Проснулся сегодня около семи утра. Свежий воздух из распахнувшегося окна наполнил бодрящей прохладой мои легкие. Я встал с кровати - спать больше не хотелось, да и валяться тоже. Встал не потому, что мне не хотелось тратить время, которого у меня почти не осталось, а просто оттого, что мне захотелось встать. Яркое солнце на голубом ясном небе манило из дома. Я оделся второпях и вышел. Ничто больше не держало меня здесь, в этом забытом богом доме, расположенном на окраине серого и давно уже прогнившего изнутри города. У подъезда меня ждала дворовая собака - мой новый друг. Мы познакомились совсем недавно. Кажется, это произошло в тот самый день, когда я в последний раз шел поздним вечером от доктора, и когда он объявил мне, что... Словом, в тот самый день, а точнее вечер, я и познакомился с этой собакой. - Шарик... О, черт. Что это со мной? Неужто совсем памяти не осталось? Какой же это Шарик! Так, нет, подожди. Как же тебя зовут? Я стал пристально всматриваться в собаку, надеясь, что ее облик как-то напомнит мне имя этого плешивого пса. "Надо же, - подумал я, - забыл имя лучшего друга! Черт меня дери!" - Ладно, брат. Пока не вспомню твоего настоящего имени, будешь зваться Шарик. Надо же мне как-то обращаться к тебе. Шарик! Ну что, договорились? Давай лапу, Шарик. И я протянул новозванному другу руку. Шарик слегка фыркнул, взглянул мне в лицо своими усталыми вечно слезящимися глазами и, наконец, потянул лапу в сторону протянутой руки. Лапа Шарика почти совсем облезла и уже начала покрываться струпьями. Шарик был тоже болен. И с каждым днем, встречаясь с Шариком, я невольно находил его состояние все более негодным. Шарик не годился для существования. Он был болен, слаб, труслив, чрезмерно доверчив и всякому своему обидчику готов был простить все нанесенные им обиды за одну жалкую подачку. Не знаю, чем пришелся по душе мне этот... э... Шарик. Возможно, тем, что в глубине души я и самого себя тоже признал негодным для существования. Мы прошли несколько переулков пешком. Мне хотелось побыстрее выбраться из города. Но денег на транспорт совсем не было. На одной из улиц, где раньше располагалась моя школа (теперь вместо нее был супермаркет) я увидел знакомое лицо, хотел было поздороваться, но, слава богу, вовремя одернул себя - не хотелось драматичных сцен. Это был мой друг. Он прошел мимо, кинув на меня взгляд, полный тревоги, страха и отвращения. Он все сделал правильно. Он перестал общаться со мной, как только узнал о подлинном смысле моего состояния. Не могу сказать, что я не способствовал нашему расхождению. Вполне возможно, что мы разошлись именно из-за меня. Черт возьми, я не помню, как его звали. Кажется, что-то на "а". Антон, Алексей, ан, ман... черт, не помню. - Шарик, ты помнишь, как его звали? Шарик пролаял что-то в ответ. Солнце распустило крылья своих лучей и медленно поднималось над горизонтом: все выше и выше. Оно двигалось, как огромная жарптица, забывшая обо всем на свете. И с каждым взмахом ее крыльев на земле становилось все жарче. Спустя примерно час нам с Шариком удалось выйти за пределы города. Шум от автомобилей здесь был уже не такой оглушительный, а воздух стал ощутимо более свежим. Шарик с лаем бросился на поросшую мелкой травой поляну и стал валяться там. Мне показалось это забавным, и я тоже с криком бросился в траву. Навалявшись вдоволь, мы отправились в лес. Мне не хотелось ничего собирать в лесу. Мне не нужны были ни грибы, ни ягоды. Я искал только возможности пообщаться с кем-нибудь из животных. Шарик уже знал об этом моем пристрастии, и поэтому при всякой выпавшей на мою долю возможности он старался не мешать мне. Мы долго блуждали по лесу в поисках неизвестно чего. Наконец, на одном из высоких деревьев я увидел белку. Я ожидал этой встречи, и едва завидев белку, вытащил из кармана приготовленный корм. По-видимому, белка была очень стеснительной - мне пришлось прождать около трети часа, пока она не решилась спуститься ко мне с дерева. - Как дела, грызун-попрыгун? - спросил я у белки и протянул ей ладонь, наполненную кормом. Белка постояла в нерешительности еще около пяти минут, в течение которых она все что-то вынюхивала своим черненьким носиком. Затем, наконец, решилась и подошла к моей ладони. Взяв несколько зернышек, она тут же отпрянула назад. Шарик смотрел на все это откуда-то издали. Я взглянул на часы и вдруг вспомнил: - Ба! Да сегодня же день получения пособия! Ну надеюсь, сегодня уж я поем на славу. Привыкнув к моим разговорам, белка уже без всякого страха ютилась около моей ладони и смело брала своими коготками из нее зернышки. Я мог бы оставить корм и у дерева, и тогда белке не пришлось бы бороться со своим страхом. Но я кормил белку с рук, хотел, чтобы она привыкла ко мне, а я к ней. В конце концов, я делал это из-за потребности в общении. На сегодня, пожалуй, хватит. Пора идти. - Шарик, ты со мной? Шарик залаял откуда-то издали. - Ну белка, прощай. Приятно было пообщаться с тобой. Я высыпал остатки корма на землю, отряхнулся и пошел. Сделав несколько шагов, я оглянулся - белка пробежала несколько метров мне вслед. "Привыкла, что ли?" - подумал я. Дорога к дому проходила по самому пеклу. Тепло шло отовсюду: от земли, от асфальта, от домов, от воздуха, - отовсюду. На миг я почувствовал, что задыхаюсь. Я упал на землю и несколько минут пролежал без движения. Я вслушивался в себя, вслушивался в движение вокруг, я вслушивался в мир. И мир говорил мне: живи. Через некоторое время я вновь пришел в себя. Я перестал вслушиваться. Шарик лизал мне лицо шершавым языком. У него изо рта нестермимо воняло. Я почувствовал, что у меня началась эрекция. "К чему это?" - подумал я. Затем подумал, что у меня скорее всего тоже воняет изо рта. - Это потому, что я два дня ничего не ел, - сказал я вслух. Я встал и пошел дальше. Проходя мимо знакомой улицы, где вот уже больше десяти лет как нет моей школы, я вновь вспомнил о своем друге. И тут я вспомнил, как его звали. - Кирилл! - вскричал я. - Ну конечно же! Артемов Кирилл. Вот откуда "а". Просто я звал его так: Арт-Кирилл. Он ведь художник! Надо же... Тут мне снова стало плохо от слишком сильной жары. Я решил лечь на тротуаре и полежать. На этот раз лежать пришлось довольно долго. Я почувствовал, что не могу пошевелить конечностями, и стал ждать, пока это пройдет. Шарик жалобно скулил возле меня, как будто предчувствовал беду. Я стал вспоминать слова доктора касательно примерного дня. Странно, я почти ни разу с того момента не думал об этом. Я знал, что... что дата весьма конкретна. Однако, точный срок меня почему-то никогда не волновал. "Так почему же, зачем это я тогда вдруг..." - Молодой человек, что с вами? Вам плохо? - окликнул меня какой-то человек. - Мне? О, да бросьте! Мне хорошо, очень даже хорошо, - сказал я уверенным голосом. - Такой теплый асфальт. Так приятно на нем полежать. Хотите со мной? - Черт с тобой! - проворчал человек пожилой наружности себе под нос. - Алкашни-то развелось! "Итак, о чем это я? - продолжил я мысль. - А! Точный срок, точный срок... Сколько же? Сколько он сказал? Т... Три... Кажется, три. Три, да? Точно. Значит, три. А когда он об этом говорил? Кажется, это было в мае. Так, нет, погоди. Дай-ка посчитаю. Август, июль, июнь. Точно! В конце мая. Угу. Это как раз три месяца назад." Я попробовал пошевелить конечностями. Но они не двигались, они как будто молчали, не хотели откликаться на мой зов, игнорировали меня. Мне стало грустно. - Шарик, расскажи мне какую-нибудь историю. А, Шарик? Шарик, свернувшись калачиком, лежал рядом со мной. Спустя примерно полчаса мои конечности вновь обрели движение, и я встал. Я решил идти прямо в сбербанк, чтобы получить деньги и как следует поесть сегодня. Паспорт был у меня с собой. Направляясь к банку, я думал о хорошем. Думал, о том, с каким удовольствием сейчас я пойду в магазин и накуплю там себе еды; думал, как буду все это готовить. "А может, к чертям все это и махнуть в ресторан? Тоже мысль! Или в бар! Еще лучше! Вполне возможно, что мне удастся найти на сегодня какую-нибудь компанию разговорчивых людей и проболтать с ними до ночи. А если нет? Ну, а если нет, пойду домой и посмотрю какой-нибудь интересный фильм. Вот будет вечер! Я весь в предвкушении!..."