. Опустившись перед ним на колени, она спокойно посмотрела на него. "Ангел, - ликовал Инк, - ангел у моих ног. Я отомщу этой лгунье!" Он не мог сдержать себя. И стал бить ангела, вымещая на нём всю свою досаду и злобу. При этом он искренне считал, что честно выигрывает в поединке, хотя Сказочница не делала ничего, чтобы спастись. Она позволила сделать это Инку просто потому, что нужно было выиграть время. Нужно было, чтобы он хотя бы чуть-чуть почувствовал, что ситуация под контролем. Тогда он не сорвётся. И терпя побои, Сказочница почти не чувствовала боли и не кричала, чтобы не напугать бледную, как полотно Эмму. Когда Инк, торжествуя, приложил к шее Сказочницы нож, он понял, что лицо её, хотя печально, но спокойно, и такой сильный, светлый ангел не сопротивляется ему. Это было противоестественно. "Совсем эти ангелы сумасшедшие. Нет у них ни гордости, ни разума. Позволяют бить себя, погибают с улыбками... Где их сила? Где их разум?" - он бешено вглядывался в янтарные глаза светловолосого ангела, ожидая увидеть там ничтожную, дрожащую тварь, но он видел нечто несгибаемое, величественное и мудрое. И что-то нашёптывало Инку, что ангелы ведут себя так, потому что человек, который живёт по законам души, который старается не убивать ни себя, ни других, по-другому относится к боли и к смерти. Для них это нечто преходящее. Нечто, от чего они не терпят вреда. Ибо боль для них не важна, а смерть - не препятствие для того, чтобы стать ещё сильнее и благороднее. Такая логика - непостижимая, странная, для Инка была еретизмом, безумием. И перед этим он попросту не смог ничего сделать. А потому он резко спрятал нож. Гнев внутри поутих, уступив место холодному расчету и изворотливости. Нужно было разобраться в ситуации. *** Когда ушёл Рон, жизнь проходила перед глазами Джона. Он вспомнил свои ночные посиделки с друзьями, вспомнил похороны Шелли, суд... Стряхнув с себя это оцепенение, он отправился в зал заседаний. Долгое, тяжёлое утро продолжалось. - Доброе утро, - входя в зал, поприветствовал Джон, - Кто-нибудь хочет мне предоставить информацию? - Наш человек говорит, что Гамильтон поехал обедать после закрытия биржи. Говорят, ему предложили шесть с половиной на семнадцать... - тут же отрапортовал один из присутствующих. - Наш человек... о, Боже, мы превратились в ЦРУ, - усмехнулся Джон. Он старался быть невозмутимым, но всё мешалось у него в голове. Сделка катилась в пропасть, Эмма в коме, а тут ещё Рон со своими нотациями. В этот момент зазвонил телефон. И этот звонок не мог предвещать ничего хорошего. - Чёрт! - выругался Джон, швыряя телефон об стену, - Чёрт! - повторил он в бешенстве. Настала тишина. Сотрудники видели в таком состоянии босса впервые. "Нельзя давать им повод, чтобы пилить меня!" - сказал себе Джон и шумно выдохнул, усмехаясь. - Так. Всё нормально. Небольшая разрядка, - он снова усмехнулся, - Гамильтон, вообще-то, это пустяк. Они всё равно уже на издыхании. Мы должны победить... - Джон, чёрт, как мы должны это сделать? - недоумённо поинтересовался один из собравшихся, - Мы все знаем, что они собираются вывести предложение на рынок и с помощью обычного синдиката. А теперь ещё выясняется, что и Аполло знает об этом. Проблема была с самого начала, мы просто не можем конкурировать с их превосходством. - Боже, мы хотим сдаться без борьбы? - снисходительно улыбнулся Джон, хотя внутри него разражалась буря, - Да, возьмём биту и сделаем пару взмахов. Избегать борьбы не в наших правилах. Мы здесь и мы выиграем. - В конце концов, мы всегда могли поработать с числами, - вставила секретарь, красивая, собранная брюнетка, - Например, мы можем заключить предложение на восемнадцати. Будем креативными... - Я люблю эту женщину, - восхитился Джон, пытаясь разобраться в документации перед ним, - Это то, что я имел в виду - немного креатива. Но буквы расплывались перед глазами, мысль казалась до ужаса абсурдной. - Это чепуха, - покачал головой Джон. "Для тебя это ничего не значит", - шепнул в очередной раз голос. Апатия и депрессия вместе с этой мыслью стала тешить рассудок Джона. Он вновь был одиноким воином в своих глазах. Он вновь страдал и ненавидел мир. В голове его звучали навязчивые фразы, которые ему бросала Шелли. Фразы о том, что это должно прекратиться, и что он не может всё время пропадать на работе и вечеринках. Он попытался отогнать эти мысли и сказал: - Речь идёт о самооценке, ребята... О том, как они себя воспринимают. Аполло поднялся чертовски высоко, а мы потакаем этому. Они хотят числа - они получат числа. Насколько это серьёзно? - Серьёзно? - печально усмехнулся один из секретарей, - Это очень серьёзно. - Ладно, - кивнул Джон и сказал то, чего сам от себя не ожидал, - тогда мы встретим Гамильтона шестью с половиной. Мы предложим обязательства фирмы - восемнадцать долларов пятьдесят центов. Никто не перебьёт этого. - Джон, это чересчур большое повышение, - покачал головой его партнёр. - Дэн, я продам это. Я просто подтверждаю то, во что они верят. Эти ребята думают, что они боги, так дадим им цифры, с которыми они будут согласны, - спокойно произнёс Джон, собираясь уходить. Внутри него всё клокотало. Решение было безумным по своему риску, но единственно верным. "Они поклоняются тебе", - удовлетворённо шепнул голос в сердце. Джон сам себе усмехнулся. Память услужливо подставила воспоминание. Сельская местность, школьный автобус. Это начальная школа. Он вспомнил себя, как выходил из автобуса и шёл домой. Голова склонена, взгляд печален на красивом, детском лице. Он так живо представил себе это, что ему показалось, что он видит себя. Его окликнули ребята из автобуса. Мальчик обернулся и посмотрел на того, кто его позвал. Из окошка высовывалась пухлая рожица одноклассника. - Эй, Джон, из какого поколения отбросов ты пришёл? Ребята в автобусе дружно загоготали. - Не слушай их, Джон, - сказал себе-маленькому, видя, что тот совсем повесил голову, - не слушай их. Ты выше этого. Он повторил это, но обнаружил, что находится в каком-то магазинчике. У кассы. Большая очередь. Снова он-маленький стоит рядом с матерью. Оба очень печальны. - С вас десять восемьдесят, - говорит кассирша. - Я... - мать запнулась, - я сегодня плачу продовольственными талонами. Все в очереди это слышат. Неловко протянутые талоны. Очередь молчит, а симпатичная девочка, которая ему нравится, старается не смотреть в его сторону. Все люди избегают взгляда с ними. "Унижение", - протянул голос, отдаваясь в каждом уголке сердца печальным эхо. Это чувство было до сих пор живо в Джоне и жгло его грудь осознанием несправедливости в мире. "На что они уставились?" - продолжал тянуть голос. Мальчик Джон мрачно молчал, сцепив кулачки, стараясь не смотреть по сторонам. "Ничего. Все они сгорят, Джон!" - пообещал торжествующий голос. Встрепенувшись, Джон вытер со лба холодный пот. Воспоминание было не к месту, но оно растеребило старые раны. Всю свою жизнь он мирился с несправедливостью мира, которая плевала на него, давила его. Но он сражался, как лев. И что в награду послало небо? Отобрало жену и дочь! Джон снова мрачно посмотрел в окно. В это время ангелы всё ещё были в клинике. Джейкоб бродил вокруг кровати малышки и всё повторял свою считалочку. Надо сказать, что Аллель пришлось вспомнить все дыхательные упражнения, которым её научила Сказочница, чтобы не прижать упрямого проводника к стене и не потребовать объяснений. Последний был невозмутим. Сразу, как только он просчитал, что случилось с отцом Эммы, он отчего-то улыбнулся и, крикнув: - За мной, мои верные подданные! - устремился прочь из клиники. - Ты что творишь? - возмутилась Аллель, когда они оказались на улице. - Делаю свою работу! - гордо откликнулся Джейкоб и внезапно поднял вверх палец, приглядываясь к соседнему зданию, - Что это? Мрачноватенько как-то... - Картинная галерея, - ответила светловолосая Ариадна. - Ага. Картина, - пробормотал Джейкоб, продолжая что-то считать в уме. - Что он делает? - шепнула Ариадна, переглянувшись с Аллель. Та лишь вздохнула и покрутила у виска пальцем, на что Джейкоб прервал свой счёт и сказал: - Я же сказал, что она издевается над калеками... но кто бы это учитывал. - Он всё видит? - изумился Лео. - Он всё слышит, - улыбнулся Джейкоб снисходительно и нахмурился, - Раз... два... три... офис. Ведите меня к офису папочки. Таким вот образом вся четвёрка собралась прямо через дорогу от здания, в котором проходило заседание Джона. Оглядевшись, они стали устанавливать сигнальный маячок. Этот маячок нужен для того, чтобы вручную зажечь сигнальный жезл. - На случай, если понадобится подмога остальных, - пояснила Ариадна, регулируя хитрый механизм маячка, который имел вид шкатулки. При открытии выдвигалась конструкция типа металлического лего. - А если всё пойдёт хорошо, - вставил Джейкоб, - именно подмога нам и понадобится... - Тише, - выдохнула Аллель, увидев, как Джон выбегает из здания. Она через дорогу чувствовала, как от него веет отчаянием, обидой и самобичеванием, - назад... Внезапно Аллель увидела, как Джон роняет бумаги. Кто-то попытался ему помочь, но Джон довольно грубо ей ответил. - Он впереди нас по временной линии, - нахмурилась Аллель. А затем Джейкоб нахмурился. Рядом с Джоном находился демон, которого он почувствовал всем своим существом. И не просто демон. Это существо, судя по всему, преследовало его всю жизнь, и довольно успешно. "Значит, таков, Джон, твой выбор был когда-то. Не успев увидеть свет в себе, ты стал частенько прислушиваться к голосу тьмы", - печально заключил он про себя. - Он идёт к своей машине, и демон следует за ним, - заметила Аллель, поморщившись при виде демона. - Как выглядит демон? - голос Джейкоба вновь стал деловитым и серьёзным. Он больше не дурачился. - Большой и довольно уверенный в себе. Спокойный, - ответила Аллель. Помолчав немного, Джейкоб тихо отошёл от компании ангелов, насчитывая про себя свою считалочку: - Один... два... три...четыре... - А что делает демон рядом с ним в дневное время? - нахмурилась Ариадна, - Такого ведь не бывает... Что это значит? Лео вздохнул и сказал: - Это значит, что он обречённый на гибель. Он погиб. Его смерть фактически уже произошла... Он сделал свой выбор. Душа его держится с ним на тонкой ниточке... но в теле её практически уже нет. Он не слышит её. И это продолжается давно, судя по всему. В душе Аллель зашевелилось плохое предчувствие, а Джейкоб бродил рядом с тротуаром и следил, как отъезжает машина. И всё считал про себя, глядя слепыми глазами ей вслед. Казалось, он чего-то ждал. *** В конечном счёте, дико повращав глазами, Инк заявил, тыча пальцем в Сказочницу: - Ты - моя пленница! Я заберу и тебя и девчонку! Хотя Эмма совсем упала духом, но рядом с ангелом ей стало чуть спокойнее. Втроём они молча пошли вперёд и шли до тех пор, пока шумная часть города не осталась позади. Глазам открылась территория заброшенных заводов, чьи мрачные остовы чернели на ярко-голубом небе. Здесь царила удручающая тишина, и Эмма порой печально оглядывалась назад, встречая глазами голубое небо, которое вот-вот должно было скрыться от её глаз под сводами громоздких развалин. Сказочница, оглядевшись, узнала это место. Одно из тех, где часто можно встретить потерявшихся душ или странников. Скорее всего, к одной из таких душ нужно было попасть Инку, чтобы получить ключи. Увидев, что девочка падает духом, Сказочница стала её подбадривать. Она долго с любопытством смотрела на неё, пока не почувствовав на себе взгляд, Эмма не повернулась. Сказочница тут же сделала вид, что не смотрит на неё и стала с преувеличенным любопытством рассматривать цепь, которой была связана с Инком. Так повторилось ещё несколько раз, и каждый раз это повергало Эмму в недоумение: "Как она может веселиться, когда её сковали цепью?" В конечном счете, взглядами они всё-таки столкнулись, и Эмма печально, без улыбки обеспокоенно оглядела Сказочницу, осторожно спросив: - Ты в порядке? "Она спросила, всё ли в порядке у меня, - улыбнулась про себя ангел, - а сама едва жива от страха". - Да, - Сказочница беззаботно улыбнулась. И улыбка её была такой солнечной и невозмутимой, что все беды тот час же отступали. Казалось, что и проблемы нет никакой. - А он плохой? - снова спросила Эмма, немного расхрабрившись, кивнув в сторону впереди идущего Инка. - Ну, - ангел печально оглядела мрачную фигуру своего провожатого, - добрым его назвать нельзя. А что ты думаешь? Он кажется тебе плохим, Эмма? - Ты знаешь моё имя? - тут же сощурилась девочка, проигнорировав вопрос ангела. Сказочница довольно улыбнулась: - Я много о тебе знаю. Эмма внимательно разглядывала ангела, но не узнавала это сияние, идущее от её кожи и волос. Узнавала лишь тёплую улыбку. Когда-то давно ей так же улыбалась мама. - Откуда ты так много знаешь обо мне? - спросила Эмма. - Ну, вот смотри... когда ты ложишься спать, тебе нравится видеть сны? Так вот, когда ты спишь, приходят люди, вроде меня. Они дают тебе, твоей семье и тем, кого ты знаешь, добрые сны... Инк, услышав речи Сказочницы, почувствовал тупую боль в сердце. "Лгунья, - подумал он, - Добрые сны... Вы не всем посылаете добрые сны! Тщеславные мерзавцы!" Он остановился, сжимая руки в ярости. Сказочница и Эмма тоже остановились. - А он приносит кошмары? - нахмурилась Эмма. Ангел сочувственно посмотрела на Инка и произнесла: - Нет. Пока ещё нет... - Тихо! - рявкнул Инк и направился дальше. Сказочница даже не дрогнула. Она поняла, что он слышал её. "Что ты понимаешь?" - мрачно думал Инк, не поворачиваясь. Эмма задрожала и тихо спросила: - Ты можешь забрать меня домой? - Нет, - печально покачала головой Сказочница, - Я не могу этого сделать. А почему ты хочешь вернуться домой? - Я боюсь... - прошептала она. - Это очень странно, - задумчиво пробормотала ангел, - Никогда бы не подумала, что львица может бояться. Эмма скорчила недоумённую рожицу. - Львица, - повторила Сказочница, - Только не говори, что ты не знаешь! Девочка растерянно покачала головой: - Знаю что? - Инк не сказал тебе, - кивнула Сказочница, - Ты знаешь, что ты больше не маленькая девочка? В этом мире ты становишься кем-то другим... Загадочные слова ангела пробудили в девочке спящую отвагу и воображение. Она тут же представила себе храбрую львицу с золотой шёрсткой, которая, конечно, была сильнее всех. - Как только ты появилась здесь, ты стала превращаться в львицу, - торжествующе заключила Сказочница, - Ну, ты всё ещё выглядишь, как маленькая девочка, но ты начала превращаться в львицу, как только ты проснулась здесь! - Правда? - с сомнением произнесла Эмма, ткнув себя в щёку, думая обнаружить там шерсть. - Да, - кивнула Сказочница, - поэтому я и удивлена. Обычно львицы большие и храбрые. Ты точно это знаешь. - Выдумываешь, - пробормотала Эмма с прежним сомнением. Тем временем, Инк снова остановился. Речи Сказочницы терзали его, он едва-ли находил в них смысл. - Я? - усмехнулась ангел, - Я так не думаю. Ты могла бы поучиться рычать. Трудно быть львицей без хорошего рыка. Она говорила, а сама понимала, что Инк остановился, чтобы наказать её. И она ожидала удара, который последовал. Он схватил её за горло и прижал к земле. Снова он не увидел страха в её глазах и прорычал в лицо: - Выдумщики! - он всё вглядывался в её лицо с прежней болью и ненавистью, удивляясь тому, как она спокойна, - Лжецы! Но скоро я освобожу тебя... - добавил он презрительно. Было