Уже закончилась золотая осень, слетели весёлыми разноцветными бабочками листья с деревьев и растаяли огоньками на грязных дорогах, солнце скрылось за тучами, спрятав своё тепло и улыбку. Из дома выходить не хотелось, тем более идти или ехать на рыбалку. Но как обычно и бывает в жизни, то чего не хочешь - обычно и происходит. В то октябрьское воскресное утро я только успел проснуться и попить чаю, как к крыльцу подъехала знакомая легковая машина. В дверь входил мой хороший друг, любитель рыбалки. Через час, мы, надев плащи, уже были на рыбалке, на реке Кеме. Но мы сменили, кажется, все снасти, потопили по воблеру и по хорошей блесне, оставив их в топляках, а поклёвок не было. На удочку тоже рыба не клевала, хотя мы пробовали ловить и на заливе у травки и на глубине. Насаживали на крючки червяка, хлеб и даже привезённого мотыля. Но рыба то ли была сыта, то ли была одурманена низким атмосферным давлением в тот день, а может быть восточный ветер, самый не рыбацкий, делал своё дело. -А может на колбасу попробовать! – отчаянно предложил мне друг. Но и на колбасу, даже на копчёную рыба не клевала. -Нам больше достанется!- вымотал снасти мой товарищ и предложил -Сматываемся! Какой сегодня клёв? Зря приехали! Я уже завёл мотор и направил лодку в направлении посёлка, как вспомнил, что однажды слышал об одном таинственном месте, но ни разу ещё там не ловил, просто не приходилось. Обычно в нашей реке и так рыба ловилась во многих местах. А вот сегодня был тот случай, когда можно было проверить одну необычную легенду, которая стала мне известна совершенно недавно. -Давай ещё доедем до одного места и домой! А может, повезёт? – предложил я расстроенному неудачей другу и резко развернул лодку. Через десять минут мы были на месте. -Кажется здесь!-я заглушил мотор и сел за вёсла.- Точно здесь, вот ручей, справа бывшая деревня Конёво. Так и есть это - Самсонов ручей! Разматывай удочки, наживляй крючки! Кусты с берегов ручья тянули к нам свои ветви, тростник шептал нам непонятные молитвы, вода ручья хотя и отражала низкие осенние облака, но была чёрной как бездна,хотя глубина в ручье не превышала и трёх метров. -А может не стоит? Такая же река, опять без рыбы! – пессимистично поглядел на меня друг, с неохотой берясь за удочкой. Вода в ручье была чёрной и казалась непрозрачной, мрачной и какой-то таинственной. Я размотал удочку, наживил крупного червяка, и забросил его метров за шесть от лодки, как раз в самую тёмное чрево ручья. Я не успел ещё увидеть того, как поплыл по волнам мой поплавок, как друг уже тащил окуня грамм на триста: -Чёрный как негр! Давай, давай сюда! – хватал рукой в воздухе мой напарник рыбину. И мой поплавок через минуту исчез в чёрной пасти ручья. -Окунь, полосатик!- подумал я и не ошибся, поклёвка была сильной и резкой. Но окуня я вытащил не меньше чем мой сосед. Куда бы мы ни забрасывали в этом ручье, всюду клевала рыба жадно и с большим аппетитом, нарываясь на крючки наших удочек. В нашем улове были: и сорога, подмигивающая нам красным глазом и подлещики, чмокающие своими толстыми губами, и даже щурёнок, заглотивший крючок до самых кишок. Я не пишу про окуней! Всё дно лодки шевелилось и мельтешило красным опереньем речных разбойников. Уже после рыбалки, выехав из ручья, мы попробовали ловить рыбу в другом месте, но клёва не было. И казалось, что сегодня вся рыба из реки Кема скопилась в маленьком убежище с необычным названием Самсонов ручей. У друга не хватало слов для восхищения: -Вот это клёв! Цапкой! Темнело, тучи закрывшие горизонт, теперь казалось, подступали к самой лодке, вытащив ещё по горбачу, мы отправились домой. И уже дома за ухой, я всё - таки решил раскрыть тайну Самсонова ручья своему другу, умирающего от любопытства. Поведанную мне моим дядюшкой Леонидом Михайловичем. -А произошло это давно, в трудное и голодное военное время - рассказывал мне мой умудрённый жизнью дядюшка. - По- хозяйски смело и без предупреждения входила военная зима в маленькую деревушку, отворяла двери, вламывалась в щели, забиралась под крыши домов, жавшихся к истерзанному дождями, ветром и снегом лесу. Река уже скованная льдом, поднимала свой сверкающий на солнце щит почти до самых сереньких домиков. Казалось, всё умерло от такой жестокости и своеволия зимы, ан нет, мычала в надежде на тепло скотина в промёрзших хлевах, с грохотом хватал мороз по углам домов, молча плакали обречённые на голод люди, выброшенные войной из своих родных мест – эвакуированные. Голод костлявой смертной рукой сжимал всё живое, убивал хуже петли и пули. -Опять Самсониха приходила! Хлеба просила, картошки! Дала немного!-жаловалась моя мать свой матери, старухе с морщинистым и строгим лицом. -А нечо давать! Сами скоро с корзинкой по миру пойдём! Неужто дала, а своих-то чем кормить будешь?- пыталась та надоумить свою дочь. -Дак, ведь внучка у ней умирает, а как же без хлеба, авось протянем, картошка есть, корова тоже, молочко будет! -Будет, будет…- боршала старуха - ничего у нас не будет! Вся зима впереди. -Девочку жалко, ведь третий годик всего, помрёт! – не унималась моя мать. -Нас бы кто, дура, ты такая, пожалел…Твой-то кормилец без вести пропал. Он только и пожалеет!- бабка перекрестилась на чёрную икону в углу - Да, ладно, дала и дала. Чево, я право не понимаю. Сердечушка, не имею? Верно, уж сказано: последнее отдать – дело святое! -Мамка, а мы то когда есть будем?- подскочил я к матери в надежде на обед. -Будем, будем, вот бабка что-нибудь сообразит и поедим! Так и прожили мы зиму, как говорят - жарили воду, голодали сами, но помогали Самсонихе, лишённой всяких средств существования. Наступила весна. И мы ребятишки, жившие у реки, знали, как теперь пополнить скудный рацион семьи. Вырубили удилища, нашли крепких ниток, сбегали в мастерские, где мужики изготовили нам из проволоки крючки и приступили к рыбной ловле. Каждый день мы приносили домой то несколько сорожин, то с десяток окуней. А если удавалось поймать подлещика или язя, то через деревню мы несли свою добычу, гордясь своими заслугами как медалями или орденами. А мать с бабушкой эту рыбу сушили, варили, жарили и даже делали котлеты, бывшие ещё недавно пределом мечтаний. Приходила и Самсониха за рыбой, с радостью она брала рыбёшок: -Хоть не рыбно, но ушно!- и несла её своей выздоравливающей внучке. А однажды, после рыбалки она подозвала нас и стала спрашивать о том, как мы ловим рыбу, где и на какие снасти. После нашего торопливого рассказа она вдруг поняла, что рыбу ловят все ребятишки нашей деревни и конечно на берегу случаются и потасовки, и зуботычины в борьбе за рыбное место. А мы в то время не могли ещё похвастаться ни своим возрастом и не своей силой. Самсониха уложила в кастрюльку очередную порцию мелких окуньков, выловленных в этот день нами, и позвала нас к себе домой: -Рыба рыбою сыта, а человек человеком! Справные вы ребятки, а вот рыбы ловить не умеете. Но я вас научу, айда со мной, только хлебца чуть-чуть захватите. Я знал, где мать хранила хлеб, достал маленькую краюшку и засунул её в карман. Бабка Самсониха жила в каком-то полуразваленном доме на краю деревни, брошенном хозяевами ещё до войны из-за ветхости. Помниться Самсониха приехала к нам ещё в начале войны, но дома мы у неё не бывали. А теперь мы поднимались по разваленным ступенькам высокого крыльца. Дома у Самсонихи было как-то темно, некоторые окна были заколочены одеялом для сохранения тепла. Первый раз мы увидели и внучку Самсонихи, белокурую и синеглазую, она играла на полу, катая деревянные катушечки от ниток, её волосы были связаны голубой лентой. -Только, ребята, ни-ни!- Самсониха прижала свои губы указательным пальцем.- Никому говорить нельзя, а то сила заговора пройдёт! Мы стояли, не понимая о чём говорит старуха, я держал руку в кармане, жалея кусок хлеба. -Ну, Лёнька, хлеб давай!- прошептала таинственно старуха, протянув ко мне костлявую руку. Я повиновался. Самсониха взяла в руки мой хлеб, стала мять его в ладонях до тех пор, пока он не принял форму маленького мячика. Затем старуха начала щипать его, чего-то приговаривать и шептать. А затем, поднялась на стул, и что-то вынула из-за иконы. Разломила хлебный мячик и добавила в хлеб щепотку не то соли, не то муки. Вновь размяла хлеб, нацарапала на нём ногтем какие-то неведомые нам знаки, вновь размяла и со словами «Аминь, аминь» подала нам этот хлебный мячик. -И так, ребята, слушайте меня внимательно! Никому, никогда, даже мамке не говорите, что я вам помогла рыбу ловить. А сейчас пойдите на реку и бросьте этот хлеб в воду, там, где вы будете ловить рыбу. Сделайте это до заката солнца. А завтра сможете ловить рыбу, она будет клевать у вас всегда и днём и ночью, зимой и летом. Только о нашей с вами тайне не говорите ни одной живой душе. А то сила вся пропадёт! Поняли? Мы выбежали с братом на улицу, не веря в чудо: -Клевать всегда будет!? Зимой и лето, днём и ночью!? – повторяли мы слова старухи как молитву.- Только никому, ни одной живой душе рассказать нельзя… За десять минут мы добежали до реки, как раз до того места, где мы ловили всегда. А там, на берегу уже сгрудились мальчишки. Они громко спорили, видимо делили территорию, кто-то из пацанов уже плакал. -А может в другое место бросим!- предложил я,-Только куда? И тут я вспомнил, что рыбу ловили у нас везде по берегу реки. И клевала она охотнее на урезе, как раз в том месте, где отмель срывается в глубину. Проблема была в том, что подойти к рыбному месту было очень трудно. Где-то мешали кусты, где-то деревья, топкое место или коряги. Но наши деревенские почему-то никогда не ловили в Чёрном ручье, что впадал в реку Кема в километре от деревни. Мы поспешили туда, и выбрав место поудобнее, бросили туда нашу колдовскую приманку. Вечером чтоб не сдать старуху я признался матери, что утащил хлеб без спросу и съел его. Мать заругалась. -Да не один я, мамка, с братом!- успокоил я её. Целый месяц мы приходили домой с большими уловами: каждый день мы вываливали дома из своей корзины больших окуней, подлещиков, сорогу и ресту. Бабка Самсониха приходила за рыбой, но взгляд её помрачнел, она часто плакала. От матери мы узнали, что внучке её слало хуже, у неё жар, и врач, побывавший у девочки, поставил неутешительный диагноз: туберкулёз лёгких открытой формы. Дни девочки были сочтены. В сенокос на Петров день она умерла. Мы с братом не ходили на её похороны, испугались. А через день после похорон исчезла и Самсониха. Искали её всей деревней. И мы с братом по утру пошли на поиски, нас отправили обследовать Чёрный ручей. Мы дошли то того места, где мы с успехом ловили рыбу, и вдруг среди белых кувшинок я увидел голубую ленточку. Мне стало как-то жутко, я крикнул брата: -Позови взрослых, я ленточку нашёл! – и сам отошёл от ручья. Мужики забрались в воду и скоро обнаружили Самсониху, видимо упав в воду, она выпустила из рук свою драгоценность. Похоронили её по быстрому, в тот же день. А нам взрослые наказали никогда не ходить на этот проклятый ручей, названный вскоре Самсоновым. Но прошёл год, страх отошёл, и мы с братом продолжали бегать на наше рыбное место. Иногда на рыбалке мы с братом доставали голубую ленточку из потайного места и вспоминали Самсониху, её внучку, войну и голод. Вот весь этот рассказ моего дядюшки почти дословно я и доверил своему другу. -Брехня какая-то! Рыба заколдована? Или ручей?- отмахнулся мой товарищ. Но после той успешной рыбалки, я много раз бывал на Самсоновом ручье, но рыба не клевала. Заговор потерял силу, наверное, из-за меня…